Страница 24 из 58
Как же любви стать неодолимой? А так, что никогда не спрашивать о том, что сотворил ей враг, но единственно о том, что сотворил Иисус. Любовь к врагу ведет ученика к крестному пути и к единению с Распятым. Но чем вернее ученик будет настаивать на этом пути, тем вернее эта любовь одолеет ненависть врага; ибо это не личная любовь. Это всецело любовь Христа, Который пошел на крест за Своих врагов и молился за них на кресте. Но перед крестным путем Иисуса Христа ученики узнали, что они сами были среди врагов Иисуса, побежденных Его любовью. Эта любовь сделала ученика зрячим — чтобы он признал во враге брата, чтобы поступал с ним как со своим братом. Почему? Потому что сам он живет любовью Того, Кто поступал с ним, как с братом, Кто считал его за врага и приобщил к Себе как Своего ближнего. Любовь превращает последовавшего в зрячего тем, что и врага видит через любовь Бога, что она видит врага у Креста Господня. Бог спрашивает меня не о добре и зле — ведь и добро мое было перед Ним нечестиво. Божья любовь ищет врага, который нуждается в ней, которого Он делает достойным ее. Бог наделяет Своей любовью врага. Последовавший знает об этом. В этой любви он участвует через Христа. Ибо Бог повелевает солнцу Своему сиять и посылает дождь на праведных и неправедных. Но это ведь не только земное солнце и земной дождь, проходящие над добром и злом, — это также «солнце праведности», Сам Иисус Христос и дождь Божьих словес, открывающий грешникам благодать Отца Небесного. Безраздельная, совершенная любовь есть деяние Отца, она также дело детей Отца Небесного, как она была деянием Сына Его Единородного.
«В борьбе против Бога, которой мы вышли противостоять и которую мы частично ведем уже с давних пор, заповеди о любви к ближнему и непротивлении особенно выступили там, где противоборствует, с одной стороны, ненависть, а с другой — любовь. Каждая христианская душа ощутила высокую необходимость серьезно соответствовать этому. Близится время, когда каждый, кто исповедует Бога живого, станет за это не только объектом ненависти и бешенства — ибо мы в известной мере уже и сейчас изрядно столкнулись с этим, — но когда только лишь из-за этого исповедания его, что называется, исключат из «человеческого сообщества», будут охотиться за ним по городам и весям; когда будут физически нападать на него, истязать его и — смотря по обстоятельствам — убивать. Близится общее гонение на христиан, и в этом, собственно, и заключается единственный смысл всех движений и возбужденной борьбы наших дней. Вышедшие на уничтожение христианской Церкви и христианской веры противники не в состоянии существовать рядом с нами, поскольку в каждом нашем слове и каждом нашем поступке (даже и не направленном против них) они видят осуждение своих слов и поступков, при этом вполне небезосновательно сознавая, что мы вообще-то не интересуемся осуждением, которое они нам высказывают; ведь они сами должны признать, что это осуждение совершенно бессильно и ничтожно, что мы никоим образом не находимся, как им хотелось бы себе внушить, на позициях взаимных распрей и пререканий с ними. И как побороть борьбу? Время близится к тому, чтобы мы уже не как разобщенные одиночки, но совместно, как община, как Церковь, воздели руки в молитве; чтобы мы горстками (даже относительно малыми горстками) громко исповедовали и прославляли Господа — Распятого и Воскресшего — среди отпавших, тысячекратно превосходящих нас численностью. И что это за молитва, что за исповедание, что за прославление? Это молитва искренней любви как раз к этим потерянным, обступившим нас и рассматривающим нас ненавидящими мечущимися глазами, уже поднявшим свои руки для смертельного удара по нам; это молитва о мире для этих душ, заблудших и подорванных, сбитых с толку и опустошенных; молитва за ту любовь и за тот мир, которым мы радуемся; молитва, которая проникнет им глубоко в душу и ворвется в их сердце, остро их уязвив, когда они в крайнем напряжении ненависти способны разорвать наши сердца. Да, Церковь, которая действительно ожидает своего Господа, действительно постигает время с его знаками последнего разделения, изо всех душевных сил, изо всех наличных сил ее священного существования должна устремиться к молитве любви» (A.F.C.Vilmar. 1880).
