Год змеи

Отшумела белая страда, начались зимние работы.

Пока механизаторы выкорчевывали гуза-паю и поднимали зябь, бухгалтерия подводила итоги года. В банк на счет совхоза поступило шесть миллионов рублей, «Восток» рассчитался со всеми прежними долгами и процентами от ссуд. По словам главного бухгалтера выходило, что в среднем на каждый заработанный рубль рабочие получат по полтора рубля премии.

Нашлось наконец время вплотную заняться и предложениями Шайманова.

— Прежде чем излагать основные аспекты перестройки, — начал Шайманов свою речь на объединенном заседании парткома и совета главных специалистов, — хочу остановиться на итогах минувшей страды. Распространяться об успехах не буду, они известны. Замечу только, что наши дехкане, хотя и был для них тонковолокнистый новинкой, быстро разобрались в его агротехнике, преодолели трудности маловодья и добрый урожай накопили.

Однако «большой» хлопок показал наши уязвимые места. Дороги в совхозе никуда не годятся. Не от хорошей жизни, конечно, но, стремясь оградить пашни, мы проводили их по насыпям коллекторов, что чуть было не привело к аварии. То, что посевные карты густо разделены арыками и дренажными коллекторами, мешало на полную мощность использовать уборочную технику — много времени уходило на перегонку комбайнов с одного поля на другое. Площадки хирманов малы, сырец нередко приходилось сушить на полотне дороги. Всего этого мы избежим в будущем, если перестроим в корне структуру хозяйства.

Шайманов подробно рассказал об агроучастках, о конкретной специализации отраслей совхоза, об их взаимоотношениях, добавил, что мелкие бригады — анахронизм, они тормозят внедрение комплексной механизации хлопководства. Наступила пора крупных бригад. Потом поразмышлял вслух о безнарядной системе. Система эта предполагает высокосознательное отношение к труду, укрепление чувства коллективизма и товарищества, повышение ответственности за результаты своего труда. Перестройка — дело не одного года, потребуется на это несколько лет. Внедрение безнарядной системы повлечет за собой изменение и облика кишлаков. Люди будут жить в поселках, напоминающих маленькие города, причем, со всеми присущими городу инженерными коммуникациями и удобствами.

И конечно, не мог не сказать о севообороте. Земля поражена вилтом, и только севооборот способен ее излечить. Да и интересы животноводства требуют, чтобы больше было кормов с хорошим содержанием белков и каротина. Посевные площади под травами должны увеличиться.

— Как, — усмехнулся Уразов, управляющий отделением, — новые земли освоим?

— Многие арыки, которые нынче разграничивают поля бригад, зароем, продумаем со специалистами вопросы мелиорации и планировки, возможно, и на закрытые дренажи перейдем, тогда и вовсе гектаров семьсот прибавится. В недавнем прошлом таким угодьем владел целый колхоз, товарищи.

— Нарисовано прекрасно, — сказал Сафаров, — а где мы деньги возьмем? Четыре новых поселка возвести — это не четыре курятника построить.

— Три поселка, — поправил его Шайманов. — Центральная усадьба будет одновременно и поселком одного из агроучастков. Она построена по генплану, потребуется некоторая реконструкция, и только. Если мы ежегодно сможем выделять по два миллиона рублей на реорганизацию, за шесть-семь лет вполне управимся. Подумаем о жилкооперативе, тогда привлечем и средства самих востоковцев.

— А люди что получат? — не унимался Уразов. — У них тоже, как теперь утверждают, будут расти потребности.

— Совхоз, надеюсь, не остановится на достигнутом, — ответил главный агроном. — По моим подсчетам, уже в следующем году животноводство если и не даст прибыли ощутимой, то станет рентабельным. Государство поможет!

— Народ не пойдет на эту авантюру, — решительно заявил Уразов.

— А вы почему от имени народа говорите! — вспыхнул Суяров. — Думаю, люди поймут, что перестройка продиктована временем.

