Чекист. Венский вальс

Глава пятая. Каски из старых запасов

За «мышкой-норушкой» я отправил одного из своих парней из торгпредства. Пусть возьмет такси и отвезет девушку, вместе с ее деньгами, в «Виолетту». А я не поинтересовался даже — что за папку ей оставил некий француз? Меня больше интересовало — а что мне с Савинковым делать? Впрочем, то, что это именно Борис Викторович, я не уверен. Точнее, уверен, но не на сто процентов. Фотографий знаменитого эсера я с собой не брал, а лично знакомых с ним людей тоже не знаю. Хотя Наташа могла знать Савинкова в лицо, но жену я к этому делу привлекать не стану.

Про появление Савинкова во Франции я уже слышал, но не отнесся всерьез к этим слухам. Что ему здесь делать? Борис Викторович — человек дела, а вредить России из Варшавы гораздо ближе, чем из Парижа. Значит, есть причины.

Слежку к нему не приставить, для этого вначале нужно найти сам объект, установить адрес, да и нет у меня в Париже специалистов, способных вести квалифицированное наружное наблюдение. Надо мне к этому делу бывшего жандармского ротмистра привлечь — небось, скучаете Книгочеев по старой работе.

Значит, в понедельник отправлю телеграмму Артузову, пусть обеспечивает «надежными» адресами, где Борису Викторовичу поменяют валюту на совзнаки в любом количестве, не привлекая внимания.

Воскресенье, положено отдыхать, но коль скоро я приперся в родное торгпредство, так надо хоть что-то полезное сделать. Вон, хотя бы газеты почитать. Что там нового пишут? Может, пока я по свадьбам хожу, с Блюмкиным отношения выясняю, поляки уже Москву взяли, а белофинны под Петроградом стоят?

Но прежде чем приступить к газетам, надо накопившиеся бумаги разобрать. Что-то требует подписи, а что-то может и полежать. Вылежится, так сказать, а уже потом, на свежую голову…

Так, здесь у нас счета за лабораторную посуду. Один на двадцать тысяч франков, второй на четырнадцать. Счета все свеженькие, посуда поступила в четверг. Надо платить. Подписываю, а что поделать. А это что? Счета за кукурузное зерно, да еще на сто тысяч франков? Сто тысяч — это немного, но я точно помню, что мы это зерно уже оплачивали. Это случайность, или наш поставщик решил таким образом заработать? Мол — а вдруг прокатит? Пока оставлю без исполнения. Пусть «зубры» разбираются. Написал резолюцию: «Тов. Барминову. Уточнить». Вообще-то, они должны были сами уточнить, перед тем, как нести на подпись к начальнику.

Вот здесь кое-что интересное. Рапорт нашего французского агента, доставшегося в наследство от Игнатьева и нашей миссии.

Агент докладывал, что на одном из складов в Бресте отыскался груз, предназначавшийся к отправке в Архангельск летом семнадцатого года. А что за груз-то? Вроде бы, бывший военный атташе уже и ликвидационную компанию создал, и все, что можно было либо продал, либо передал мне. А тут сто восемьдесят тысяч касок, закупленных Игнатьевым. Что-то я такое слышал про каски, даже какие-то документы читал. Ах, да, припоминаю. Союзники по Антанте начали использовать стальные каски, обратив внимание на высокую смертность солдат в результате осколочных ранений в голову. И, как только во французской армии появилась защита для головы, количество смертельных ранений у солдат сократилось на три четверти.

У нас отчего-то касок не выпускалось, поэтому, граф Игнатьев, не дожидаясь царского указания, принялся размещать заказы на французских заводах, а в шестнадцатом году уже отправил в Россию (кстати, в Архангельск) пятнадцать тысяч французских касок, перекрашенных из синего цвета в зеленый, и с русскими двуглавыми орлами.

А дальше случилось странное. Якобы, государь-император запретил использовать каски на фронте, потому что они плохо смотрелись с русской военной формой и запретил Игнатьеву дальнейшие закупки. Надо будет поговорить с графом Игнатьевым — насколько это соответствует истине? Что, неужели Николай Второй, получивший военное образование, не задумывался о том, что солдат следует беречь? Я видел в шестой армии солдат, носивших каски, сослуживцы таким завидовали, видел на Польском фронте, даже буденновцы не гнушались таскать на головах стальные шлемы.Сколько из-за императорской дурости мы потеряли людей? Да за одно это Николая следовало расстрелять, как за измену.

Игнатьеву, с помощью высших чинов русской армии (вроде, Алексеева привлекли, Брусилова), понимавших полезность изобретения, императора удалось-таки переубедить, и каски у французов были все-таки куплены. Уж не два ли миллиона касок? Можно поинтересоваться у Игнатьева, у него должны остаться все документы, только зачем?

Что-то графу удалось отправить в Россию. Правда, до солдат дошла только половина, кое-что утопили немцы, кое-что взорвалось в порту Романова-на-Мурмане. Раньше думали, что это случайный взрыв, но я теперь точно знаю, что это вылазка моего бывшего начальника господина Зуева. А часть груза так и осталась во Франции после революции. Значит, вот эта оставшаяся часть и всплыла. И что мне с ней делать? Чисто формально, все тут оплачено, требуется лишь оплатить погрузку и суда, и доставку в Советскую Россию. Другое дело — а что мы в России с касками делать станем? Гражданская война почти закончилась, прибудут стальные шлемы и останутся лежать на складах. Теперь, а если оставить здесь, то куда я их дену? Продать никому не получится, разве что на переплавку, но это нерационально. Надо прикинуть, сколько места в трюме займет… Сколько там? Сто восемьдесят тысяч касок. А по весу? Нет, не соображу. Не помню, сколько весит среднестатистическая каска, но думаю, что меньше трех, но больше одного килограммов. Так что, в переплавку? Впрочем, жалко. Отправлю-ка я весь груз на родину, а там пусть товарищи Троцкий и Фрунзе решают — нужны ли Красной армии каски. Не нужны — пусть пожарным отдают, головы от огня и падающих кусков дерева беречь.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.