Год змеи

2

Автобаза была на хорошем счету, о ней знали в институте, и многие преподаватели в своих лекциях частенько ссылались на опыт ее работы. Когда Негмату вручили направление, ребята позавидовали, мол, повезло человеку!

Приехав, он узнал, что все слышанное им соответствовало действительности. Объемы перевозок хозяйства росли из года в год, о чем говорили красочные диаграммы в кабинете оргпартработы на общественных началах. Правда, потом он узнал, что сюда никто не заходит, да этого и не требовалось. Кабинет существовал, чтобы его показывать приезжим проверяющим.

Там же рассказывалось, как обеспечивается новой техникой это хозяйство, сколько премиальных получают в среднем ежемесячно шоферы, служащие и инженерно-технические работники, вплоть до сторожей. Солидные были премии! На стенах красовались портреты передовиков, написанные маслом приглашенными художниками. О них и сам Негмат немало читал в газетах, слушал рассказы радио и телевидения. Помнится, была даже документальная повесть в республиканском литературном журнале. Словом, знаменитая автобаза. Со знаменитым директором.

Негмата сразу определили инженером по «тб» — технике безопасности, которой, как он выяснил в тот же день, не было и в помине. И если все же автобаза не занимала последних мест в списке автохозяйств, допускавших много ДТП — дорожно-транспортных происшествий — по сводкам ГАИ, то только благодаря имени и связям ее директора Нурмата-ака Ташпулатова, заслуженного автомобилиста Узбекистана, орденоносца.

Ташпулатов, оказывается, еще до войны был шофером, работал на полуторке, а на фронт ушел в кабине нового «ЗИС-5». Вернулся домой членом партии, прекрасным знатоком не только отечественных автомобилей и тягачей, но еще и всяких студебеккеров, доджей, виллисов, оппелей, хорьхов и бог еще знает чего. Стал работать шофером в своей же МТС, вскоре был назначен заведующим гаражом. В начале шестидесятых на территории района было решено возвести крупное водохранилище. Создали мощный автосамосвальный парк для обеспечения его нужд. Директором поставили Ташпулатова.

Автобаза была большая, занимала территорию в пятнадцать гектаров, располагала хорошими гаражами, ремонтными мастерскими, прочими службами. Она имела две автомойки и две артезианские скважины, так что тут проблемы воды не было. Душевые при каждом цехе, клуб, продуктовый магазин, парикмахерская, приемный пункт службы быта, — все это было. Хорошая столовая тоже была. Двор был полностью заасфальтирован, расчерчен белыми линиями, которыми определялись места стоянок автомобилей. Бензиновые самосвалы стояли в одном месте, дизельные — в другом. Они были разделены на три колонны.

Ветераны автобазы рассказывали Негмату, что все это появилось на пустом месте, причем, денег государство отпускало мало, но директор изворачивался, выкручивался, обращался за помощью к друзьям и в конце концов добился, чтобы автобаза приобрела настоящий облик.

Техника безопасности тоже была пустым местом, и Негмат подумал, что предприимчивость директора, если бы ею он обладал сам, возможно, помогла бы в предстоящей работе, но предприимчивости у Негмата не было, значит, нужно искать другие пути. Девушка, которая занимала эту должность до него, была на подхвате — ее и величали «инженером, кто куда пошлет». Она подменяла заболевшего диспетчера, ездила на сбор хлопка и прополку. А из прямых обязанностей она выполняла ту часть, что была связана с разными плакатами и табличками. Такими, как «Не стой под током!», «Не работай без рукавиц», «Чистота не там, где много уборщиков, а там, где мало сорильщиков». Плакаты в немалых количествах присылали из треста. Она только распределяла их по цехам и следила, чтобы таблички были прибиты на стенах.

Познакомившись с состоянием «тб», Негмат прежде всего выбил у директора комнату, довольно просторную, в одном из цехов. Там до этого хранился всякий хлам. Побелил ее сам, нашел столы и стулья, сделал уголок «Знаете ли вы правила дорожного движения», смастерил тренажер для молодых шоферов, в кладовке разыскал щиты с дорожными знаками ГАИ. Сюда стали заходить водители, чьи машины стояли на ремонте, слесари, электросварщики, плотники, ученики из разных цехов. Заходили чаще после обеда, чтобы постучать в домино. Стучали в домино, оглядывались по сторонам и, вольно или невольно, читали все, что было на стенах. Директор был доволен Негматом. Парень, по его мнению, устранял «единственный недостаток» на автобазе. Пока суд да дело, промчался год. Негмата приняли кандидатом в члены партии, и уже через неделю после этого памятного события начались у него неприятности, виновником которых, как ни странно, был он сам.

