Год змеи

— Ох, ака, как плохо все получилось, — вздохнула Майсара, но в этом вздохе не было сожаления. — Как я теперь в глаза людям буду смотреть? Что мужу скажу, жене вашей? Наконец, женщине в номере?

— О моей жене пусть твоя голова не болит, — сказал он, — я холост.

— Шутите?

— Ничуть. Я женюсь на тебе, уведу от мужа!

— Тогда нас обоих… Нет, нет, пусть уж лучше эта ночь будет нам подарком судьбы!

Махмуд задумчиво смотрел на ее прекрасное лицо. Странно, но до этой минуты ему и в голову не приходила мысль о предстоящем. Он был поглощен обрушившимся на него счастьем. Но… день наступал. И теперь… Ему не хотелось думать и теперь, но он понимал — думать придется, как придется и решение принимать. Твердо знал только одно — сердце никогда не согласится с тем, что ночь эта была нечаянным, вроде бы украденным подарком. Не ночь ему нужна, а жизнь с этой женщиной.

Но Махмуд чувствовал, Майсара еще не осознала до конца происшедшего с ними, и потому не время сейчас требовать от нее серьезного шага.

— По-моему, ты собиралась поведать о себе, — сказал он, придавая тону беспечность.

Она положила голову ему на грудь, подумав, что он поступил разумно, сменив тему разговора. Что они могут сейчас сказать друг другу, кроме слов любви?!

— Вы говорите, красивая? — Майсара подняла голову, заглянула ему в лицо, ища подтверждения. — Да, мы, женщины, рано начинаем осознавать силу своих чар. Да вот только редко какой приходится извлечь выгоду из них. Раньше хоть выгадывали родители — чем прекраснее невеста, тем больший калым с жениха запрашивали.

— За тебя бы много дали, — сказал Махмуд.

— Раньше? Не знаю. А теперь мои родители и свадьбу-то за свой счет справили, лишь бы поскорее избавиться от строптивой дочери. В их глазах я была именно такой! Как же, медалистка, и не хочет поступать в институт, сама от своего счастья отказывается!

— Но почему же все-таки ты не пошла в институт? — Махмуду это действительно было интересно. Красивая, умная девушка, и пренебрегла городом, его возможностями.

— Если честно, не строила никаких великих планов. Заканчивая школу, так и не знала, кем же хочу стать. Вот и осталась дома.

— В общем-то, разумно решила, — подумав, сказал Махмуд и неожиданно спросил: — А мужа ты любишь?

— Не знаю. Он мне нравился, наверно потому и вышла за него. Но увидела тогда вас на ферме… И сама не пойму, что со мной случилось, стала думать о вас, мечтать о новой встрече… — Она вновь вздохнула, и теперь в ее вздохе чувствовалась тревога. — Что же со мной будет?

— Станешь моей женой! Вот и все.

— Думаете, это так просто?! Потерять голову — одного мига достаточно, а вот каяться потом иногда всю жизнь приходится. Сколько таких приходят ко мне в исполком! Просят помочь, да разве склеишь разбитый кувшин? А теперь вот сама…

— Не терзай себя, ведь ты поступила, как сердце велит.

Ему показалось, что при этих словах Майсара чуточку отодвинулась, и Махмуд подумал, что сейчас она упрекнет его за дерзость, за то, что воспользовался ее доверчивостью.

Но Майсара произнесла задумчиво:

— Ладно, когда вода поднимается над головой, уже неважно — на сколько выше!

Совещание было посвящено заготовкам продукции животноводства в индивидуальном секторе, то есть у колхозников или рабочих совхозов. Ничего нового сказано не было, просто кое-кому дали накачку за ослабление темпов заготовок, предложили подтянуться, советовали равняться на передовых и так далее.

У Махмуда по обсуждаемому вопросу было свое собственное мнение, он считал, что задачу надо решать кардинально, а не так — когда руководители хозяйства и кишлачного Совета ходят, образно говоря, с протянутой рукой по дворам и умоляют — продайте, ради бога, молока, масла, мяса. Но пока его мнением не очень-то интересовались. Но, как бы то ни было, совещание прошло, день был убит, и где-то наверняка, поставят галочку — мероприятие проведено.

— Знаешь, чего я сейчас больше всего хочу? — спросил Махмуд, когда они с Майсарой приехали в аэропорт.

