Страница 79 из 80
Куда же идет камыш? Прежде всего, это великолепный строительный материал. Мне рассказали, что, когда четыре года назад возник вопрос о широком применении камышита в строительстве, в Астрахани произошел следующий случай. Кто-то сообщил, что в районе вокзала есть старый двухэтажный дом, построенный из камышитовых брусьев. И немедленно у этого дома собрались первые энтузиасты нового строительного материала. Начались расспросы, как строили дом, когда? Жильцы сообщили, что дом стоит уже больше ста лет. Сначала этому не поверили, а потом изумились: дом из тростника — и стоит сто лет! Ведь он давно должен был сгнить!
С таким же волнением, какое испытывает археолог, снимая во время раскопок первый слой грунта, строители очищали на одной из стен наружную побелку и слой глины. И вот их взорам открылся камыш. От времени он потемнел и приобрел красноватый оттенок, но, кажется, стал еще крепче — нож отскакивал от него, как от металла. Вот вам и тростник!
Сегодня он уже испытан и блестяще показал себя как великолепный стеновой материал при заполнении деревянных или железобетонных каркасов, его используют для перегородок, перекрытий кровли. Камыш может служить основой при изготовлении плит сухой штукатурки, гипсоволокнистых плит. Органическое камышитовое волокно пропитывают синтетическими смолами и получают линолеум для полов, покрывают эти плиты эмалями, и они с успехом заменяют керамическую облицовку.
Новый строительный материал стоит на одном из первых мест по термоизоляции — в доме из камышита зимой тепло, а летом прохладно. Стены из камышита не пропускают звук. Наконец, камышит долговечен и дешев, что само по себе крайне важно.
В районах области уже действует девять камышитовых заводов. Они изготовят три миллиона квадратных метров плит, то есть стеновой материал для 75 тысяч домов с двумя жилыми комнатами и кухней.
Но камыш — это не только строительство. Органическая камышовая масса дает целлюлозу, а целлюлоза — это бумага, картон, искусственные ткани. В Астрахани построен и уже действует целлюлозно-картонный комбинат, который способен насытить отделочным картоном все Нижнее Поволжье. Здесь же работает и завод волокнистых плит с объемом производства 5 миллионов квадратных метров в год.
Когда-то И. С. Никитин писал:
«Дремлет чуткий камыш. Тишь — безлюдье вокруг…»
Это время давно ушло. Нехоженые камышовые джунгли ожили, они изрезаны автомобильными трассами, в их гуще слышен гул моторов.
— Это работают тракторы нашего Марфинского камышитового завода, — говорит мне с гордостью Абдрахман. — Большое дело делают…
И как бы в подтверждение его слов навстречу нам идет самоходная баржа, доверху груженная камышитовыми плитами. Да, большое дело задумано и творится сегодня в низовьях Волги, в дремавших веками камышовых зарослях!
Там, где цветет лотос
…Наша лодка пляшет на поднятых встречной баржой крутых волнах. Лишь некоторое время спустя река снова обретает привычный покой.
Внезапно из-за поворота показывается большой деревянный щит с надписью. Читаю: «Обжоровский участок Астраханского государственного заповедника».
Абдрахман пристает к берегу и прячет в траву свои сети. На территории заповедника появляться с орудиями лова и охоты категорически запрещено.
Наша лодка убыстряет свой бег. Абдрахман сильнее налегает на весла — он хочет скорее возвратиться обратно, чтобы, пользуясь вечерней прохладой, заняться рыбной ловлей. Незаметно проходит еще полчаса, и мы видим новый опознавательный знак: «Кордон № 1».
— Вот мы и доехали, — говорит Абдрахман.
По официальным данным, площадь Обжоровского участка Астраханского заповедника исчисляется в 11 270 гектаров. Но эта цифра весьма и весьма далека от действительности. Дело в том, что она относится к 1927 году, когда была определена территория заповедника.
Но дельта живет. С каждым годом она отвоевывает у моря землю, и суша уходит все дальше к морским просторам.
— Территория заповедника очень сильно увеличилась, но, насколько именно, пока никто не знает, — говорят научные работники заповедника.
