Страница 7 из 57
— Уверен. Эббет была абсолютно лишена любых предубеждений, как и я сам, иначе бы не женился на дочери рыбака. Прошу, Виола, хотя бы присмотрись к нему. Дай шанс. Я не женю вас, если ты будешь против, но это смешение рас — великое благо для всего королевства. Мы покажем на самом высочайшем уровне, насколько дружественно настроены к темнокожим, а дети такого союза станут живым знаменем объединения.
Я понимаю, о чём он. Я сама такое же живое знамя, плод любви короля и рыбачки. Вот только почему рыбачка прожила ровно столько, чтобы родить меня на свет, а новой королевой стала стервозная графиня с бездонной маткой — вопрос, на который давно ищу ответ в туманно-серых глазах Глиенны. Но прокляни Сантарра, если меня пугает цвет кожи Анвара, дело вовсе не в этом. Просто я не готова кого-либо посвящать в тайны своей болезни, о которой даже отцу известно далеко не всё. А сделать это придётся в первую же брачную ночь. Такое не скрыть, когда чужие лапы будут шарить по ледяному и безразличному телу. Даже от отголоска подобных мыслей крутит тошнотой живот.
— К тому же, Анвар действительно приятный молодой человек, не лишённый талантов, — продолжает отец, не замечая неловкой паузы. — Граф Эгертон, будьте любезны, сыграйте нам! — вдруг приглашающе кивает он на центр зала.
— С удовольствием, мой король, — тут же вскидывает голову тот с такой надеждой в глазах, будто только и ждал повода избавиться от компании Иви.
За несколько широких шагов он подходит ближе к трону, на ходу почти неуловимым жестом выхватив из рукава сюртука длинную, причудливо изогнутую флейту — не уверена, что инструмент называется именно так, но чем-то похож. Смолкает скрипка и притихают разговоры, когда Анвар подносит флейту к губам и прикрывает веки. Ловкость пальцев графа заставляет нескольких придворных дам томно закатить глаза, обмахиваясь веерами, но он на них и не смотрит. Не дыша слежу за ним и замечаю, что вся тыльная сторона правой ладони будто покрыта буграми, сморщенные линии тянутся за рукав, как рябь на воде. Похоже на страшные последствия ожога, и я передёргиваюсь, представив, как были получены эти уродства.
Странная, незнакомая мелодия вырывается из инструмента — настолько тонкая, словно мерещится. Как ветер в волосах, когда я седлаю любимицу Шитку и несусь подальше в поля, где нет нужды держать прямо спину, лгать и притворяться. Ноты становятся выше, и в моей голове вспыхивают картины, потрясающе живые картины-воспоминания. Цокот копыт, запах свежескошенной травы, звон лошадиной сбруи. Капли дождя на лице, клянусь, я их чувствую! Как на удивление приятно тёплая влага стекает по щекам, как дорожки воды уходят по шее к декольте платья. В потрясении трогаю кожу вокруг ожерелья, понимая, что она абсолютно сухая. В этот момент музыка становится громче, настойчивей, ярче — и граф резко открывает веки, устремляя взгляд прямо на меня.
В магнетических глазах чернотой искрится смех. Он льётся в задорной музыке, и народ начинает тихо прихлопывать в ритм, а я застываю, не понимая, откуда появляется дрожь. Потому что капли никуда не исчезают, ощущение катящейся по телу влаги не отпускает, более того, они превращаются в нити колких сверкающих искр пламени, скользящих по коже. По груди, по животу, медленно достигая шелкового белья, вызывая мурашки. Я кусаю губу, совершенно растерявшись. Пытаюсь сбросить эти ощущения, незаметно отряхивая платье, но понимаю, что я всё ещё в бальном зале у трона отца, сухая, как и каждый слушатель. Кажется, это всё происходит только со мной и вовсе не наяву. А ещё, кажется, граф прекрасно об этом знает: финальная, свистящая нота разносится торжественным эхом и рассыпается звёздами в моей голове. Тяжело дышать, но ещё тяжелей признать, как тревожно трепещет в груди нечто незнакомо-волнительное. Тягучее. Приятное…
— Превосходно, граф, чудесная музыка! — оглушительно взвизгивает и хлопает первой Глиенна, и это моментально меня отрезвляет: посторонних капель на теле больше нет, лишь отголоски и странно зачастивший пульс. — Что это за инструмент?
— Благодарю, миледи. Это фейнестрель, народный инструмент моего края, — криво улыбается Анвар уголком губ, на мгновение склонив голову. Волшебная флейта вновь прячется в его расшитом серебряными нитями рукаве.
— Как мило, что вы чтите традиции и учите своих детей музыке простого люда. — Отец поворачивает ко мне голову, и я без лишних слов понимаю, что от меня требуется реакция, но отчаянно теряюсь.
Что это, болотные духи, вообще было? Это точно не просто музыка.
— Спасибо, граф, — глухо и растерянно выдавливаю я, прилагая все усилия, чтобы не смотреть на его лицо. Почему-то есть ощущение, что найду в прозрачности глаз веселье победителя. Только не понимаю, в какой игре.
— Рад, что вам понравилось, Ваше Высочество. Не окажете ли честь выпить со мной ваших столичных вин? В Манчтурии несколько другие напитки. И нравы.
— Безусловно, Виола будет рада проявить гостеприимство, — с непреклонным нажимом отвечает за меня отец, и приходится покорно подойти к графу. Ноги невозможно тяжёлые, словно впрямь полдня провела в седле.
Анвар поворачивается и подставляет мне согнутый локоть, и вариантов нет, кроме как принять жест. Прокатившая по позвонкам дрожь становится чётче. В носу ещё свербит от запаха травы и петрикора.
— Прекрасно выглядите, миледи. — Я почти и не слышу этого дежурного комплимента за стуком крови в висках, зато от короткого шёпота по шее пробегают мурашки: — Но с бабочкой было лучше.