Страница 12 из 14
— Сейчас все расскажу, — сказала Мария, запирая дверь, а потом усаживаясь на такой же табурет. — Посмотрев на меня хитрым взглядом, принялась рассказывать. — Когда я еще на той барахолке была, ко мне вдруг дядька один подошел, предложил у него картину купить. Дескать, хочет он за нее выручить пять тысяч, а все, что сверху, то мое. Разумеется, картину я покупать не стала — зачем мне кот в мешке, да и денег-то у меня лишних нет, но он согласился отдать мне ее на реализацию. Стала я покупателей искать, за такие деньги никто брать не захотел.
— А что за картина? Кто автор? — перебил я девушку.
— Автор-то так себе, но в моду входит. Поль Сезанн. Слышали о таком?
Я чуть было не присвистнул. Поль Сезанн за пять тысяч франков? Хочу! Впрочем, в эту пору Сезанн еще не стоил так дорого, как это будет потом, через десять лет, а уж про миллионы долларов, что станут платить за его картины, так и умолчу.
— Картина называется «Сент-Виктуар». Кажется, гора такая.
Вона как, еще из самой дорогой серии. Кажется, за такую картину давали не то сто миллионов, не то триста.
— Я поспрашивала, но никто больше двух тысяч франков давать не хотел. Нашелся один маршан. Маршан, это …
— Торговец картинами, — улыбнулся я. — А еще прочими произведениями искусства.
— Вот, все-то вы знаете, — слегка нахохлилась хозяйка салона. — Так и неинтересно.
— Так мне по должности положено, — хмыкнул я. — И картины довелось как-то покупать.
Я умолчал, что картины покупал не я, а проштрафившийся русский экс-революционер, решивший стать французским буржуа и «замылить» сто тысяч франков денег.
— Мария Николаевна, больше перебивать не стану, рассказывайте, — миролюбиво сказал я
— Маршан этот, Волар его фамилия, сказал, что за Сезанна больше трех тысяч не дадут, а этих «Сент-Виктуаров» как собак нерезаных, так что и три тысячи — это много.
Я покивал, вспоминая, что Сезанн запечатлел эту гору — точнее, горную гряду, считающуюся в мое время природным достоянием Франции, не меньше восьмидесяти раз, а если к картинам еще добавить акварели — так и того больше. Но все равно, каждая работа стоит немалых денег.
— Я уж думала, придется мне картину хозяину возвращать, а потом еще раз подумала, и решила, что можно семейную лотерею устроить. Если обычную лотерею, нужна регистрация, госпошлину заплатить, а если семейная, то законом это не возбраняется. Дала объявление в газете — мол, семейство Семеновских разыгрывает в семейной лотерее картину Сезанна, стоимость билетика пятьсот франков. Билетики заказала с номерами, барабан купила, шарики. Потратилась, правда, двести франков пришлось все про все отдать, но за вчерашний день все билетики раскупили. Волар, тот аж целых десять билетов взял, а были и другие.Вечером разыграли, картина ушла…
— А кому досталась?
— Волару и досталась, — пожала плечиками хозяйка салона. — Десять билетов из ста, шансов у него больше, чем у других. А ведь знал, сволочь, что она не три тысячи, а дороже стоит. Знала бы, что ему, я бы лучше что-нибудь в барабане подкрутила, но не отдала.
— Так Мария, свет Николаевна, и вы не в убытке, — усмехнулся я. — Сто билетов, по пятьсот франков, пятьдесят тысяч. Кстати, а почему вы хозяину собираетесь десять тысяч франков отдать, если он просил пять?
— Я решила, что так правильнее будет, — сказала мадмуазель Семенцова. — Картина, на самом-то деле, десять тысяч и стоит, да?
— Машенька, — позволил я назвать барышню уменьшительно-ласкательным именем, но она протестовать не стала. — Картину я эту не видел, на сто процентов ручаться не стану, но если не десять, то семь тысяч она стоит. Волар заплатил пять, получается —он либо две тысячи франков заработал, либо побольше.
— Тогда я хозяину семь тысяч отдам, а наша доля — по двадцать одной тысяче пятьсот франков.
Вот за что люблю Семенцовых — что брата, а что и сестру, так за их честность. Жулики, они, мошенники, но свои представления о достойном поведении есть. Вспомнить того же Андрея, когда он липовые акции продавал. И сам заработал, но и со мной поделился. Но от своей доли я отказываться не стал. Разумеется, мог бы оставить деньги Марии, но это уже не педагогично.Пусть девушка учится зарабатывать, не надеяться на доброго дядю.
— Со вчерашнего вечера сижу здесь, как дура, деньги караулю. Куда я с такими деньгами, да еще и одна? Половина квартала про лотерею знает. Всю ночь не спала, думала, что кто-нибудь вломится, да ограбит. Ночью не выдержала — ну, надо было… думала, от страха умру.
Понятно. Девочке писать захотелось, а общественный туалет на другой стороне улицы.
— Не хочешь сбегать? — улыбнулся я, кивая на дверь. — Я пока посижу, деньги покараулю.
— Хочу, — с готовностью кивнула барышня, а потом строго спросила. — А когда это мы с вами успели на ты перейти?
— Идите, госпожа Семеновская, идите, — вздохнул я. — Лужа будет, я-то это переживу, но вам ее вытирать придется….
Мария Николаевна вернулась довольная, с просветленным лицом.Тем не менее, выразила недовольство:
— Туалет платный, вода есть, а мыла, чтобы умыться, нет.
— И туалетной бумаги с одноразовыми полотенцами тоже не бывает, — хмыкнул я, потом сказал. — Надо вам, Мария Николаевна, помощника завести.Сейфа здесь нет, картины у вас, гравюры и прочие ценности. А Париж, хоть и столица мира, а грабителей не меньше, чем в Питере.
— Надо, только на помощника я еще не заработала, — грустно сказала Мария. — Я уже прикинула, что вся моя доля на расширение торговли пойдет. Найму помощника… Ну, на месяц, на полгода хватит, а потом? А если не повезет? Да где бы еще надежного человека отыскать? Найму, а он меня сам ограбит, и ноги сделает.
— Найду я вам надежного помощника, сам ему жалованье платить стану, — решил я.
— Кого-то из ваших, из чекистов? — догадалась Мария.
— Не из ваших, товарищ Семенцова, а из наших. Вы не забыли, в каком учреждении трудитесь? — строго спросил я.
— Да уже и думать забыла, — призналась Мария Николаевна. — Начала чувствовать себя торговкой антиквариатом.
— Тоже неплохо, — кивнул я. — Касательно же помощника… В гостинице «Виолетта» кто вам посимпатичнее?
— Так персонал «Виолетты» из ваших, то есть, из наших? Ну и гад же ты, товарищ начальник. Получается, ты, то есть вы, нарочно меня в эту гостиницу поселили, чтобы приглядывать?