Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 57

9. Вотум

Горячий пар впитывается под кожу, обволакивает дыхательные пути запахом пряной корицы. В составе очередного колдовского пузырька именно она помогла с первыми лучами солнца согреть давно остывшую ванну. Тело словно невесомое — не знаю, может быть, виновата вода вокруг и пена, а может, после сна прекратилось действие альденики. Но так приятно не думать: просто сидеть и растворяться в тепле, опираясь спиной на твёрдый торс и расслабленно откинув голову на крепкое плечо.

Анвар неспешно перебирает мои влажные волосы, мурлыча без слов какую-то мелодию. Она качает на своих волнах, и глаз открывать не хочется. Наслаждаться тем, как надежно придерживает покоящаяся на моём животе обожжённая рука, чувствовать мерное дыхание позади. Ни тревог, ни мыслей. Только незнакомый мотив, почти неслышно идущий из центра мужской груди, к которой теснее прижимаюсь лопатками. К шее тут же приближаются губы Анвара, мягко поцеловав один из красноватых следов ночи, которые расцвели на моём теле к утру.

— Что это за песня? — осторожно спрашиваю я его, осознав, что это практически первые слова с самого пробуждения. С момента, как уснула в этих руках среди раскиданных по кровати перьев из разорванной подушки и смятых лепестков, вылетевшая из реальности и согретая сполна. Разбитая и собранная на части, но уже в ином порядке.

Вместо ответа в мелодии вдруг появляются строки, негромко напетые низким голосом на убаюкивающий лад:

Тихо ляжет красный ветер, уймёт пыль следов в пустыне. Сладко засыпайте, дети, вы в гнезде своём орлином, — неловко прервавшись, Анвар полушёпотом поясняет: — Это колыбельная.

— Чувствуется. Так красиво, — тяну я, сонно моргнув, и слепо потираюсь щекой о его плечо. — Я бы не выбиралась отсюда весь день, но уже давно пора соблюсти приличия…

— Мы же определились: приличия идут кормить кхорр, а мы останемся здесь… хотя бы сегодня. Поверь, твой отец будет только рад, если нас не досчитаются за обедом. — Усмехается он в ответ, и с этими доводами не поспорить. Особенно когда их подкрепляет скользнувшая к груди ладонь, а ягодицей вновь чувствуется горячая твёрдость.

В нетерпении прикусив щеку изнутри, поглаживаю его бедро и медленно подбираюсь выше, уже предвкушая новое удовольствие. Анвар тяжело выдыхает, не в пример прошедшей ночи нежно взвесив в ладони потяжелевшее полушарие. Окружающее тепло быстро перерастает в жар.

— Ты точно не испугалась? — всё ещё с лёгким беспокойством спрашивает он.

На этот вопрос я ответила уже раза три, так что без сомнений повторяю и в четвёртый:

— Нет. Ты же предупреждал, что когти слушаются не всегда. И вреда мне не причинил. — Уверенно перехватываю его руку и порхающим жестом прохожусь по костяшкам. — Мне было… восхитительно. Я не жалею, что доверилась тебе.

— Надеюсь, не пожалеешь и впредь. — Он вдруг обхватывает меня за талию покрепче и с плеском воды усаживает к себе на ноги боком, явно желая посмотреть в глаза. И я не протестую, хотя чувствую себя безумно уязвимой, лишённой воли совсем. — Следующее собрание преторов послезавтра. На него и явимся с твоим требованием.

Теряю дар речи от такой неколебимости тона: он вроде бы спрашивает позволения, но на самом деле всё давно решил. Вопросительно задрав брови, ищу хоть малейшее сомнение в прозрачной радужке, и бьющий в окно высоко на стене луч полуденного солнца отражается в ней светлым отблеском. Наверное, он прав, и тянуть тут совсем ни к чему. Очерчиваю кончиками пальцев тёмную влажную кожу у ярёмной вены и задумчиво уточняю:





— А ты… уже говорил с другими…

— Данг был в бешенстве, что я взял его за… в общем, принудил исполнить любое моё требование в обмен на молчание о его развлечениях. Он ещё не знает, что я попрошу, но уже согласен. С Нэтлианом планирую поговорить накануне собрания, желательно предоставив готовую грамоту о даровании титула с твоей подписью. Ну а Мэнис…

Он заметно мрачнеет, прежде чем продолжить, и я спешу вернуть улыбку на это притягательное лицо:

— Даже если она откажет, с помощью Белларского вотум уже состоится. Если у него получилось повлиять на кассиопия, то нам вовсе ни к чему давить ещё и на старуху.

Сама не знаю, почему, но грядущее безумство не вызывает беспокойства. Каждый прошедший день лишь укрепил веру, что отец уже не может управляться со страной должным образом, и что я выбрала правильного человека для наведения порядка. Это будет мирная передача власти, а поединок — формальным. В такое тёплое, приятное и солнечное утро не возникает и мысли об ином исходе.

— Ого, ледяная принцесса может видеть лучшее в новом дне, а не только изображать неприступность, — с озорными искрами в глазах поддевает Анвар, и я с наигранным возмущением надуваю щёки, хотя сама всё наглей ёрзаю на его ногах. — Какие приятные перемены. Надо было жениться на тебе в первый же день в Велории.

Он притягивает меня ближе для лёгкого, дразняще-неспешного поцелуя, мягко увлекая в игру. Проходится кончиком языка по нижней губе, и я крепче обвиваю его шею, объятая приятным трепетом. Краска давно перестала действовать, и теперь есть только его собственный вкус, естественный и терпкий, чуть пряный. Словно он сам — какая-то диковинная специя из глубин пустынных садов.

Все страхи кажутся смешными. Пробуждённая мёртвая кровь поёт в венах, отзываясь на скользящие по телу руки, на подбирающиеся к внутренней стороне бедра пальцы. И в этот момент абсолютно чётко осознаю главное: я больше не обречена на пожизненный холод. Засыпая изо дня в день рядом с Анваром и просыпаясь от его поцелуев, я уже не буду испытывать тяжести в каждой конечности, не буду вынуждена бежать и хвататься за мечи и палки, лишь бы движение разбило лёд. Теперь для меня есть реальная надежда жить нормально, как все, наслаждаться. И я упиваюсь счастьем этого понимания, пока губы моего мужа непозволительно медленно прокладывают тропу вдоль шеи.

— Интересно, — выдыхает он едва слышно, и горячий воздух посылает сноп мурашек к позвонкам. — Что первое ты сделаешь, когда получишь корону?

— Узнаю правду о своей смерти, — не успев и задуматься, выпаливаю я.

Анвар отрывается от моей кожи и ловит взгляд: в прозрачных глазах загорается искреннее любопытство, и я нехотя признаюсь в причинах замешательства у алтаря.

— По дороге к площади отец сказал, что Глиенна была доверенной фрейлиной мамы. Значит, имела полный доступ к её комнатам, наверняка знала главный секрет и… вполне могла пробить себе дорогу к трону.