Страница 18 из 72
— Из долины только одна, по которой ехали мы. Но вообще-то сюда можно попасть и кружным путем, через джайляу.
— Вот главный подход и надо охранять хорошенько, — предложил бай, — по-моему, целесообразно поставить пост вон у того камня, дать ему пулемет. А остальных джигитов разбить на мелкие группы, разместив их в домах поблизости отсюда, чтобы контролировать всю улицу сверху донизу. Но и на других дорогах надо поставить часовых.
— Там охрана не нужна, бай-бобо, — сказал Хайиткаль.
— Почему?
— Чтобы попасть на джайляу, русским пришлось бы преодолеть два десятка ташей пути сплошь по горам. На это они не пойдут, потому что кое-где еще лежит снег, тропы мокрые и скользкие.
Доводы плешивого показались баю разумными, и он не замедлил объявить ему о своем решении.
— Вас, Хайитбек, я назначаю своим помощником и именем эмира дарую звание юзбаши. Прошу вас сейчас же заняться охраной кишлака, а как завершите дела, приходите сюда.
— Спасибо, бай-бобо! Приказ ваш будет исполнен!
Хайиткаль сел на коня и помчался вниз к Кояташу.
Сиддык-бай вернулся в михманхану. После нескольких пиал шербета он чуточку захмелел и завел разговор с Пулатом, который молча сидел рядом, не ел и не пил.
— Не рад победе отца, сынок? — спросил он.
— Почему, — вздрогнул Пулат от неожиданности.
— Что ж не весел тогда?
— Устал малость, ота.
— Джигиту в твоем возрасте не пристало жаловаться на усталость, — подал голос Юсуф-бай. — Ему бы, — он подмигнул Сиддык-баю, — сейчас пери для развлечений, усталость как рукой сняло бы.
— Верно, Пулатджан? — улыбнувшись, спросил Сиддык-бай.
— Что вы, ота, — смутился Пулат, — зачем так? Я думаю о брате, как он там без нас?
— Соскучился?
— Да, — ответил Пулат, обрадовавшись, что удалось отвлечь внимание отца от себя. Теперь тот тоже станет думать об Артыке и оставит его со своими мыслями. Резня, устроенная отцом в Бурисае, угнетала его. «Врага надо побеждать в открытом бою, — снова вернулся он к думам, не дававшим ему покоя, — не добыча волку благо, а отвага. Мы же, как бы там себя ни называли, даже на волков не похожи. Скорее, на гиен!»
— И один враг опасен, — как бы разгадав его мысли, сказал Сиддык-бай. Потом сам же перевел разговор на Артыка. — Не скучай, скоро, даст бог, встретишься с ним. Повоюем вот в этих краях, соберем достаточно сил и махнем в главную ставку. А пока пей, сын мой.
Хозяин протянул Пулату полную чашу мусалласа:
— Пейте, джигит!
Пулат не посмел отказать. Он выпил, и тепло вина потекло по жилам, бодря и чуточку кружа голову. Он включился в общий разговор, который, как и весь день, сначала вертелся вокруг Бурисая, а затем пошел о кишлаке Сассык-куль, когда он возник да что говорят легенды. Пиршество затянулось. Было около полуночи, когда во дворе зашумели люди, требуя свидания с Сиддык-баем. Курбаши вышел к ним и в свете факелов увидел гневные лица. От группы отделился коренастый чернобородый мужчина.
— Это Аман-дурадгор, — сказал о нем Юсуф-бай. — Золотые руки у него!
— Слушаю вас, братья, — сказал Сиддык-бай, накидывая на плечи халат. — Что вас привело в такой поздний час?
— Отдайте наших жен и дочерей! — крикнул дурадгор. — Разве это по-мусульмански — пьяные джигиты словно бы посходили все с ума. Ходят по домам, ловят девушек и женщин, насилуют. Даже беззубых старушек не жалеют! Так-то вы платите за наши хлеб-соль?! Будьте прокляты все!
— Кто посмел так поступить?! — в гневе спросил Сиддык-бай. — Кто, назовите имена!
— Мы не знаем имен, — выкрикнули из толпы, — только пусть вернут обесчещенных жен и дочерей живыми! О, аллах, откуда ты прислал в наш кишлак такую банду?!
— Найдите Хайитбека, — приказал бай, сделав вид, что не расслышал упоминания о банде, хотя оно больно задело его самолюбие. Он решил поручить плешивому разобраться со всем этим и достойно наказать виновных.
