В зеркале сатиры

— Ваша правда, для колхоза. И вообще… хочу побачить, что здесь и как… Ох и отощал же я в дороге! Повечерять со мной не желаете?

— Да я уже спускался вниз, пробовал, как новый повар кормит. Кстати, он в здешнем ресторане — третий. Двух при мне сняли. По норме на котлету полагается пятьдесят граммов мяса и десять граммов хлеба, так повар клал наоборот. Ну и послали его обратно на курсы пересдавать экзамены по мясному фаршу. А второй — прозрачный компот обожал. Килограмм сухофруктов — три ведра воды.

— Контролеры его и застукали?

— Да нет, судоходная инспекция запротестовала. Он, бродяга, хотел всю Унжу в ресторан перекачать! Мелеть уже стала река…

Так они и разговаривали. Огнецвет, шурша бумагой, неторопливо собирал на стол. Из объемистой, украшенной вышивкой торбы он вынимал один сверток за другим. Потом пригласил Сербина к столу:

— Отведайте сальца вот. Сам кабанчика холил, ароматное сало вышло. И горилочки нашей, украинской. 3 перцем. За знаемство!

— Рад познакомиться… И чем же вы занимаетесь в колхозе?

— При голове колхоза состою. Пилигрим, значит. Раньше-то, пишут в книгах, пилигримы святым местам ходили поклоняться…

— А теперь?

— Теперь — Госплану. От него сейчас вся благодать исходит.

— И много госплановской благодати пришлось на вашу душу?

— Ой, немного, Марк Евгеньевич! Куда ни ткнешься, везде фонды и лимиты. А колхозной душе того лимита не отпущено. Во многих местах я чубом своим тряс, и ни бревнышка не перепало. Неужели и отсюда с пустыми руками вертаться?

— Свободная вещь! Не вы первый, и последний опять-таки не вы. Жил тут полномочный представитель с Волги. От порошкового кефира и свиных сосисок совсем одичал бедняга. А уехал ни с чем.

— Ну мне нельзя уехать так… Последняя надежда осталась! А пока выпьем, чтобы дома не журились.

В этот момент вошла Дарья Федоровна — наша дежурная по этажу. (В скобках замечу: добрая женщина! Никогда не забудет смахнуть с меня пыль). Оглядев стол, Дарья Федоровна не удержалась от едкого замечания:

— Дивлюсь я на вас, мужиков. Не успели друг другу «здрасьте» сказать, как уже снюхались… Кто же пьет на ночь? Спать пора!

— Правильно, тетка Даша, — ответил ей Сербин, — пора на боковую, пора. А с утра пораньше — за дело!

— Так уж и пораньше! До обеда, поди, загорать под одеялом будете.

— Нельзя нам в постельке нежиться, дорогая, не время. Кузнецы мы, тетка Даша, и куем ключи своего счастья.

— Ладно уж, кузнецы, ложитесь!

Дарья Федоровна погасила верхний свет и ушла. Снова зашуршала бумага. Огнецвет прибирал на столе. Потом опять до меня донесся разговор:

— Зарез мне с тем лесом. Строиться хочу. Да и соседи наказывали. Кому сруб требуется, кому досточки. Опять же Горпина с братьями делится, свою хату ставить собирается. От колхозу наряд имею на новый коровник. Как все-таки мыслите, уважаемый, выгорит мое дело?

— А я знаю? Но разрешите на всякий случай процитировать одного древнего философа: когда парадная дверь закрыта, ищи черный ход.

— Правда ваша! Мы ведь не без понятия: земля любит навоз, лошадь — овес, а воевода — принос.

— Э, а ты, я вижу, боевой конек, на все четыре ноги подкован!

— Не без того. Так куда завтра толкнуться посоветуете, Марк Евгеньевич?

— А никуда. Ты же пилигрим, а не какой-нибудь распространитель лотерейных билетов. Пусть они суетятся. А ты по городу поброди, осмотрись. Советую, между прочим, в музей заглянуть. Бывший трактир. В нем какой-то заезжий поэт клюквенный квас пил и свою трость оставил. Обязательно посмотри, будешь доволен. А вечером, может быть, заглянет к нам один человек. Может быть. К девятнадцати ноль-ноль…

Сказав эти слова, Сербин взял полотенце и ушел умываться. А Огнецвет вынул из кармана толстый бумажник и, опасливо глянув на дверь, сунул его под подушку.