— Еще не научилась отгадывать ваши мысли, ака, — улыбнулась она.

— А мысли мужа?

— Они просты — чтобы трактор завтра не подвел, чтобы бригадир не придирался, чтобы… А чего же хотите вы?

— Неужели не догадываешься? — прошептал он ей на ухо.

Майсара смутилась, сейчас, днем, страстные его слова казались ей вольными, хотя слышать их было отрадно.

Поддавшись его настроению, она так же тихо спросила:

— Так вы любите меня? — И, перехватив его восторженный взгляд, продолжала: — Как жить дальше, Махмуд-ака?

— Если бы я знал…

— Но вы же мужчина. Директор, наконец!

Они рассмеялись.

Директор… Махмуд хорошо помнит, как он им стал. Вызвали в райком партии и сказали, что, судя по статьям, особенно тем, с которыми он выступал в областной и республиканской печати, болячки сельского хозяйства ему известны довольно хорошо, он умеет ставить правильный диагноз и, главное, прописывает верное лекарство. И поскольку по образованию он агроном, то райком и решил рекомендовать его директором совхоза. Махмуд поблагодарил первого секретаря за оказанное доверие, но выразил при этом сомнение — справится ли.

— Вам двадцать семь? — спросил Базаров, как бы уточняя то, что ему уже известно.

— Двадцать семь, — подтвердил Махмуд.

— О, самое время дерзать, проявить себя, утвердить. Вопрос о вашем директорстве согласован с обкомом партии. Думаю, там захотят побеседовать с вами.

— Вы не даете мне даже подумать? — удивился Махмуд. Он понимал, что раз вопрос уже решен наверху, его мнение никакого веса иметь не будет.

— Почему же не даем, — рассмеялся Базаров. — В вашем распоряжении, — секретарь посмотрел на часы, — весь нынешний вечер и, понятно, ночь. Завтра утром нужно быть в Термезе.

— Ясно. Но только, все же, почему именно на моей кандидатуре остановились?

Базаров минуту-другую задумчиво смотрел на Шарипова, а затем, словно бы не столько собеседнику, сколько себе, ответил:

— Главным аргументом послужило не то, что вы специалист по сельскому хозяйству, главным для нас было ваше отношение к родной земле — неравнодушное, сыновнее.

Он посмотрел на Махмуда и улыбнулся.

— Что, смущают высокие слова?!

…А Махмуд не столько смутился, сколько был удивлен — точности формулировки. Все верно, он любит эту землю, на которой рожден. Махмуд местный, из этого же района. После школы уехал учиться, поступил в Ташкентский сельхозинститут. Отец умер от белой горячки, когда он был еще на втором курсе. Мать, рано постаревшая женщина, измученная пьяными дебошами непутевого мужа, наконец-то свободно вздохнула. Была у Махмуда и старшая сестра Инобат, но она уже жила своей семьей. После института вернулся агрономом в родной кишлак и столкнулся со столькими проблемами, что понял — надо бить тревогу. Стал активно писать, и надо же, не прошло года, как его пригласили в районную газету, в сельхозотдел. Редактор сумел убедить Шарипова, что, работая корреспондентом, он сможет принести гораздо больше пользы, ведь придется вскрывать недостатки не только в своем хозяйстве, но в масштабе района. Махмуд колебался недолго — в колхозе у него уже назрел серьезный конфликт с председателем, видевшим в молодом агрономе всего лишь возмутителя спокойствия, но не разглядевшим в нем разумного, делового специалиста.

И вот ситуация — он вновь возвращается в хозяйство. В райкоме партии решили — пусть практически реализует все свои превосходные идеи.

— Пойдете в «Восток», — сказал Базаров.

— Я уже догадался, — кивнул Шарипов.

Вышел из райкома партии Махмуд в глубокой задумчивости. Он еще не знал, как отнестись к новому повороту в судьбе. А родные, как они отнесутся?

«Ну, матери все равно, буду я директором совхоза или командиром космического корабля, — думал он, направляясь в ставшую родной редакцию, — для нее главное, чтобы я не пил, не дебоширил, не подметал улицы по пятнадцать суток. Сестре, конечно, будет радость. Теперь заважничает, точно не я, а она назначена директором совхоза».