Зачарованная кровь

Когти чуть усиливают нажим, почти неуловимо. Из щекотки в приятное поглаживание — но почему не царапают? Даже ткань цела. Зато внизу живота зарождается уже знакомое мне тепло, тянет, пульсирует, заставив прерывисто дышать. Я вдруг невозможно живо осознаю, что прямо подо мной горячее тело, взвинченное до предела, твёрдое, так ярко и маняще пахнущее еловой смолой…

Нет-нет-нет, этого не может быть, я же ничего не пила из его рук на этот раз! И с невероятным усилием воли удаётся не сжать бёдра, не выдать, как хочется усилить давление, податься вперёд, вдохнуть больше. Яд. Его запах — самый настоящий яд, как отцовское пристрастие к вину, даже муть в голове та же.

— Давай договоримся прямо здесь и сейчас, — негромко, но до будоражащей пульсации властно произносит Анвар, и его южный говор словно приглушает все остальные звуки на лугу. — Если хочешь что-то спросить, спрашивай прямо. Если сомневаешься во мне, говори вслух. Я не умею читать мысли. И хочу, чтобы моя жена мне верила. Да, после долгого путешествия через всю страну, после столкновения с несколькими бандами не самых добрых людей мы потеряли одного коня. По нашей традиции, павший должен напитать истощённые силы живых — как только его плоть закончится, никто и не будет больше кормить этим лошадей. Наши животные особенные, и отношение к ним тоже… для них это — дань чести другу.

— Что за чушь. Говоришь так, словно лошади…

— Умеют думать? Чувствовать? Оплакивать? И не только они. Я слышу это, слышу весь мир иначе, чуть громче, чем ты. Слышу, как птица над нашими головами прямо сейчас кричит о своём выпавшем из гнезда птенце. Как радуется твоя Шитка, потому что ободрала всю кислику. И даже могу понять, почему твой друг-конюх смотрит на нас волком.

Тревожно вскинув голову, и впрямь различаю у загона силуэт Эда — он далеко, слышать нас точно не может, а встретив мой взгляд тут же отворачивается и уходит к колодцу с ведром. Тяжело вздохнув, убираю нож от шеи Анвара и неловко ёрзаю, собираясь встать. Однако тёплые ладони нагло ложатся на бёдра, не дав этого сделать, и я с облегчением чувствую, что когтей больше нет, как и голубых всполохов в радужке прозрачных глаз. Зато азарт боя сменяется смущением.

— Отпусти.

— Но я же не держу.

На тёмном лице проскальзывает кривая улыбка уголком губ, и дико хочется сказать, что он лжёт… но это не так. Ужасающе буднично поглаживает мои бёдра, выводит круговые узоры большими пальцами и продолжает смотреть на меня со смесью любопытства и будто бы гордости. И чем-то ещё, что я никогда не замечаю в мужчинах рядом с собой — но бывало, ловлю подобное у ухажёров красавицы Маисы.

Что-то голодное.

— А павших собратьев у вас едят только животные или твоя свита тоже не прочь? — дерзко вскинув голову, демонстративно играю оставшимся в руке ножом. — Ты сказал, я могу спросить прямо.

— Был такой обычай в далёкой древности, но мои предки его упразднили. Признаться, я надеялся, что когда ты сядешь на меня сверху, мы не будем говорить о дохлых лошадях.

Сохранять напыщенную рожицу больше не получается: смешок душит горло, и я даю ему волю, хохоча, кажется, в первый раз за несколько дней. То ли быть в постоянном ожидании подвоха не остаётся сил, то ли действительно веселит абсурд ситуации. Низкий и сиплый, но расслабленный смех вторит моему, и я наконец-то нахожу в себе решимость подняться на ноги.

— Вот уж… хах… интересно: на что ещё ты надеешься?

— Хотя бы на то, что после получения короны ты меня не прирежешь в собственной постели. — Легко встав с земли, Анвар отряхивает с головы налипшую траву. — И что уломать паршивца Данга, ленегата Нэтлиана и ту вредную старушенцию Лидианскую будет не так уж сложно.

— Что?!

Моментально захлебнувшись остатками смеха, тревожно оглядываюсь, но тут нас некому подслушать. Рассуждать о вотуме до свадьбы может быть очень опасно, а ещё хуже — если отец узнает о моих планах. Спешно засовываю нож обратно в ботфорт, словно сейчас из-за кустов впрямь выскочит отряд бирритов в алых плащах: подчинённых Данга, следящих за правопорядком на улицах.

— Не бойся, нас никто не слышит. Я бы знал. — Невозмутимо пожав плечами, Анвар собирает наши отброшенные мечи и морщится при взгляде на мой затупленный клинок. — Тебе надо тренироваться с настоящим оружием и настоящим противником. Иначе всё это не имеет никакого смысла. Я не нападал даже в половину силы, а король хоть и немолод, но боец опытный…

— Он не станет драться со мной. Если мы доведём всё до поединка — он просто не станет, — шепчу я, зябко обнимая себя за плечи. Все еще пытаюсь заключить договор с совестью, но на нём отчетливо прорезается слово «предательство». И поделать с этим ничего не могу.

— Но готовыми надо быть к любому исходу. Нам нельзя проиграть, ты же это понимаешь?

До боли кусаю губу, на миг прикрывая веки. Понявшийся лёгкий ветер треплет окончательно распавшуюся косу, и выбившиеся пряди падают на лицо. Не хочется выглядеть перед ним такой жалкой, так что придаю голосу твёрдости, сглотнув комок. Это не просьба, а условие, и Анвар должен это услышать.

— Обещай мне одно: отец останется невредим. Он будет жить, и никто его не тронет.

Он делает шаг вперёд и заглядывает в мои глаза — так пристально, будто собирается что-то выудить из них и рассмотреть при солнечных лучах. Разогретое тело неожиданно остро реагирует на такое приближение, посылая волны приятного, томящего ощущения до кончиков пальцев на ногах. Застываю, не желая шевелиться, пока не слышу абсолютно стальное:

— Клянусь собственной жизнью.

Облегчённо выдохнув, забираю свой меч и даже выдавливаю подобие улыбки. Думаю, для Анвара не чуждо понятие чести, и марать свою нарушением этого слова он не станет. Но это не отменяет моих вопросов к нему, особенно самого первого, правда, теперь я способна сопоставить кое-что в одну цепь:

— Итак, судя по всему, ты подслушивал собрание преторов. Чем ещё занимался последние дни?

— О, да всем помаленьку. Кстати, удобный у тебя уголок, чтобы следить за этой горсткой казнокрадов. Я искал тебя, чтобы кое-что уточнить: если эту троицу возьму на себя, ты сможешь уговорить Белларского и жреца?

От такой непринуждённости в обсуждении государственного переворота и осведомлённости Анвара я почти немею, так что выдаю первое, что приходит в гудящую после удара о землю голову:

— Боишься приближаться к кассиопию? Ты ему сильно не нравишься. Стоит всё-таки зайти в храм за благословением.

— Храм, где на входе нужно выпить освящённой воды, что моментально выдаст мою природу: идея не самая лучшая.