Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 66

Вскоре Стоун собрал данные и сделал прогноз, какой сервер справится с текущим объемом аналоговой коммуникации в офисе. Система была разработана и запущена. Когда она заработала, то сразу стала популярной среди сотрудников. Даже слишком популярной: через несколько дней сервер «упал» из-за перегрузки. Стоун рассказывал, что объем коммуникации в пять или шесть раз превышал его прогнозы. А это означает, что сразу после внедрения в IBM электронной почты количество контактов резко возросло.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что сотрудники не только отправляли больше писем, но и стали ставить в копию большое количество людей. «До появления электронной почты сотрудники общались в основном один на один», — рассказал Стоун. С появлением нового инструмента те же сообщения уже отправлялись в разных направлениях множеству разных сотрудников. «Хватило всего недели, чтобы объем коммуникации увеличился настолько, что превысил прогнозируемую производительность системы», — отметил Стоун.

Этот случай очень важен, поскольку наглядно демонстрирует взаимоотношения человека и технологии, которые часто сбрасывают со счетов. Нам хочется верить, что мы рационально используем инструменты, чтобы решать конкретные проблемы. Но случаи, подобные падению сервера IBM, не вписываются в эту канву. Группа руководителей компании решила, что, существенно повысив объем внутренней коммуникации, они улучшат производительность труда. Но сотрудники, утонувшие в потоке сообщений, не были этому рады. Эдриан Стоун вспоминает, что внедрение новой системы преследовало простые намерения: сделать уже существующую в офисе коммуникацию более эффективной, упростить сотрудникам рабочий процесс. Кто же в итоге решил, что все должны начать общаться в 5–6 раз интенсивнее обычного? Те, кто занялся пристальным изучением этого вопроса, получили однозначный ответ: виновник — сама технология.

Если вы пообщаетесь с ученым, занимающимся историей развития технологий, возможно, вас увлечет странная на первый взгляд тема: развитие средневекового феодализма в начале существования империи Каролингов. Историки полагают, что начало этой тенденции связано с фигурой Карла Мартелла, деда Карла Великого. В восьмом веке нашей эры Карл Мартелл положил начало бурному развитию феодализма, конфисковав земли у церкви и раздав их своим вассалам.

Зачем Мартеллу понадобилось отбирать земли у церкви? Ответ на этот вопрос мы найдем в авторитетном трактате 1887 года немецкого историка Генриха Бруннера. Он доказывал, что передача земель верным подданным была необходима, чтобы обеспечить армию Мартелла конницей[81]. В более поздние периоды истории правители просто облагали подданных податью и на эти доходы содержали армию. Но в период раннего Средневековья основным источником капитала была земля. Если вам требовалось, чтобы кто-то дал вам солдата-всадника, сначала вы должны были дать ему землю. Бруннер ссылается на исторические документы, которые убедительно подтверждают, что, создавая феодальные владения по всему королевству, Мартелл преследовал цель получить армию рыцарей в сияющих доспехах.

Как это часто бывает в случае с историей, один вопрос порождает другой. Почему Мартеллу внезапно понадобилась мощная армия всадников? Бруннер предлагает простой ответ. Когда армия франков под предводительством Мартелла вступила в бой с мусульманскими воинами из Испании в 732 году при Пуатье, большая часть сил франков состояла из пеших воинов, тогда как у арабов преобладали всадники. Согласно теории Бруннера, Мартелл быстро понял, что у противника есть преимущество. Практически сразу после битвы — в том же году — он внезапно начал конфискацию церковных земель. Как отмечает историк Линн Уайт — младший: «Таким образом, Бруннер пришел к выводу, что критическим событием, положившим начало развитию феодализма и повлекшим его невероятно быстрое развитие в середине восьмого века, было вторжение арабов». Эта теория доказала свое право на существование спустя десятилетия после того, как ее предложил Бруннер, и, по словам Уайта, «отлично справлялась с нападками со всех сторон»[82].