Мы едем узкими речками, которым, кажется, не будет конца. То и дело приходится спугивать пернатых обитателей заповедника.
Вот мы проезжаем мимо накренившегося над водой полувысохшего дерева. От бакланьего помета оно все побелело. Бакланы долго сидят не шелохнувшись, наблюдая за нашим приближением. Но вот внезапно один за другим падают вниз и, стелясь низко над водой, летят прочь.
Из всех водоплавающих птиц баклан наиболее опасный враг рыб. Обладая мощным клювом, баклан иногда вылавливает килограммовых сельдей.
Для охоты баклан выбирает обычно неглубокую речушку с быстрым течением. Нырнув под воду, он стремительно мчится, хватая первую попавшуюся рыбу, затем баклан поднимается на поверхность и, поднявши клюв, заглатывает добычу.
Бакланы очень прожорливы. В день эта сравнительно небольшая птица съедает до килограмма рыбы.
Вред, приносимый бакланами, весьма ощутителен. Вследствие исключительной прожорливости этого хищника в дельте Волги ежегодно истребляется больше пяти тысяч тонн рыбы. К этому еще нужно прибавить сотни изорванных в клочья сетей, так как бакланы очень часто нападают на сетные «порядки», чтобы попользоваться рыбой, запутавшейся в сетях. За пределами заповедника бакланы уничтожаются, но все же количество их растет.
Очень много в заповеднике цапель. Мы то и дело вспугиваем этих неуклюжих птиц. Забравшись в траву, цапля подпускает лодку очень близко, а потом, нелепо взмахивая крыльями, взвивается вверх и пронзительно кричит.
Мои спутники — студентки Ленинградского университета — командуют:
— Правьте к берегу, тут колония.
Привязываем лодку за корни дерева и начинаем пробираться сквозь камыш.
Колония оглушила нас пронзительными криками птиц, сливающимися в многоголосый гул.
Эта колония комбинированная — в ней гнездятся цапли, колпики и каравайки. Наше, появление вызывает в колонии большой переполох. Взрослые птицы с криками пробираются сквозь гущу деревьев, взлетают и, собравшись в огромные стаи, кружатся над нами.
В гнездах остались лишь птенцы. Они уже оперились, но еще не летают. Вот неуклюже карабкаются вверх молодые цапли. Они не на шутку перепугались. Птенцы колпика предпочитают оставаться в гнезде.
Распластав свои белые тельца, они тщетно пытаются укрыться от наших взоров.
Очевидно, материнское чувство более сильно у колпиков. Скоро они самоотверженно опускаются на деревья и ревниво следят за нашими движениями. Мы невольно любуемся этими красивыми птицами, стройность линий которых нарушает лишь неуклюжий, ложкообразный клюв.
Каравайки более осторожны — они забрались на самые верхушки деревьев. Их черное с красновато-желтым оттенком оперение отливает на солнце золотом.
От гнезд и густых зарослей внизу царит полумрак. Там и сям в траве виднеются остатки разрушенных гнезд, разбившиеся при падении с деревьев птенцы. Видно, это место для гнездовья птицы облюбовали давно.
Не причинив никакого вреда пернатому населению колонии, мы идем к лодке. Встревоженные было птицы начинают опять обычную трудовую жизнь. Идет кормежка птенцов, починка гнезд, разгораются птичьи ссоры. Пройдет еще неделя, другая — подрастут птенцы, и колония опустеет до будущего года.
Колонии — наиболее распространенный вид гнездовья птиц в заповеднике. Обычно в колонии собирается до двухсот птичьих семейств. Бывает, что колонии заселяются одним видом птицы, — например, бакланами или цаплями, но чаще всего колонии бывают комбинированные, подобно той, которую мы только что посетили.
Мы продолжаем плыть вниз по течению, к «россыпям», на взморье.
— Надо обязательно поглядеть на кабана, — говорят мои спутники.
Перспектива встретить вепря — этого редкого, сильного зверя — увлекает нас, и лодка начинает идти еще быстрее.