Застывшая кровь

Филзар шумно и неприлично сморкается в платок, горбясь всё сильнее. Мне становится неловко — кажется, наша делегация и впрямь дико невовремя. Когда мы ехали сюда, Анвар рассказывал, что останавливались они в Залеске безо всяких приключений, а барон хоть и небогат, но вполне хлебосолен к проезжим.

— Ох, граф Эгертон! Горе пришло в мой дом! — надрывно воет тот, и плечи его трясутся всё сильнее от сдерживаемых рыданий. — Сначала весть о Маисе, моей бедной девочке… А потом и Никай слёг с какой-то неведомой хворью! Я даже на похороны собственной дочери не сумел поехать, потому что не отхожу от его постели…

Меня словно прошибает молнией до самых пяток. И ведь совершенно вылетело из головы, что Маиса была одной из дочерей Филзара. Насколько сильно ему неприятно видеть меня сейчас, ведь косвенно именно я сгубила её, свела в могилу… Не говоря уж о том, о чём барону точно лучше не знать: что, возможно, и прямые убийцы или причастные к нему сейчас войдут в его дом.

«Прекрати. Ты и сама в это уже не веришь. Это была не Юника и уж точно не приказ Анвара», — вздрагиваю всем телом, потому как мысль совершенно не моя, прошелестевшая чужим голосом и окатывающая затылок холодком. Нервно оглядываюсь, но вижу только то, как разгружает вещи Нэтлиан и воркует со своей лошадью Юника. Что-то не то. Будто чей-то подсказывающий шёпот, слабый женский шёпот…

— Соболезную вашей утрате, барон, — с искренним участием Анвар пожимает его руку и словно невзначай спрашивает: — Что же за болезнь поразила несчастного ребёнка? Если мне память не изменяет, юному Никаю и десяти лет отроду не исполнилось?

— Ах, если бы я знал, граф… Во все дворы уже весть отправил, просил лучших лекарей прислать. Да разве ж кто поедет за горсть обленов, а больше мне и предложить нечего, одна пшеница. Наш же старик осмотрел и плечами пожал: ни жара, ни кашля, а тело немощное, Никай несколько седьмиц не может встать. Плачет, что боль в затылке нестерпимая, а три дня назад совершенно ослеп. Не знаем мы такой хвори, и как лечить — тоже, — глухо закончив рассказ, Филзар без сил роняет голову, пряча в ладонях лицо, и беззвучно содрогается.

От вида убитого горем отца начинает мутить. Теперь ясно, почему Маису пришлось хоронить в столице без единого родственника. И кажется, династия очень сильно задолжала этому роду. Не думая, я осторожно кладу руку на плечо барона и дожидаюсь, пока он вновь посмотрит на меня через мутную плёнку слёз. К горлу подкатывает ком от понимания, какие же дети беззащитные, и как же порой бессильны их родители.

— Милорд, а что, если мы попробуем помочь? — тихо спрашиваю я его, и искры надежды в его глазах дают вдохновение продолжить: — У графа Эгертона есть… талант к лекарскому ремеслу. Мы ничего не обещаем, но хотя бы попробовать можно. С одним условием: если что-то получится, вы никому не скажете, кто лечил Никая.

— Ваше Величество! — всплеснув руками, Филзар едва не падает на колени, и я вовремя придерживаю его отчаянный порыв. — Что угодно! Просите всё, только помогите моему мальчику, умоляю! Свет богини сегодня пришёл в дом старика Филзара…

— Это для Маисы. Пожалуйста, — поймав тяжёлый взгляд Анвара, прошу я, и он обречённо кивает.

— Юника, идём с нами.

Барон шустро шмыгает в дом, и мы втроём плетёмся за ним. Внутри убранство столь же скромное, как казалось снаружи — в приветственном холле добротные дубовые полы, от бревенчатых стен приятно пахнет согретым на солнце деревом, а откуда-то тянет свежей выпечкой. Мне неимоверно тоскливо от мысли, что Маиса выросла тут, бегала маленькой девочкой по грубым тканным дорожкам и заплетала косы сёстрам, чтобы закончить жизнь в винном погребе с вырезанным сердцем. Не замечаю, как на ходу переплетаю с Анваром пальцы в поисках поддержки. Меньшее, что мы можем сделать для её отца — не дать потерять двух детей в одно лето.

В конце узкого коридорчика на втором этаже перед нами отворяют дверь, но первым заходит сам Филзар. Небольшая комната с распахнутым окном полна света, на единственной одноместной кровати лежит под одеялом спящий худощавый мальчик с чёрными кудрями волос, разметавшимися по подушке. Черты его лица заострившиеся, под глазами глубокие впадины синяков, а пересохшие губы промакивает влажной тканью заботливая рука невысокой женщины. Вздрагиваю, когда она поднимает на нас глаза и тут же видит меня. Оливковая кожа, ровный профиль и неброская, натуральная красота — словно сама ожившая Маиса, только старше.

— Здравствуйте, миледи, — неловко здороваюсь, пока она выпрямляется и очевидно мрачнеет.

— Доброго дня королеве и её… свите, — отрешённым голосом, холодно приветствует баронесса и добавляет в сторону неловко мнущегося супруга: — Зачем ты их привёл? Чтобы она забрала у меня ещё и сына?

— Миледи, мы хотим лишь помочь, — вмешивается Анвар, обеспокоенно глядя на слабо дёргающегося через сон ребёнка. — Пожалуйста, позвольте его осмотреть.

— Я знаю, чем вы можете помочь, граф. Слухи из столицы долетают даже сюда. Мне не нужна помощь от Харуна.

— Вам — может быть и нет, — вдруг вспыхивает во мне злость на такой отказ, и я решительно шагаю к ней навстречу. — Но вы не имеете права лишать шанса выжить ребёнка. Он дитя, он не повинен ни в каких грехах. Долг каждого родителя — беречь и любить. А когда правда любишь, не имеет значения, что или кто спасёт вашему сыну жизнь.

«Надеюсь, ты и сама себя услышала», — вновь шепчет мне изнутри незнакомка, которая пугает до икоты, но сейчас не до очередного самокопания. Тем более что подсознательно вполне понимаю, кто решил обрести право голоса.

Мои слова ещё звенят среди кружащих в комнате пылинок, играющих в солнечных лучах, когда баронесса поправляет на Никае одеяло и с тяжёлым вздохом отходит от постели. Даже не смотрит на меня, проходя мимо, и лишь у самых дверей глухо бормочет:

— Маиса его любила. Если она что-то для вас значила, сделайте это ради её памяти.

Они с бароном покидают спальню, где сразу становится легче дышать. Не теряя времени, Анвар приближается к кровати и откидывает с тощего мальчишки одеяло. Вздрагиваю при виде болезненно высохшего тельца — обтянутые полупрозрачной кожей кости, не более. За моей спиной тихо вздыхает Юника:

— Кхорры раздери…

— Что думаете? Сможете его вылечить? — сложив руки на груди, я с беспокойством наблюдаю, как она шмыгает вперёд и отстёгивает свой пояс. На внутренней его стороне в ряд закреплены в кармашках десятки крохотных пузырьков.

— Его ещё и дурманом опоили, чтобы не ощущал боли. — Анвар укоризненно качает головой. — Чувствуете, запах сладковатый?