— Ха-ха, — усмехнулись в толпе, — найдете вы своего плешивого ублюдка! Он ведь сам охотился за молоденькими девушками!
Не зная, что же делать дальше, потому что на дворе полночь, кого сейчас найдешь, Он решил отложить расследование до утра и объявил об этом людям. Но те стояли на своем и требовали немедленного наказания насильников.
— Я понимаю ваш гнев, — сказал бай еще раз, — но и вы поймите меня. Кого и где я сейчас найду, если здесь я впервые и еще не успел как следует познакомиться с кишлаком. Обещаю вам, что виновные понесут достойное наказание, по обычаям дедов и отцов, так, как того требует шариат…
Но ни утром, ни на следующий день Сиддык-бай не смог заняться расследованием, потому что в кишлак шли и шли новые люди, и его голова была забита тем, как наилучшим образом использовать их, как вооружить. По его приказу были изъяты все мильтыки охотников. К тому же Юсуф-бай… Он, как специально, каждый день закатывал зиёфаты в честь бая и именитых людей отряда, не скупился на выпивку. Тут некогда было голову почесать, не то чтобы жалобами заняться. Вот и на третий день вечером Сиддык-бай предавался веселью, и тут…
Далеко внизу грянул выстрел. Эхо его прокатилось по окрестным скалам и громом возвратилось в кишлак. За ним последовал второй, третий… Затарахтел пулемет. Над двором засвистели пули. Вскоре после первого выстрела влетел джигит на коне.
— Гяуры, бай-бобо, — крикнул он, — окружили кишлак!
Но это сообщение оказалось неверным. Кавдивизион, спешившись на подступах к Сассык-кулю, разделился на три группы, одна из которых бесшумно, насколько это возможно на каменистой дороге, двигалась прямо к Кояташу, а две другие пошли в обход. Они должны были подняться на соседние адыры и зажать банду в клещи. По вспышкам выстрелов Сиддык-бай определил, что дорога на джайляу пока не занята.
— Как тебя, джигит, зовут? — спросил он оказавшегося рядом парня.
— Батыр, бай-бобо.
— Так будь достойным своего имени, йигит. Сообщи всем, чтобы отходили наверх, в сторону джайляу. Если будет на то воля алллаха и мы сумеем отступить в горы, там нам никто не страшен. Скачи!
Джигит бросился выполнять приказ. А рядом с баем оказались приближенные его и Пулат.
— Пусть аллах наполнит ваши сердца храбростью, друзья! Смело в бой!
А стрельба усиливалась. Сиддык-бай поехал к Кояташу, где все еще тарахтел пулемет. То там, то тут уже валялись трупы убитых джигитов, слышались стоны раненых. «Сейчас самое главное спокойствие, — убеждал себя бай, — от этого зависит успех. Если я сам проявлю трусость или растерянность, русские перебьют нас, как цыплят. Паника в таком случае равна самоубийству!»
— Слезьте с лошади, ота, — предложил Пулат, ни на шаг не отстававший от него, — не дай бог, шальная пуля угодит!
Сиддык-бай внял совету и, спрыгнув с седла, повел коня в поводу.
— Надо уходить, бай-бобо, — сказал Хайиткаль. Он появился из-за поворота улицы. — Русские окружают нас. Взять пулемет и уходить, пока не поздно!
— Спокойнее, Хайитбек, — произнес бай. Он был уверен, что красноармейцы не смогут ворваться в кишлак. — Надо разобраться в обстановке!
— Пока мы будем разбираться, нас перебьют!
— Что ж, тогда нужно умереть достойно, — сказал бай. И добавил: — Гяуров, мне кажется, не так уж и много, бек, чего вы волнуетесь? — И словно бы в подтверждение этого на главной дороге стала стихать стрельба.
— Двести всадников и два пулемета, бай-бобо! — напомнил ему Хайиткаль.
— Откуда ты знаешь?
— Верные люди из Юрчи сообщили. Но у них сообщников в кишлаке хватает, бай-бобо. Мне кажется, что дурадгор со своими друзьями затевает измену, хочет ударить в спину!
«Не надо было ожесточать их, — подумал бай, — насиловать жен и дочерей. Кто может такое простить?»
Бой затих повсюду. Это говорило о том, что красноармейцы, не сумев взять кишлак с ходу, теперь до утра ничего не предпримут.
Наступила какая-то странная тишина, словно бы все остановилось и замерло. Жуткая тишина! Лишь иногда где-то за дувалом слышались стоны раненых да храп лошадей. Ночь, как случается перед рассветом, стала совсем непроглядной, звезды погасли.