Страница 40 из 77
— Похожа, — буркнул Мишка, дергая губой. — Мне, может, и повезло — Инна не изменяла, но… Просто у нее всё получилось и так, без постельных сцен. М-да… — он помрачнел. — А забеременела — хотела аборт сделать. Я ей устроил тогда… Может, и лишнего наговорил, но… Родилась Юлька. Сначала я даже думал, что Инна любит ее, и лишь потом понял, что ничего не изменилось — она любила себя в роли заботливой матери! Юля росла худенькой, на одних смесях — Инка быстро отлучила ее от груди. И вернулась на съемочную площадку… — вздохнув, дубль потер ладони, словно пришел с мороза. — Лен, ты только не думай, будто я ее специально оговариваю. Просто… Всё, вроде бы, шло нормально, как у всех, но иногда… даже не из пустяка, а вообще, из ничего Инка закатывала истерику. И я не сразу допер, что «нормально, как у всех» — всего лишь спектакль. Она просто репетировала, отыгрывая роли любовницы или, там, домохозяйки… Мне кажется, да нет, уверен — живи мы действительно, как все, в общаге или на съемной квартире со всеми неудобствами, Инка ушла бы в первый же год этой самой совместной жизни. Ждать «улучшения жилищных условий», терпеть — это не для нее! Она молода, красива, талантлива — и хочет пользоваться молодостью, красотой и своим даром. Здесь! Сейчас! Целиком и полностью! Не расходуя жизнь на мерзкий быт! И я ее понимал. В самом деле, зачем тебе житейские радости, если они станут доступны лишь в возрасте угасания! А тогда будь добр, муженек, обеспечь женушку! И разве это неправильно? Меня, правда, задевало, что всё, чего я добивался, все эти матблага принимались Инкой, хоть и милостиво, но как должное. За квартиру в «красном доме», за чеки в «Березку» она даже спасибо не сказала! Я, наверное, так и притерпелся бы, да и жил, но Юлька… Сам не думал, что смогу настолько привязаться к мелкой! И решил, что с меня довольно. — он помолчал, словно заново переживая былое. — Этой зимой Инка умотала на какие-то съемки в Италию, наплевав на декретный, а я разрывался между домом, работой и бабушками. Думал, дождусь свою «старлетку», и поговорю — о разводе, о дочке, чтобы со мной осталась… А попал сюда.
Ленка ссутулилась, и Мишка обнял ее, притиснул — печальный изгиб девичьих губ подернулся слабой улыбкой.
— Ленусик, — заворковал я, — сочини нам немного закуски! Коньяк у меня с собой. Выпьем за тебя, за нас, и за все хорошее!
— Ага! — вдохновилась хозяйка.
— А мы пока побалакаем…
— Балакайте, балакайте… Кыш отсюда! — Лена шутливо выпроводила «близняшек» из кухни, маша фартуком, будто мух гоняла.
— Мы испаряемся!
Мишка утащил меня на длинный балкон, с которого просматривалась чуть ли не вся улица, а зеленая роща напротив делилась запахами хвои и терпкой листвы.
— «Друзья» не тревожили? — прямо спросил я, косясь на окно кухни.
— Мальчиши-плохиши? — губы у моего визави выдавили ехидцу. — Да вроде нет… Хотя… Знаешь, есть одна девчонка в моей группе… Лизой зовут. Прямо липнет ко мне! А однажды… Я случайно подсмотрел, как ей мужик какой-то выговаривал, да с угрозой такой, знаешь… Лизка сжалась вся, смотрит на него, как мышь на кота, а тот свое цедит. Так в тот день она еще пуще ко мне цеплялась! Я, дурак, похвалил ее — опыт, и правда, прошел с блеском, ну и… Даже не похлопал Лизу по плечу, а так, ладонью коснулся. А она — хвать меня за пальцы! — и прямо в ложбинку между грудей…
— Ну, и как? — заинтересованно спросил я.
— Пятый размер, — вздохнул Миша. — И тугие такие…
— А мужик как выглядел? — сбил я эротический настрой.
— Роста среднего, да и возрасту… Где-то на шестой десяток тянет. Морда квадратная, брыластая… Брови густые, как у Брежнева, а волосы — соль с перцем. Глазки маленькие, синенькие, взгляд неприятный, а нос большой, широкий, как у мулата. Губы тонкие, а уши словно приклеенные — не оттопыриваются. И привычка странная: молчит — и челюстью быстро двигает влево-вправо…
— Особая примета… — молвил я задумчиво. — Ла-адно… Разберемся.
Мишка пристально глянул на меня.
— Ты хоть вот настолько, — он свел большой и указательный, — уверен в моем… хм… двойном возвращении?
— Сначала туда, к Инне, а потом сюда, к Лене? Уверен, — помолчав, я усмехнулся. — Главное — понять, откуда ты такой взялся… Из иного временного потока или из сопредельного пространства? Как бы там не критиковали Альберта нашего, Эйнштейна, но он-таки прав, увязывая пространство и время в континуум. И, знаешь, побарахтался я с этой хронодинамикой, и понял, что теоретически мы можем изучать исключительно время, но на практике, на опыте всё равно вылезают пространственно-временные структуры… — я облокотился на высокие перила, насмешливо косясь на дубля. — И не смотри зверем, сейчас всё растолкую. Помнишь, как у нас ничего не получалось с расчетами заброса? Хоть в будущее, хоть в прошлое — если дистанция больше десяти-пятнадцати минут, вся математика летела к черту!
— Ты не поверишь, — хмыкнул дубль, — она до сих пор туда улетает!
— А фиг! — заулыбался я с видом мелкого триумфатора. — У меня новая теория. Вводишь в уравнения сигма-член, новую темпоральную постоянную, и все тензоры тут же виляют хвостиками! Просчитал намедни чуть ли не половину забросов, и всё сошлось. Но! — задрал я палец. — Если эта моя теория верна, то во Вселенной не одно, а несколько совмещенных, взаимопроникающих пространств… Наше назовем альфа-пространством, сопредельное пусть будет бета… Ну, и так далее. Каппа… Эпсилон… Вопрос: из какого же ты выпал, на свою голову?
— Поздравляю, — кисло улыбнулся Мишка. — Мало нам было физики времени, теперь еще и физикой пространства занимайся!
— Балбес, — хмыкнул я. — Вы там, у себя, эмиттер выставили хоть?
— Так точно! — отрапортовал «балбес». — На порядок мощнее твоего, кстати. На неделе начну испытания…
— Начну я! — последовал жесткий ответ. — А ты, как дважды папаша, едешь в Москву по моему паспорту… и вот по этому направлению. Подрихтуешь внешность, получишь новые документы…
— Ты чего о себе возомнил… — глухо, со сдержанной злостью затянул Мишка, и мой палец вонзился ему в живот.
— Ты так не можешь, ты в спортзал ПГУ не ходил, — хладнокровно сказал я.
— Отобьюсь, ч-чучело… — засипел дубль.
Я мягко притянул его за грудки, и пропел в лицо:
— У тебя на шее маленькая девочка, а осенью заблажит еще одна! Или один, не важно. Я же свободен, и плачу, пока что. налог на малосемейных. Дошло?