Уразов — старый, кадровый руководитель. Раньше лет пятнадцать председательствовал в колхозе. Было это сразу после войны. Чувствовал себя в номенклатуре прочно. Но колхоз был в горах, считался малоперспективным, и когда обком партии призвал горцев переселяться на целину, дехкане охотно откликнулись на призыв. Уразов противился переезду, но в конце концов и ему пришлось покинуть родной кишлак. Члены этого колхоза образовали в совхозе новое отделение, а управляющим опять-таки поставили Уразова. Теперь, видно, он чувствует, что с этим постом ему придется расстаться, тем более, что Шайманов предупредил — агроучастками будут руководить молодые агрономы, и не просто агрономы, а те из них, кто наиболее предприимчив, умеет считать народную копейку.

— Мы двадцать лет были вроде бы на хорошем счету в районе, — произнес Уразов, — но не догадывались связать свои надежды с тонковолокнистым, а он, оказывается, самый подходящий для наших почв. И, как видите, смогли получить высокий урожай и при старой структуре. Выходит, что структура тут ни при чем. Согласен, кормодобычу нужно выделить в отдельную отрасль, а все остальное трогать не следует.

— Так, по-вашему, и усадьбы укреплять не надо?

— Разве небольшие кишлаки помешали нашему успеху? — вопросом на вопрос ответил управляющий. — Мне кажется, надо семь раз отмерить, а уж потом отрезать. Ведь перестройка касается судеб тысяч.

— Что же вы предлагаете? — спросил его Шайманов.

Уразов пожал плечами.

— Кто будет, скажем так, курировать кормодобывающую бригаду? — произнес Исаков. — Я как главный зоотехник вроде имею право, а вы как главный агроном, Рахим-ака, тем более. Не окажется ли отрасль слугой двух господ?

— Не волнуйтесь, — ответил Шайманов, — она будет слугой дела.

— Бригадир приравнивается к рангу главного специалиста.

— Я за то, чтобы исчезли крошечные кишлачки, — сказала Майсара, — и потому готова голосовать за проект.

Суяров предложил, наконец, проголосовать. Голосование сделали тайным. Получив протокол совместного заседания, Махмуд написал обширный приказ по совхозу. Правда, вопросы назначения начальников агроучастков остались открытыми, но руководители укрупненных бригад были утверждены. Как ни странно, руководителем отрасли кормопроизводства и севооборота партком и совет специалистов рекомендовали Самада-тога Уразова. Махмуд удивился поначалу, тем более, что Уразов был против нововведений. Но, поразмыслив, он решил, что, может быть, это и правильно. У Самада-тога большой опыт руководящей работы, кроме того, и это главное, как горец он отлично знает животноводство, разбирается в кормовых культурах, да и у людей пользуется авторитетом. Заменить никогда не поздно, думал Махмуд, подписывая приказ на него, а будет у него получаться — пусть работает.

Зебо-хола поездкой осталась довольна, она и не заметила, как вместо трех дней прогостила целую неделю. Свадебные хлопоты подхватили ее, закружили. Два первых дня шла свадьба, дом ее родственников был полон гостей, под очагами непрерывно горел огонь, в котлах варились шурпа и плов, над двором стоял пряный дух жарящихся шашлыков. Потом еще два дня ушли на то, чтобы обслуживать запоздавших по каким-либо причинам родственников и знакомых, считавших своим долгом зайти и поздравить молодоженов. Ну, а последние три дня из этой недели молодожены и их родственники, в том числе и хола, сами ходили в гости к близким, родителям невесты и их родственникам. Хола уже и не помнит, сколько домов ей пришлось посетить и сколько разных блюд отведать.

Торжественное и радостное настроение передавалось и ей, тревога за сына и невестку, за дом как-то отошла на задний план. Вспоминая о доме и скотине, хола думала, что они не останутся без присмотра, соседка позаботится, да и сноха, наверно, будет что-то делать, зная, что свекрови нет дома. Когда тетушка Зебо собралась обратно, хозяева приготовили ей дастархан, пожалуй, не меньше, чем привезла она, положили туда и патыров, и самсы, отрезы на платья — ей самой и Майсаре, рубашку для Кудрата. Помогли сесть в автобус.