Страница 15 из 35
- Ничего не понимаю, - бормотал несколько смущённый Гастон. - Обычно ночной улов самый лучший…
Они насадили вместе приманку и условились на завтра. Но на следующее утро крючки были пусты, не попалось ни одной рыбы.
Гастон недоумевал. Прошлой ночью был самый большой прилив, а всем известно, что это - лучшее время для улова.
При вечернем отливе им снова посчастливилось. Но утром следующего дня они опять не нашли на удочках ничего.
Гастон внимательно осмотрел лески и крючки. Потом начал ходить по пляжу, оглядываясь вокруг.
- Чего ты ищешь? - спросил Бернар.
Гастон ответил не сразу. Он нахмурился и сдвинул брови. Ему хотелось разжечь в Бернаре любопытство, но вскоре он не выдержал.
Во второй раз Бернар и Гастон встретились в этот день во время вечернего отлива.
- Я рассказал обо всём дяде. Он говорит, что если только мы хорошо насадили приманку, то, значит, кто-то на рассвете просто крадёт у нас улов.
Бернар от удивления выкатил глаза.
- Крадёт? Кто же здесь мог бы красть рыбу с крючков?
Гастон пожал плечами.
- Вот именно! Людям, живущим в Мимизан-Пляже, выгоднее купить рыбу у рыбака, чем вставать на рассвете. А рыбак у рыбака не украдёт.
- Ну, видишь!
Гастон побежал вперёд, нагнулся и поднял с песка маленького, ещё живого ската.
- Его оставил отлив. Разве что… - Он сунул палец рыбе в рот и поднял глаза на Бернара. - Смотри, след от крючка.
Бернар ещё нe понимал, в чём дело, и смотрел то на Гастона, то на рыбу.
- След от крючка, - повторил Гастон. - Это значит, что скат попался и кто-то снял его с крючка.
Мальчики смотрели друг на друга, поражённые до глубины души.
- Твой дядя был прав! - закричал Бернар. - Кто-то обкрадывает нас!
Гастон вертел рыбу во все стороны.
- Что за подлость, - проговорил он, - украсть три ночных улова во время самых больших приливов! Пусть только попадётся мне, тогда узнает!…
Он сунул рыбу в сумку и уселся на песке. Бернар присел рядом на корточки…
- Слушай, Гастон, мы должны его поймать на месте преступления!
- Об этом-то я и думаю. Только как это сделать? Надо придти сюда, когда будет ещё совсем темно.
Бернар вскочил и замахал руками.
- Придумал! Ты переночуешь у меня, а дома предупредишь своих.
- А твои родители не рассердятся? Бернар заколебался.
- Мы им ничего не скажем. Влезешь ко мне в окно, когда стемнеет.
Гастон покачал головой:
- Пожалуй, не надо. Твои родители меня даже не знают. Может быть, лучше рассказать им?
Бернар опустил глаза. Конечно, это было бы самым лучшим. Однако как родители отнесутся к Гастону? Бернар смотрел на него, силясь себе представить, какое впечатление он произведёт на отца. На Гастоне были старые штаны в заплатах и заштопанный бумажный свитер. Он был бос. Из-под грязного берета выглядывали спутанные волосы. Видно было, что он расчёсывает их не часто.
Осмотр, должно быть, привёл Бернара к неутешительным выводам, потому что он покачал головой:
- Нет, лучше ничего не говорить им. Ты не знаешь моих стариков.
В конце концов они порешили на том, что Гастон переночует у знакомого лесоруба на опушке леса и разбудит Бернара. Условным знаком выбрали трёхкратный крик совы, и некоторое время Гастон осваивал совиный крик, а Бернар прислушивался к нему, чтобы не вышло ошибки. Под конец они решили также, что на всякий случай Бернар возьмёт с собой пневматический пистолет.
Весь день Бернар провёл с родителями. Он не пошёл на берег во время вечернего отлива, хотя мысль об этом не давала ему покоя. Доктор Оливье вообще косо посматривал на постоянные отлучки сына, а у госпожи Оливье, что ещё хуже, появились какие-то подозрения. Она, видимо, ещё не делилась ими с мужем, но Бернар ясно читал их в её глазах. Поэтому, в связи с предстоящим ночным походом, он решил вести себя получше.