Но в середине ХХ века по теории Бруннера был нанесен удар. Один из ученых выяснил, что историк ошибся при определении даты знаковой битвы при Пуатье. На самом деле она состоялась через год после того, как Мартелл начать отбирать у церкви земли. «Мы столкнулись с тем, что в годы правления Мартелла [и его преемников] произошло нечто важное, но не понимаем, что послужило толчком к этому», — пишет Уайт[83]. Идея о том, что развитие феодализма стало результатом потребности в солдатах-всадниках, осталась в качестве рабочей гипотезы. Но неожиданно оказалось, что нам по-прежнему неизвестна причина такого неожиданного интереса к кавалерии. Так продолжалось до тех пор, пока Уайт, в то время уже профессор истории Средневековья в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, не наткнулся на «спонтанное» примечание, которое в 1923 году сделал ученый, исследовавший древние немецкие артефакты. По ходу дела он отметил: «В восьмом веке наступила новая эра, отмеченная появлением найденных при раскопках стремян»[84].

Этот комментарий позволял предположить, что начало развитию феодализма с подачи Карла Мартелла положило появление базовой технологии: изобретение стремян. В своей уже ставшей классической книге Medieval Technology and Social Change («Средневековые технологии и социальная трансформация»), вышедшей в свет в 1962 году, Уайт, опираясь на археологию и лингвистику, методично доказывает, что именно изобретение стремян объясняет неожиданный интерес Мартелла к коннице[85].

До изобретения стремян всаднику приходилось полагаться на «силу мышц своих рук»[86], орудуя копьем или мечом. Стремена же позволили сделать атаку куда более эффективной. Зажав копье между плечом и телом, всадник наклонялся вперед, упираясь в стремена, и мог нанести удар, используя как свой вес, так и вес коня. Разница между двумя видами атаки была ошеломительной. В восьмом веке нашей эры воин на коне с копьем и стременами был для врага сокрушительным орудием. Это был средневековый аналог гонки ядерных вооружений, которая развернулась более тысячи лет спустя. Карл Мартелл понял, что стремена дают настолько весомое преимущество, что ему необходимо сделать все возможное, чтобы заполучить их раньше, чем это сумеет сделать противник. Даже если для этого потребуется в корне поменять сложившиеся веками традиции и создать совершенно новую форму правления.

На примере исследования Линна Уайта — младшего мы наблюдаем классический пример того, как технология, появившаяся по понятной причине (чтобы ездить на лошадях стало проще), привела к столь обширным и комплексным последствиям (развитие феодализма в Средние века), которые изобретателям этой технологии никогда не пришли бы в голову. Во второй половине ХХ века многие ученые, занимающиеся философией и технологиями, начали проводить аналогичные исследования, изучая неожиданные последствия. Со временем возникло понятие «технологический детерминизм». Его суть в том, что инструменты иногда могут оказывать влияние на поведение людей.

Есть немало увлекательных книг, посвященных этому вопросу. Один из лучших трудов детерминистов — ставшая классикой книга Нила Постмана Amusing Ourselves to Death («Развлекаемся до смерти»), увидевшая свет в 1985 году. В своем коротком трактате Постман доказывает, что тот формат, в котором СМИ доносят до нас информацию, может повлиять на то, как мы воспринимаем мир. (Если вы сейчас вспомнили знаменитое утверждение Маршалла Маклуэна «Форма коммуникации влияет на восприятие сообщения», то это неудивительно, ведь Постман оказался под влиянием идей Маклуэна.)

81





Обзор работы Бруннера, а также соответствующие цитаты вы найдете в книге Ly

82

White, Medieval Technology, 5.

83

White, Medieval Technology, 13.

84

White, Medieval Technology, 13.

85

Линн Уайт — младший поясняет: многих франкских воинов, живших в тот период, хоронили вместе с лошадьми, хотя монахи бенедиктинского ордена пытались отменить традицию. Благодаря этому современные археологи смогли понять, какая упряжь была на лошадях во время битвы. Примерно в то же время изменились слова, которые описывали процесс посадки на коня. Если раньше они описывали движения, позволяющие вскочить на лошадь, то теперь предполагалось, что всадник ставит ногу в стремя.

86

White, Medieval Technology, 2.