— Ну, кажется, на нужного человека, Тимофей Корнеич, напали, — тихо проговорил он. — Только бы вам голову не задурили. Крепкий кавун! Горилку тянет, а ни в одном глазу…

Через некоторое время Сербин вернулся. Огнецвет уже лежал в постели. А Сербину еще хотелось поговорить:

— И острый же язычок у этой бабы! Бритва! Слышал, сосед, как сказала: «снюхались». А?

Но Огнецвет не ответил, наверное, заснул. Я услышала, как заскрипела под Сербиным кровать.

КУДА ВЕДУТ СЛЕДЫ?

Рассказ Письменного стола

Я нахожу вполне естественным, что продолжить рассказ придется именно мне. Ведь я — старейший канцелярский стол во всей областной прокуратуре. Не верите? Посмотрите тогда мой инвентарный номер и сверьтесь по описи.

Да, я настоящий ветеран. И за долгие годы службы закону привык говорить правду и только правду!

Так вот, в то утро моему нынешнему хозяину, старшему следователю Виктору Немцову было явно не по себе. Явившись на работу, он присел только на минутку, а потом открыл железный шкаф, достал какую-то папку, полистал ее и, подойдя к окну, прочел вслух:

— «Прокурору области. Докладываю, что мне, старшему следователю областной прокуратуры, за смягчение участи находящейся под следствием группы расхитителей леса в Темкинском леспромхозе вручена взятка в сумме пятисот рублей. Петр Никанорович Дорошенко».

Потом, не закрывая папки, мой хозяин стал молча ходить по комнате. За этим занятием и застал его наш прокурор Федор Федорович Архипов.

— Все изучаете, Немцов? — спросил он.

— Простите, Федор Федорович, иначе не могу. Чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что главный обвинительный документ в деле Никанорыча, выражаясь вульгарно, — липа. Предположим, он действительно получил взятку и написал это заявление для оправдания. Бывало так, сами знаете: хватают человека с пачкой денег, а он спокойно предъявляет рапорт о полученной взятке. Но почему это заявление оказалось не в кармане, не в бумажнике Никанорыча, а в портфеле? Да еще в контрольной работе по хозяйственным преступлениям, которую ему накануне вернули из заочного института? И главное: зачем темкинцам давать взятку, когда в деле они играли третьестепенную роль?

— Я рассуждал так же, как и вы, Немцов, но подлинность почерка следователя Дорошенко подтверждена экспертизой.

— Считайте, что ее не было. Я знакомился с работой наших экспертов. Простите за резкость, но это кустари. Им впору молоко на рынке проверять. А Никанорыч был талантливым криминалистом и шел по верному следу. Теперь мы, собственно говоря, лишь завершаем то, что смерть помешала сделать ему самому.

— И куда ведут следы?

— Да я уже докладывал, Федор Федорович. В «Лесосбыт» к Столбову, к Сербину из «Стройфаянса» и в облисполком к…

Тут Архипов довольно резко перебил Немцова:

— Что в «Лесосбыте» неблагополучно, я согласен. Но в облисполкоме… Не зарываетесь ли вы, Немцов? Понимаете, на кого замахнулись? Этот человек — опытный хозяйственник и в номенклатуре десятки лет. Какие бы ни происходили в области потрясения, он всегда оставался на поверхности.

— Не хотелось бы впадать в упрощенчество, но не все, что держится на поверхности, представляет ценность.

— Не острите, а ответьте прямо: вы уверены, что он взяточник?

— Уверен. И знаете почему? Как работник и руководитель он кончился добрый десяток лет назад, но об этом знает пока только он сам. И раздумывает, что же будет дальше. Пенсия? Это для других благо, а для Лу…

И опять прокурор не дал ему договорить:

— Не склоняйте фамилии уважаемого человека, пока у вас нет соответствующих фактов!

Признаться, я не ожидал столь острой реакции со стороны нашего Федора Федоровича, обычно очень уравновешенного. Немного растерялся и Немцов. Стал говорить, что человека, фамилию которого прокурор даже не разрешил назвать, пенсия не устроит. Отсюда, дескать, страсть к наживе.

— И взятки? — сердито спросил прокурор.

— Да. И взятки, — ответил Немцов.

Дальнейший разговор между ними принял еще более неприятный характер.