После завтрака он пошёл с родителями на прогулку. Солнце грело достаточно сильно, но с океана дул резкий ветер, и госпожа Оливье предложила пройти к лесу. По ясному небу, над высокими, поросшими сосной дюнами двигался золотистый туман пыльцы. Пахло свежей смолой и нагревшимися соснами.
После чтения сегодняшней утренней газеты господин Оливье был необычно возбуждён. Всю дорогу он разъяснял супруге, какую угрозу содержит в себе подписанное правительством соглашение о создании европейской армии. Бернар бегал туда и сюда, прыгал по слою опавшей хвои и одним ухом прислушивался к тому, что говорил отец.
Господин Оливье шагал озабоченный, не замечая красоты леса в лучах весеннего солнца, глухой к пению птиц.
- Недоразумение заключается в том, - говорил он, сопровождая свою речь оживлённой жестикуляцией, - что Германия и в будущем всегда будет нашим смертельным врагом, как всегда была им в прошлом. Я ненавижу их, как ненавидели их мой отец и дед, и ни на грош не чувствую к ним доверия. Мой дед сражался с ними в 1870 году, отец - в 1914, а я - в 1940 году. Теперь же нам, французам, велят создавать вместе с ними Европу! Ничего подобного, моя дорогая! Европейская армия! Ничего подобного! Если армия, то только армия французская и притом достаточно сильная, чтобы держать их в наморднике. Немец останется немцем, то есть извечным наследственным смертельным врагом нашего народа.
Бернар, держа наготове пневматический пистолет, спрятался за дерево и воображал, что он на войне. Вот сейчас из-за дерева появится немец - смертельный,, извечный, наследственный враг французов! Бернар тут же задаст ему перцу. Он с увлечением нажал несколько раз спуск пистолета. Дробь застучала о сосновые пни: бах-бах-бах! Немцы падали, как колоды. Отец, наверное, был прав, говоря, что не надо быть к ним снисходительным… Все книги, которые читал Бернар, были полны описаний трусости и жестокости немцев, благородства и героизма французов. Как жаль, что Бернар был маленьким, когда немцы оккупировали Францию! Теперь-то уж нет возможности проявить всю ненависть и презрение, которые он к ним испытывал! Хоть бы на одну только минуточку встретить какого-нибудь немца! Бах! Бернар выстрелил в ближайшую сосну.
Доктор Оливье продолжал говорить. Бернар вышел из-за сосен и побежал по тропинке.
- А эти американцы? Тоже хороши. Навязывают нам восстановление вермахта1, когда почти весь кадровый состав офицеров и сержантов нашей армии перемалывается в Индокитае! Ты только посмотри, сколько американских солдат шатается даже в этих лесах! Создали себе в Ландах главный склад боеприпасов. Вместо этого могли бы заменить нас во Вьетнаме. Мы ведём там войну не только ради своих интересов: из Вьетнама вывозится девяносто процентов всего каучука и пятьдесят процентов всего олова, потребляемых Америкой. [1 Вермахт - германские вооружённые силы.]
Бернар не слушал дальнейших рассуждений отца. Теперь он воображал себя солдатом французского экспедиционного корпуса, сражающимся во вьетнамских джунглях. Вокруг всё кишит вьетнамцами, а он с автоматом в руке неустрашимо пробивается вперёд сквозь тропическую чащу и укладывает врагов наповал. Бах-бах-бах! Именно такую картину видел
Бернар недавно на обложке иллюстрированного журнала «Тен-тен». Там красовались стойкие солдаты иностранного/легиона, которые гнали перед собой полчища туземцев. Бернар так увлёкся воображаемой битвой, что до конца прогулки ни разу не вспомнил о ночном походе.
Было ещё совсем темно, когда на следующее утро его разбудил крик совы. Из осторожности не зажигая света, он ощупью оделся и выскочил в окно.
Гастон стоял за оградой, держа руки в карманах и дрожа всем телом. Ночной холод пронизывал его до костей.
- Свитер надел?
- Надел.
- А пистолет взял?
- Ага!
Они побежали рысцой, чтобы разогреться. Мимизан-Пляж спал, тёмный и тихий. Не было слышно даже собачьего лая. Со стороны океана доносился мощный шум, переходящий временами в глухой рёв. Это большие водяные валы перекатывались по песчаным отмелям, нагромождённым отливом далеко от берега. Над лесом мерцали последние звёзды, едва видневшиеся сквозь облако жёлтой пыли, поднимавшейся из леса, словно дым. Рыжий месяц висел над океаном, бросая на его поверхность полосы света.