Страница 54 из 57
А я излюбленным приёмом проскальзываю под его левой рукой и оцарапываю незащищённое бедро, распоров ткань штанов. Лезвие украшает голубая капля династической крови, и я занимаю боевую стойку, ожидая ответного хода. Солёная испарина заливается в глаза. Отец едва слышно шипит, разворачивается ко мне лицом и замахивается для нового, неуклюже-неповоротливого удара, будто кричащего, что это последний выпад, и третьей просьбы прекратить не будет — лишь вскинутая в желании сдаться рука.
Я смотрю в малахитовые глаза прямо и гордо, когда их словно подёргивает мутная пелена, и взгляд медленно стекленеет.
— Отец? — тревожно зову его, а он вдруг начинает часто открывать и закрывать рот, и после падает на колени, будто подкошенный, будто ему перерезали связки на ногах. — Отец!
Забыв про толпу и кхорров бой, роняю меч и бросаюсь вперёд, едва успевая поймать его за миг до удара головой о камни. Паника опаляет вены, оглушает и вместе с тем даёт недюжинные силы, чтобы удержать полное тело и суметь уложить его затылком себе на колени. Цвет кожи отца приобретает зеленоватый оттенок, и я лихорадочно похлопываю его по щеке, взывая уже во весь срывающийся голос:
— Отец! Очнись! Помогите, кто-нибудь!
Но к нам никто не спешит, и с последним хрипом изо рта отца вылетает сгусток чёрной пены. Малахитовые глаза застывают окончательно, и кажется, будто вижу в них навсегда отпечатавшееся разочарование мной.
— Отец! — не принимая в разум того, что он больше не дышит, отчаянно бью кулаком по его груди, словно так можно разбудить. Мёртвая тишина повисает над ареной, и только карканье ворона где-то высоко в небе осколком осознания впивается в сердце.
Горло сдавлено тисками, когда я медленно поворачиваю негнущуюся шею и смотрю на свой откинутый в сторону меч. На лезвие, слишком сильно, неестественно блестящее в лучах. Масляный клинок, поданный мне руками того, кому поверила так глупо, так слепо.
Анвар уже стремительно идёт ко мне, и на его лице нет и капли сожаления, оно будто маска отрешённости, а в моих лёгких встаёт удушливый запах смерти. Яда.
«Как ты мог», — простое сведение всей его сложной партии в единую картину. Наконец-то, впервые за несколько седьмиц абсолютно трезво смотря в его глаза, вижу пустоту. Правду. Цену всех клятв и обещаний. Ему всё равно, какая шея треснет под стопами, когда нужно идти по головам.
Бережно положив отца на брусчатку, стрелой мчу к своему оружию. Жри свою собственную отраву! Получи, что сам так хотел!
— Виола, стой! — кричит он, останавливаясь в десяти шагах от меня.
Но подкатывающая ледяной волной боль потери и жажда восстановить справедливость прямо сейчас стучат намного громче. Лечу на него, размахиваясь для одного-единственного, самого верного удара, краем уха слыша, как начинает роптать осознающая смерть короля толпа. Откуда-то из её гущи наперерез мне выбегает огромный чёрный воин с изогнутыми ножами-ятаганами и замахивается: лезвие пролетает так близко от моего лица, что свистит воздух. Удар второго ятагана на полпути останавливает оглушающе резкий приказ:
— Нет, Миджай!
Явно способный размазать меня по земле громила тут же отступает, освобождая путь к цели, и я снова бросаюсь вперёд. И тут к моей дрожащей руке чёрной стрелой несётся кожаная плеть. На глазах всей Велории подчиняясь пассу мага, она вырывает из пальцев рукоять отравленного меча. Потрясённо всхлипнув, застываю на месте, и тут перепуганный женский визг звучит, будто сигнал:
— Колдун! Держи колдуна!
Мир схлопывается. Вокруг гудит непрекращающийся гомон. Если вмешиваться в поединок никто не мог до поражения одного из противников, то для ареста еретика всегда найдутся желающие. Несколько крупных стражей в серых кителях моментально оказываются возле Анвара и связывают ему руки за спиной, а он и не противится, не мигая смотрит только в мои глаза.
Я без сил падаю на колени и одними губами шепчу свой первый приказ в качестве королевы Афлена:
— В темницу еретика.
Всё кажется бредом, затянувшимся сном. К вечеру на арене не остаётся людей, ушедших с траурной процессией, лишь я и два стражника позади. Не могу покинуть площадь. Не могу принять, не могу поверить, что меня так элементарно использовали против короля. До сих пор не сняв кольчугу, стою на том месте, откуда давно унесли тело убитого мною отца и смотрю на шпиль храма без единой мысли в голове. Богиня, испепели меня сейчас. Потому что иначе вина разъест изнутри.
Как жаль, что пожелание Глиенны перед боем не сбылось, и у меня не получилось красиво сдохнуть.
— Ваше… Величество, — вздрагиваю от нового обращения, заставляющего обернуться к неловко мнущимся стражам. — Один вопрос… требует немедленного внимания.
— Слушаю, — глухо отзываюсь я, пытаясь хотя бы сфокусироваться на лице мужчины перед собой. Туманная плёнка отчаянно мешает.
— Из замка доложили, что в винном погребе нашли тело. Судя по всему, это ваша фрейлина… и мертва она давно.
— Что за вздор, — хоть какие-то эмоции в голосе и не пробую изобразить, потому что на пепелище в груди уже вряд ли могут зацвести розы. Соль предательства будто скрипит на зубах, но не касается искусно спрятанных за маской глаз. — Я разговаривала с Маисой перед поединком. Она мне помогала собраться.
— Тело… не совсем обычное, — подойдя на шаг ближе, страж приглушает тон до шёпота, хотя нас некому тут подслушать. — У него вырезано сердце.
Должно быть потрясение, но я настолько застываю, что не могу даже дышать. Разум на удивление ясно складывает последние ходы шахматной партии, в которой я всегда была просто пешкой в чужих руках. Маиса… бедная моя фрейлина, я обещала тебе безопасность. Но рядом со мной опасность будет всегда. А ты была слишком близко, чтобы не сгореть. Чтобы в тебе не увидели самый простой способ подмешивать мне любую отраву изо дня в день, уговорить на лояльность к играм Анвара и даже — болотные духи — украсить твоими руками спальню к лживой брачной ночи…
Нет. Не твоими. Интересно, как давно мертва моя умная и верная Маиса? Сколько времени я вижу перед собой двойника? И кто из моего окружения поймёт, что на самом деле произошло… да никто из них и не знает тайн магии, разве что кассиопий.
— Мы пытались отыскать миледи, но безуспешно, — тихо продолжает страж, явно обескураженный моим долгим молчанием и безразличностью. — После поединка Маису никто больше не видел. Но тело… не свежее.