Год змеи

Махмуд стал плохо спать по ночам. Если бы кому-нибудь сказал причину, наверное, засмеяли бы. Да, из-за женщины, из-за любовной лихорадки. Перебирая в памяти все их нехитрые разговоры, каждому слову ее придавал он особый, значительный смысл.

Вот и в это совсем еще раннее утро голова его занята Майсарой. И не сказать, чтобы только отрадными были мысли о ней. Нужно было как-то решать задачу извечного «любовного треугольника».

Зазвонил телефон, Махмуд стремительно схватил трубку — начинались дела, и это отвлекало, снимало душевную боль.

— Доброе утро, Махмуд Шарипович, жду вас на шир-чай.

Шарипов несколько удивился звонку, ведь Шайманов после того первого их застолья в гости к себе директора почему-то не приглашал.

«Что бы там ни было, пойду, — решил Махмуд. — Беседа с единомышленником все-таки куда приятней, чем беспомощное обдумывание задачи с несколькими неизвестными».

Улица была оживленной. У калитки одного из домов, на скамейке, важно поглаживая бороды, сидели старики. Бессонница поднимает их раньше петухов, и они, собравшись группками, наблюдают за жизнью кишлака, обмениваются новостями, обсуждают какие-то свои проблемы. Увидев директора, старики привстали и, прижав руку к груди, поздоровались с ним, слегка наклонив головы. Он ответил им тем же. И подумал — удивляются, небось, аксакалы, что с утра прохаживаюсь по центральной улице. Привыкли, наверное, уже к тому, что день и ночь на машине гоняю.

— Вы, надеюсь, не забыли о своем предложении? — спросил Шайманов, убирая касы с дастархана.

Махмуд своему агроному каждый день что-нибудь предлагает, разве упомнишь все.

Шайманов, видя растерянность на лице директора, рассмеялся.

— В первое посещение моего скромного дома, — сказал он, протянув гостю пиалу с чаем, — вы посоветовали мне разработать идею, которая поднимала бы экономику хозяйства.

Махмуд облегченно вздохнул:

— Ах, вот в чем дело. Как же, как же, помню.

— Так вот, идея у меня уже тогда была, но я сам относился к ней скептически. После разговора с вами вернулся к ней, сделал кое-какие расчеты. В общем получается так… если мы осуществим это, совхоз получит ощутимые выгоды — улучшив руководство хозяйством, значительно сократив управленческий персонал.

Суть идеи Шайманова заключалась в том, чтобы вместо одиннадцати отделений создать в совхозе пять или шесть агроучастков, которые в перспективе должны располагать собственными поселками городского типа. Предполагалось, что кормодобыча выделится в особое звено производства, и оно будет строить свои отношения с фермами на коммерческой основе. Словом, внедрится коллективный подряд на более широкой основе. Главное, это позволит полностью ввести травопольный севооборот, который сейчас, не секрет, практикуется в зависимости от настроения бригадиров. Те же, как правило, стараются побольше площадей засеять хлопчатником, а не люцерной.

Идея была хорошей, но…

— Рахим-ака, — сказал Махмуд, — наша основная задача сейчас — тонковолокнистый. Мне кажется, пока что не следует распылять силы. Может ведь получиться так, что, пытаясь убить двух зайцев, мы упустим обоих. Вы должны, конечно, заняться вопросами перекройки карт землепользования, но пока все же не забывать — тонковолокнистый для «Востока» тоже новшество. Пусть наши хлопкоробы как следует освоят его.

Шайманов кивнул и вышел проводить директора. У калитки уже стоял «газик».

— Я съезжу в район, мне нужно побывать в биологической лаборатории, — сказал Шайманов. И добавил: — А вы везучий, директор-бобо, ведь поля пока чистые, ни одной тли не видать.

— Дай бог, чтоб и дальше так было! — воскликнул Махмуд.

— И все-таки надо быть готовым к неожиданностям. Биологический метод — отличная штука. Одни насекомые пожирают других, спасают урожай. Да за такой метод ученым сразу Ленинскую премию надо давать.

Последние слова Шайманов говорил, уже усаживаясь в «газик».

Солнце заметно припекало, улица опустела. Махмуд шел по тротуару, обдумывая только что состоявшийся разговор. Похоже, агроном начинает осознавать себя человеком, необходимым совхозу. А с таким уже можно смелее дела делать. Если идея Шайманова найдет поддержку в парткоме и вышестоящих организациях, они со временем крупную реорганизацию в совхозе произведут.

