Страница 20 из 77
Стемнело, и мы разожгли костер. Даже два — в одном, прогоревшем, пекли картошку, а другой окружили, следя за трепещущими флажками огня.
— Не надо обчищать всю картофелину, — учил я Елену премудростям пионерского жития. — Подгоревшая кожура не горчит…
— Да там же сажа! — изумлялась фон Ливен.
— Подумаешь! Так даже вкуснее!
Я разломил дымящийся корнеплод, и сунул внутрь кусочек задубевшего масла. И быстренько в рот, пока не растаяло.
«Вкус… Спесфис-ский!»
После банки тушенки, что я умолол в одиночку, картошка шла на десерт.
— Кому чайку с дымком? — блеснул очками Иванов.
— Мне! — я быстро протянул кружку, заодно строго отчитав Бориса Семеновича: — Вот от вас я такого не ожидал, товарищ генерал-лейтенант! Лично заявиться на опасное мероприятие!
— Объявлю себе выговор в приказе, — хмыкнул генлейт, щедро плеснув горячего, душистого и терпкого.
Елена хихикнула, и шепнула мне на ухо, прижимаясь плечом:
— Прямо помолодел!
— Я даже знаю, из-за кого!
— Чего там шушукаетесь? — добродушно забурчал Иванов.
— Гневно осуждаем происки империалистов, — отчеканил я.
— Скоро уже, — успокоил нас Борис Семенович.
— Товарищ генерал-лейтенант, — материализовался из тьмы громадный старшина из спецназа Балтфлота, — сообщение от наших. Яхта «Аквила» на подходе. Подлодка «Халибут» в миле отсюда — подвсплыла, одна рубка торчит.
— Готовность? — хладнокровно осведомился Борис Семенович.
— Полная! — осклабился старшина, и растворился во мраке.
— Борь, а почему этих громил «парусниками» зовут? — спросила фон Ливен, сосредоточенно дуя на чай.
— А они все из 561-го ОМРП, — Иванов зашуршал фольгой, отламывая кусочек шоколадки, — а сам пункт — в «Парусном». Это тут недалеко… Ладно, давайте закругляться, не будем мешать секретной операции!
Мы закидали костер песком, и отошли к соснам — деревья шумели негромко и тревожно.
— Вижу-вижу! — Елена запищала, как девчонка.
Лодку можно было и не заметить в темноте, а вот яхта вовсю белела. Подошла тихонечко, спустив грот со стакселем, «парусники» ловко приняли швартовы, и…
Дальше всё происходило в таком быстром темпе, что разглядеть и понять было невозможно, сплошное мельтешение. Минуты не прошло, а фигуры спецназовцев уже темнели на палубе «Аквилы».
Скрученную и ошалевшую команду «Царевичи» разложили, устраивая допрос, а яхта отвалила от причала, держа курс на «Халибут».
— Меня волокут, — фыркнул я, и даже Иванов затрясся от сдерживаемого смеха.
Ректор подмахнул мое командировочное удостоверение, и я спустился в фойе, свободный и легкий, как воздушный шарик.
Машеров убыл еще вчера, спецбортом в Москву, а Ромуальдыч дожидался меня, болтая с Кивриным о делах насущных и посторонних.
— Здорово мы отдохнули! — воскликнул Володька. — Никогда еще у меня не было таких насыщенных выходных!
— Да уж, — благодушно хмыкнул Вайткус. — День за три!
— Жалко, что к морю не съездил, — завздыхал аналитик, косясь в мою сторону. — Не видал, как наши там — на абордаж!
— Да никто не видал, — утешил я его. — Темно было.
— «Халибут» в Балтийск отбуксировали, — проинформировал Ромуальдыч. — В «Правде» тиснули, на первой странице! «ТАСС уполномочен заявить…»
— Ох, и вони будет… — затянул я, довольно жмурясь.
— Миша! — разнесся вопль, и ко мне подбежал Корнеев, счастливый, всклокоченный и явно не в себе. — Миша, Ядзя живая! Ее ранили только, она сейчас в больнице, в реанимации!
— Здорово! — обрадовался я. — Вот это здорово!
— Миш! — Витька весь ходуном ходил, не в силах стоять смирно. — Можно я отпуск возьму? Без содержания! Я здесь побуду, дождусь! Ядзю еще из комы не выводили, а сидеть с ней некому… Ну, ты ж понимаешь! Можно?
— Мы тебе больничный оформим, — улыбнулся я. — А диагноз еще Хайям поставил: «Влюбленный болен, он неисцелим…»
— Так можно, да? — возликовал Корнеев.
— Ступай себе, старче, будет тебе отпуск!
И одним счастливым человеком на планете стало больше.