Что есть безраздельная любовь? Это не та любовь, которая по-партийному обращается лицом к тем, кто готов одарить нас взаимной любовью. В любви к тем, кто нас любит, к нашим братьям, к нашему народу, к нашим друзьям, да вот хоть и к нашей христианской общине, мы — язычники и мытари сразу. Она резонна, правильна, естественна, но это никоим образом не христианская любовь. Да, это действительно «одно и то же», — то, как ведут себя язычники и христиане. Любовь к тем, к кому я принадлежу по крови, истории или по дружбе, — одна и та же у язычников и христиан. Иисус сказал об этой любви немного. Люди и сами знают, что это такое. Ему нет нужды разжигать ее, подчеркивать, возвышать. И язычников, и христиан вынуждает к ее признанию единственно природная заданность. Иисусу нет нужды говорить, что такой-то должен любить своего брата, свой народ, своих друзей, — это и так само собой разумеется. Однако именно тем, что Он констатирует это, не обронив ни слова о дальнейшем, но требуя затем единственно и исключительно любви к врагам, — Он раскрывает, что Он называет любовью и что должно полагать об этой любви.
В чем отличается ученик от язычника? В чем состоит «христианское»? И здесь раздается слово, на которое направлена вся 5я глава, в котором суммируется все предыдущее: христианское — это «особенное», περισσόν, чрезвычайное, нерегулярное, не само собой разумеющееся. Это то, что «высится» «превосходящей праведностью» над фарисеями, выступает над ними, — избыток, сверхявленность. Природное — это τδ αύτό (одно и то же) для язычников и христиан; христианское же начинается при περισσόν и отсюда выставляет природное в истинном свете. Где нет этого особенного, чрезвычайного, там нет и христианского. Христианское осуществляется не внутри этой природной данности, но переступая ее и выступая из нее. περισσόν никогда не растворяется в τδ αύτό. Большое заблуждение лжепротестантской этики состоит в том, что христианская любовь открывается в любви к отечеству, в дружбе или ремесле, что лучшая праведность открывается в justitia civilis. Иисус так не говорит.
Христианское связано с «чрезвычайным». Потому христианин и не должен уравнивать себя с миром, что ему нужно обдумать περισσόν.
В чем состоит περισσόν, чрезвычайное? Это бытие нареченных блаженными, последовавших, это сияющий свет, город на вершине горы, это путь самоотречения, полнейшей любви, полнейшей чистоты, полнейшей правдивости, полнейшей ненасильственности; это и безраздельная любовь к врагу, любовь к тому, кто никого не любит и кого никто не любит; любовь к религиозному, политическому, личному врагу. Это путь для того, кто нашел его исполнение в Кресте Господнем. Что есть περισσόν? ЭТО сама любовь Иисуса Христа, которая, страдая и повинуясь, идет на крест, это — Крест. Особенное для христиан есть крест, который оставляет христианина в над- и вне-мирности, приводя его тем самым к победе над миром. Passio в любви Распятого — это «чрезвычайное» в христианском бытии.
Чрезвычайное есть, вне сомнения, зримое, благословляемое Отцом Небесным. Оно не может оставаться сокрытым. Люди должны его видеть. Община последовавших Иисусу, община превосходящей праведности — это зримая община, переступившая мирские установления, оставившая все, чтобы получить Крест Господень.
Что совершает в вас особенное? Чрезвычайное — и повергающее
— есть свершение последовавших. Это должно совершить — как превосходящую праведность — совершить зримо! — не в этическом ригоризме, не в эксцентрике христианских жизненных форм, но в простоте и послушании христианина воле Иисуса. Это свершение как «особенное» защищается тем, что оно ведет в passio Христа. Это свершение как таковое есть продолжающееся претерпевание. В нем Христос будет выстрадан Его учениками. Если это не так, то тогда это не то свершение, имеет в виду Иисус.