К этим планам они и председателя кишлачного Совета подключат. При этой мысли Махмуд улыбнулся — а ведь он ни на секунду не переставал думать о ней, только думы эти были где-то глубоко в подсознании.

Рядом скрипнули тормоза, и он услышал голос Майсары:

— Что это вы пешком, директор-бобо?

Он смутился, словно его застали на месте преступления, ведь последняя мысль его была — о ней. Но, увидев сияющие глаза, успокоился.

— Садитесь, подвезу, а заодно и кое-что сообщу вам, — сказала Майсара.

Махмуд устроился на заднем сиденье, шофер тронул машину.

— Слушаю, раис-апа.

— Зульфия ваша, — Майсара подчеркнула это — «ваша», — сбилась с ног. Разыскивает своего шефа. Где вы пропадали?

— Шир-чаем угощался, не смог отказаться от приглашения Шайманова.

— О, тогда и я вас приглашаю. Надеюсь, мне тоже не откажете?

— Спасибо, приду. А что же все-таки случилось? Почему Зульфия меня разыскивала?

— Не знаю, спросила о вас, сказала, что срочно нужны.

Машина развернулась у крыльца конторы. Выходя, Махмуд нежно посмотрел на молодую женщину. Хотелось сказать что-нибудь ласковое, доброе, но вместо этого спросил:

— Как молоко заготавливается?

— Сегодня наш секретарь с шофером ездили. Узнаю, позвоню.

Махмуд кивнул:

— А на шир-чай приду. Завтра утром.

В конторе его, оказывается, ждал управляющий третьим отделением Пулат-ака Бабаев. Это был высокий полный мужчина лет пятидесяти. Несмотря на жару, он облачился в костюм, а на голове красовалась соломенная шляпа.

— Что случилось? — спросил Махмуд, приглашая управляющего в кабинет.

— Язык тонковолокнистого для меня пока что непонятнее китайского, — проворчал тот. — Не могу понять, что с ним в моем отделении происходит! Цветы опадают, а это ведь завтрашние коробочки!

— Может, от жары? — предположил Махмуд.

Бабаев пожал плечами. Что гадать, говорил этот жест, сказано ведь — не понимаю его языка! Махмуд, так и не раскрыв папку с почтой, встал из-за стола:

— Едемте! Хочу сам посмотреть.

Внешне поля отделения казались благополучными. Перед глазами расстилались темно-зеленые квадраты, рядки кустов были усеяны желтыми и сиреневыми цветами. Растения стояли густо, казалось, ветки их переплелись и создали сплошной покров. На всех картах кипела работа. На одних поливальщики следили, чтобы струи воды равномерно текли в борозды, на других — стрекотали культиваторы, разрыхляя почву и внося подкормку. Женщины и подростки тяпками выпалывали сорняки. То и дело подъезжали тракторы с прицепами, груженными органикой. Создавался ее запас для шарбатных поливов.

Панджи остановил машину. Махмуд с управляющим прошли в глубь поля, и тогда только директор увидел опавшие цветы. Их было много. Создавалось впечатление, что их нарочно кто-то пообрывал. Махмуд нагнулся, чтобы поднять опавший цвет, и почувствовал, что от влажной земли ударил в лицо горячий пар. Он сразу понял, в чем дело. Влага, испаряясь, не пробивала густую крону растений и создавала таким образом парниковый эффект. Цветы опадали.

— А там, где культиваторы работают, — спросил он, тоже так же?

— Не обратил внимания, директор-бобо, — смутился управляющий.

— Давайте посмотрим. — Махмуд нашел узкое место в коллекторе и перешел на соседнее поле, где культиватор разрыхлял почву. Тяжело дыша, перебрался за ним и Бабаев. Махмуд присел на корточки и стал осматривать кусты. Опавших цветов почти не было. Увидел это и управляющий. Когда Махмуд глянул на него, он развел руками — мол, ничего не понимаю.

У Махмуда были пока предположения. Но он знал психологию дехкан — раз ты руководитель, значит, обязан подсказать выход. К этому людей приучила многолетняя практика — подсказки сверху. Махмуд и сам был свидетелем такой практики. Полтора года назад вторым секретарем райкома партии избрали Гладышева, профессионального строителя. Так председатели колхозов с иронией рассказывали, что уже на третий день после пленума, на котором его утвердили, он приехал на поле и принялся распекать бригадиров за то, что неправильно работают. Сам же он о хлопке имел скудное представление.