За год работы Негмат довольно глубоко вник в деятельность автобазы, знал, что и откуда берется, почему коллектив всегда получает премиальные, каким образом перевыполняет планы и обязательства. Кое-что ему не нравилось в этой системе, он пытался завести об этом речь в комитете комсомола, в месткоме, но от него отмахивались, мол, не копайся в грязи, парень, работай! Не старайся превратиться в ту самую паршивую овцу, которая все стадо портит. Однажды его пригласил к себе и директор. Не кричал, просто заметил, что до его ушей доходят разные сплетни о нем, то есть о Негмате, и он не собирается выяснять, насколько это правда, просто советует, чтобы остерегался всяких необоснованных высказываний, мол, люди разные, есть и плохие, и хитрые, которые хотят подставить ножку директору чужими, в данном случае Негмата, руками.

— Что бы ни случилось, — сказал он в заключение, — за работу автобазы я отвечаю персонально. Ты это должен понять и не мешать мне. Как, впрочем, я не мешаю тебе, наоборот, поддерживаю любое начинание. Не делай так, что-бы мое хорошее мнение о тебе было испорчено. Иди, работай!..

— Но недостатки, Нурмат-ака, на самом деле есть, — сказал Негмат, задетый за живое покровительственным тоном директора, — о них говорят на базе, обсуждают по углам. Мы действительно кое-что делаем неправильно и…

— Э, парень, — перебил его директор, — если б людям было дано знать, что в этой жизни правильно, а что неправильно. Вчера было правильно, а сегодня, глядишь, наоборот. Или то, что считалось неправильным, вдруг оказывается идеальным, тем, что именно нам нужно. Я уж столько повидал на своем веку такого, что перестал обращать внимание, делаю свое дело, как крыловский кот Васька. А то, что люди шепчутся по углам… Знаешь, премиальный пирог — блюдо очень даже вкусное, каждый пытается отхватить от него кусок побольше, да не каждому это удается. Вот и осуждают.

«Может, он прав, — думал Негмат, покинув кабинет, — зависть некоторых служит источником всяких сплетен, а директор хочет быть выше них, он гнет свою линию. Выполняет планы, обеспечивает коллектив всем необходимым, выбивает новые машины, находит запчасти. Главное, мгновенно откликается на решения вышестоящих организаций. Только завели речь о подсобных хозяйствах, а ему уже землю отвели, построил там скотный двор, коров накупил, да и огород, дай бог каждому колхозу, завел. В столовой обеды подешевели вдвое, в ларьке и овощи есть, и мясо. И молоко свое».

Сомнения одолевали его, он то склонялся к мнению недовольных, то, вспомнив доводы Ташпулатова, решал не ввязываться ни в какие драчки, быть нейтральным в борьбе различных тайных группировок, борющихся за благосклонность директора и, значит, за блага для себя чуть больше, чем у других.

Негмат не вникал в отчеты автобазы, в путевые листы, в различные требования и тому подобное. Это не было его делом. Просто слушал, как иные шоферы в минуты откровенности с презреньем говорили о своих делишках. Один целый день возил жену прораба по ее собственным делам, а в путевке записали, что бетон доставлял на плотину, да при том выполнил полторы нормы. Другой доставлял в какой-то кишлак горячий асфальт для двора бригадира, а ему в путевку вписывали гравий. А потом выяснилось, что двор был не бригадирским, а товароведа склада автозапчастей Сельхозтехники, который постоянно информировал Ташпулатова о новых поступлениях. И все это оставляло в душе Негмата неприятный осадок, казалось, что он и сам принимает участие в грязных делах, каждый день вымазывается в них, и если это не захватило еще его душу, то только потому, что он упорно сопротивлялся, хотя понимал, что, когда ведут наступление крупными силами и со всех сторон, то придется все равно капитулировать. Быть же вовсе безразличным не позволяли обстоятельства. К нему уже люди привыкли и шли, чтобы поделиться сомнениями, посоветоваться.