Страница 30 из 72
9. Перекресток трех миров
Утро началось со звонка.
Сонный Майкл потянулся за телефоном, зашарил, как привык в Белокаменске, по левую руку от двуспальной кровати. Поводил ладонью в пустоте, чертыхнулся. Разлепил ресницы, сквозь слезную муть осмотрелся. Протяжно зевнул.
А телефон все звонил и звонил.
Никакой тумбочки в Затишье не было. Мобильник лежал на полу, у одинокой розетки, и от вибрации уполз под кровать. Так что пришлось вылезать из-под теплого одеяла, шарить по полу, стряхивать пыль и клочки кошачьего пуха с экрана. Долгий процесс, затяжной.
А телефон все звонил.
— Кто это? — буркнул Майкл в трубку. — Что, уже к Гордею пора?
— Здравствуй, Миша, — сказали неведомо где. — В игрушки играешься до рассвета?
Голос был знакомый. И интонация. И шумовой фон среди помех: гудели машины, протяжно и зло, где-то подвывала сирена. Привычный голос привычного мира. Обыденность в кубе, по всем осям. Орала музыка на веранде кафе, кто-то с противным визгом зазывал прохожих на распродажу…
— Миша, пора просыпаться.
— Георгий Петрович! — спохватился Майкл и взял себя в руки. Перестал слушать голос далекой столицы. Здесь, в Затишье, тянуло сыростью, было пряно от прошедшей грозы, звенели капелью птицы, весело тявкала на прогулке собака. Тетка слушала радио, а еще дальше по Огородному кто-то лихо терзал гармошку: она взвизгивала, будто жертва маньяка из второсортного триллера. — Я проснулся. А что случилось?
— Милый способ интересоваться всем сразу, — хмыкнул отчим по громкой связи. — Ладно, отвечу по пунктам. Я здоров, но тебя это вряд ли заботит. Угадал? Ну, чего пыхтишь недовольно?
Майкл и не думал пыхтеть, просто ждал продолжения длинной речи. Отчим не мог изъясняться кратко, обязательно сбивался в нотации, хотя никто его не просил.
— Во-вторых, — выдержав паузу, продолжил Георгий Петрович, — в твоем деле подвижек нет. Но все тихо, а это главное. С ветераном обязательно договорятся.
— Спасибо, — выдавил Майкл.
— Что «спасибо»? — тотчас взъелся Георгий Петрович, будто звук голоса Майкла запустил в нем отложенную программу. — Ты хотя бы осознаешь, щенок, что натворил? На кого руку поднял? Понимаешь тенденции общества, в котором неплохо, кстати, живешь?
— Что-то еще? — спросил Майкл, борясь с желанием сбросить звонок.
Георгий Петрович ругнулся, истерически загудел клаксоном. Дурная привычка говорить за рулем, даже по громкой связи.
— Не могу дозвониться до Насти, — после паузы продолжил отчим. Видимо, подфартило, и он ни в кого не врезался. — Где она? Домой собирается?
Майкл долгую минуту моргал, не понимая, о ком разговор. Потом его оглушило и выбило воздух из легких. Зрение тоже на миг исчезло: кто-то стер ясное утро и подменил беспросветной полночью.
— Мать… — он закашлялся и пошарил рукой, нащупывая край кровати. Сел. — Мама уехала два дня назад. Перед самой грозой.
В мобиле послышался звук тормозов, чьи-то гудки, взвизг шин. Майкл слушал все это и думал: как быть, если отчим сейчас попадет в аварию? Как ему жить? Куда бежать? Может быть, в Тихий Лес? Экзотический способ покончить с жизнью…
— Миша, не отключайся, выруливаю на обочину.
Нет, таких, как Георгий Петрович, ужас не оглушает. Не парализует, не сводит с ума. Страх — всеобщая мобилизация жизненных сил организма. Как объявление войны по радио. И все мысли, чувства, энергия в мышцах отправляются в военкомат, размахивая призывными бланками…
— Миша, я на аварийку встал. Рассказывай по порядку.
Майкл не знал, о чем особо рассказывать. Мама просто собралась и уехала. Тетя Таня слышала, как ей звонили и как приказали вернуться. Все. Она выехала в грозу, хотя грозы в Затишье…
— Я знаю, — резко оборвал его отчим, — что такое грозы в Затишье.
Интересно, откуда он знал? И как много он знает на самом деле, загадочный генерал-майор, занимавшийся всем и сразу.
— Спасибо, Миша, я понял. Будь на связи, я позвоню.
Георгий Петрович отбил звонок. Ни слова поддержки, ни просьбы вернуться и помочь в розысках мамы. Ни тени эмоции в голосе. В полном раздрае Майкл сразу же перезвонил, но вежливый голос ему сообщил, что набранный номер не существует или был заблокирован. Да что за фигня? Ведь они говорили!
Он не помнил, сколько сидел и тупо смотрел в окно. Вспоминал черный джип в огороде, и как мать второпях собиралась, и как не хотела оставлять здесь Майкла.
Мама. Неловкая в своей нежности, суетливая в стремлении уберечь. Застывшая хрупкой сосулькой в тот день, когда отец не вернулся из Леса.
Выкравшая сына из лап Затишья и тем сломавшая его судьбу. Он чувствовал ее холод, колкое равнодушие, о которое поранил сердце. Общая потеря их не сплотила, но развела в разные стороны. Ей было больно и страшно, Майклу обидно и пусто. Папа ушел в Тихий Лес, а мама стала другой. Не затевала веселых игр, не устраивала безобидных шуток. Маме было жутко смотреть в глаза.
Майкл замкнулся, окуклился в одиночестве. Он не мог ей рассказать о травле в школе, не хотел ничего рассказывать! Сам терпел, огрызался и выл, размазывал кровь и сопли. Потихоньку зверел вне Затишья. И едва не угодил в колонию.
А потом стало хуже, хотя куда уж. Мама нашла себе нового мужа! Предала память отца и одиночество Майкла…
И вот все вернулось на круги своя. Майкл в Затишье. Один. Навсегда.
Он взрослый парень, и с этим справится, только что теперь делать?
В полицейский участок подать заявление? Вдруг случилась авария, и мама лежит в больнице где-нибудь на подступах к городу?
Снова зазвонил телефон. Майкл схватил трубку, крикнул:
— Да? — и затих, страшась новостей.
— Что кричишь? — услышал он ровный голос и сразу опознал Старшину, обмяк. — Выходи, я жду у калитки. Ты ведь готов к визиту?
— В смысле? — не понял Майкл. Мысли его разбегались, как тараканы при ярком свете, знай себе шуршали лапами.
— Хей, ты еще не проснулся? Я тебе пропуск выписал! Вчера поступил четкий приказ: тебя ждут в Кунсткамере, Майкл!
— Ох, Серег, я забыл совсем, — когда Старшина захихикал, Майкл спохватился, что сморозил глупость. — Сергей Данилыч, прости дурака.
Даже взрослые в Затишье звали Старшину исключительно по имени-отчеству. Но Старшина был не против, фамильярность новичка его позабавила. Отсмеявшись, спросил уже строже:
— У тебя неприятности, Майкл? Собирайся и на выход. Я жду!
Майкл оделся в рекордное время. Хватанул на кухне румяный оладушек, кинул в пакет пару штук для старшого. И через миг был у калитки.
Старшина подношение взял, как должное. Как непременный барский оброк. Спрятал оладьи в армейский планшет, висевший через плечо. Сумка пахла хорошей кожей и почему-то малиной.
Внешний вид Майкла его огорчил: