Страница 46 из 72
Борис Игнатьевич рассмеялся:
— Стоило б наоборот, но изволь. Прогуляемся, раз любопытно. Пешие прогулки, Майкл, стимулируют организм в любом возрасте. Видел бы ты мою клинику! Премии, гранды, звания. Заграничные светила съезжались для шпионажа и обмена опытом. Я такие операции делал, думал, хирурга не тронут. Наивный! Сослали в Затишье со всеми регалиями. А тут что? Тут беда одна, и болячка одна, и лечение страшное. Разве я для того рожден? А Власелина? Три ученые степени! А Гордей? Эх, что говорить. Собрали в пучок и засушили, точно сорные травы с болота.
— А в наши дни что вас держит? Собрали чемодан и обратно!
Борис Игнатьевич сморщил лоб:
— Как объяснить? Слово «долг» знакомо? Да и сдружились мы, друг в друга вросли, сроднились и породнились. Нас вырвали с грядок и сунули в воду, а мы корнями сплелись и выжили. Вот такой забавный эксперимент, смешанный травник со всего Троемирья. Что ж, мой любознательный друг, мы добрались до ворот. Вон и Горыныч меня встречает. Всего наилучшего! — тут он запнулся и с силой стукнул себя по лбу:
— Память опять переклинило. Во-первых, ночью будет гроза. Во-вторых, Марьюшке передай, что той девушке стало лучше. Вроде у Маши поручение было? Вы еще приходили вдвоем. Гордей разрешил посещения.
— Ух ты! Отлично! Я передам! — Майкл даже подпрыгнул от радости. — Спасибо вам, дядя Боря!
— Ну, все же Борис Игнатьевич Пряхин, — с улыбкой поправил главврач.
Вместо того чтоб спешить домой, Майкл сразу побежал к Ромашке. Там уже сидели Веник и Влад, в ожидании друга грызя сухарики. Мать Ромашки была из простых, дочь не любила, лаской не баловала. Машка росла, как сорняк, чем бабка одарит, тому и рада.
Майкл посмотрел на скромный обед, вывалился во двор, махнул огородами к дому. Тетя Таня лишь посмотрела с укором, но сразу выдала корзинку с провизией. Она снова плакала о сестре. Майкл шепнул, что мама жива и что Гордей ее разыскал. Тетя Таня заметно ободрилась, чмокнула племянника в щеку и благословила на пир с друзьями.
Корзинке со снедью обрадовались.
Пироги, калачи, козий сыр и зелень, стопка блинов, варенье из груши и — о чудо! — фисташки в отдельном пакетике.
Влад сразу схватил орехи, захрумкал в затемненном углу. Впрочем, от сыра не отказался и блинами с вареньем угостился на славу. Остальные налегли на пироги.
Венька успел рассказать Ромашке о результатах вылазки к Кругу, Майкл же дополнил историю своими злоключениями в Кунсткамере. Заодно поведал о братке-шишк
Его слушали, раскрыв рты, даже грозу всерьез не восприняли. Заголосили наперебой, куда там собранию волонтеров:
— Это что же, гнильцы пробираются к Дому? Хотят разрушить его изнутри?
— Эх, а Власелина с Тамарой поехали на задержание!
— Зиночка все почистит грозой.
— Слушайте, к девочке можно зайти! Завтра после уроков!
— Может, сбегать? Взглянуть хоть издали, как работают настоящие профи? Тайная типография, а мы опять не у дел!
— Я не пойду! — осадила Ромашка. — И вам не советую, Веник. Кто-то же должен соблюдать правила? Сказали нельзя, значит, нельзя.
— Власенька говорила такое?
Майкл подумал, качнул головой:
— Просто позвонила Тамаре. Запретов никаких не звучало.
— Это же по умолчанию! Раз не разрешили, значит, запрет! И вообще, дуйте-ка по домам. Скоро гроза. Ну и мама вернется.
Мать у Ромашки пила запоем уже четвертые сутки. Было видно, как ей неловко. Как не хочется, чтоб пьяная мама кричала обидные вещи про Навь.
Веник вздохнул сочувственно:
— Держись, царевна. А мы пойдем. Вот тебе пирожок напоследок, самый вкусный, с повидлом!
— Спасибо, Свистун, — укорила Машка. — Чужим пирожком одарил. Миш, передай поклон тете Тане. Без нее я б совсем пропала.
— Завтра после уроков к эльфийке! — напомнил ей Майкл с порога.
Машка сразу заулыбалась, предвкушая доброе дело.
Едва за ними закрылась калитка, Венька тренькнул велосипедом:
— Прокатимся до типографии?
— Само собой, — откликнулся Влад.
Майкл не стал перечить друзьям, его распирало от любопытства.
Ведомые ушлым Венькой, знавшим все закоулки Затишья, домчались за десять минут. Пару раз перекинули велики через чьи-то заборы, в сумерках затоптали тюльпаны в небольшом палисаднике. Зато срезали солидный угол и на финише летели под горку, почти не касаясь педалей.
Затишенский комбинат высился мрачной громадой, словно средневековый замок. Здание красного кирпича, с башенками на крыше, с готическим портиком на проходной смотрелось как призрак из сказки Гофмана, совершенно неуместной в этих полях.
— Раньше на комбинат, — вполголоса поделился Венька, — свозили молоко со всей округи. Тогда еще держали коров. Даже марка была своя, так и называлась: Поместье. Сыры, творожная масса, мороженое за три копейки. Я пробовал, объедение! Чудило-Павел мне приносил, когда я куксился и канючил. А я, признаться, нарочно скандалил, чтоб полакомиться лишний раз.
— А сейчас ты с кем живешь, Венька? — не удержался Майкл.
— Да ни с кем, — беззаботно отмахнулся Свистун. — Формально числюсь за внучатым племянником, вроде как под опекой. Но потомку такой подарок негож, ни прибытку с меня, ни покоя. Не парься, Михей… Смотри-ка, молния!
В окне комбината сверкнуло, еще раз.
— Вижу его! — услышал Майкл зычный голос Тамары.
— Слышу его, — откликнулся Влад, свистящим шепотом, змеиным шорохом.
Он поправил очки и встал очень прямо, будто осиновый кол проглотил. Сумерки окутали его, точно плащ, колыхались, опадали складками. На фоне замкового комбината Влад смотрелся потрясно.
— К нам прорывается, гад. Укрылся в бумажную пыль и бежит.
— Добрыня, слева! — Тамарин крик.
Удар, еще один.
— Закрепить! Мне нужна минута покоя! — холодный приказ Власелины.
— Добрыня промазал! С ума сойти! — вслушивался Влад в колебания воздуха. — Зиночка гонит грозу. Еще пять минут, и пойдет чистый ливень: она забирает воду из озера. Эх, Ромашку б сюда, помогла бы!
— А мы на что? — возмутился Венька.
В светлом окне проявилась тень. Теперь и Майкл увидел печатника, подсунувшего им объявления. Кто-то длинный, сутулый выбил стекло, спрыгнул на битый кирпич.
— Он уходит! — заорала Тамара.
— Видим! — откликнулся Влад. — Венька, волной на два часа!
Веник среагировал моментально. Майкл еще соображал, какие часы и откуда, а Свистун уже рассчитал направление, развернулся и набрал в грудь воздуха.