Тайна электричества

Испугались терапевты. Вычеркнули сахар.

— Может быть, и у меня химия? — ехидно спрашивает который без эритроцитов. — Что? Ну, допустим, у меня просчет в организме. Со всяким бывает. Но вы-то здесь зачем? Не могли добавить? Что же у нас люди так очерствели, что эритроцитами не поделятся? Ин-те-рес-ное у вас мнение о наших людях. Что? Я понимаю, у вас план по эритроцитам. Правильно, все под планом ходим. Так пользуйтесь же планом умело! Урежьте, у кого много, и приплюсуйте, у кого не хватает! Чтобы было справедливо!.. А то химия! Странная у вас химия. Прямо скажу, не наша у вас химия. Вы с живыми людьми дело имеете, а прикрываетесь какой-то химией. Что?

Испугались терапевты. Приплюсовали эритроциты. За счет своих. Пусть, мол, из собственных высчитают, лишь бы шуму не было.

А тут уже третий наступает:

— Мертвой машине перепоручаете важнейшее дело? Бездушному агрегату без всяких моральных принципов? Мало что вам рентген намалюет! Отретушировать не можете? Темные пятна выпячиваете? Очерняете?

Опять испугались. Скинулись по копейке — дали ему цветную фотографию Бриджит Бардо:

— Извините, вот истинный снимок вашего желудка!..

А наиболее смекалистый терапевт тут же с перепугу лозунг кинул:

— Довольно огорчать отдельных пациентов!

С тех пор в этом медпункте истории болезней по новым методам составлять стали. В оптимальных вариантах. Сколько есть лейкоцитов, сплюсуют, на количество прикрепленных поделят — получается ажур. И, исходя из этого ажура, создали тип здорового больного. И стали планировать его дальнейший рост. А чтобы рентген не очень нахальничал и не портил картину своими объективными наклонностями, выключили. Заменили фотографическим ателье. С ретушером. Чтобы бездушные, лишенные моральных устоев аппараты и реактивы не омрачали картины…

Что, дорогой читатель, не может быть?

В медицине действительно не может быть.

Потому что медицина касается вашего драгоценного здоровья. Она при помощи химии, физики, механики и техники устанавливает объективную, точную картину, вследствие которой вам нужно убивать сахар (не на бумажке, а в естестве!), добавить эритроцитов (опять же не путем волевого перераспределения!), отремонтировать желудок (подчеркиваю, не для фотогеничности, а для пищеварения!) и, наконец, стимулировать, укрепить ваше прекрасное боевое сердце, похожее на набатный колокол.

И что самое смешное, не на бумаге, а в действительности! Попробуй подсунь вам не вашу кардиограмму, даже самую лучшую, — по судам затаскаете! Попробуй подсунь вам не ваш анализ, даже самый обворожительный, не ваш снимок, даже самый симпатичный, — не дай бог чего наделаете!

В медицине, чуть отклонения от объективной нормы, сразу шум: лечить! диета! санаторий! И все взаправду, а не на бумаге.

А почему?

А потому, что медицине ложь, очковтирательство и демагогия смертельны. В медицине предложенного здесь художественного вымысла с сатирической окраской быть не может!

А не в медицине может. И бывает. И не вымысел. И довольно часто в некоторых отдельных случаях.

Тут одну историю докладывали. Стояла машина и принимала сырье. В которой порции больше, скажем, пяти процентов влажности, ту порцию сырья машина не принимала. Потому что выше пяти процентов влажности, как показала наука, для данного производства нельзя. Вот машина и не пропускает.

Но ведь машина на электричестве, а человек на прогрессивке. Разница все-таки. Машине все равно, а человеку, чем больше сырья, тем больше почету. Как быть при таком остром конфликте?

Можно, конечно, понизить влажность во всем сырье, чтобы машина поменьше отбрасывала в сторону. Но как ее понизить? Это же как далеко зайдет подобная рационализация! При добыче следи, при транспортировке следи, при хранении думай. Этак и мыслями изойдешь. Тяжело.

Было бы проще взять небольшой молоток, благословиться по лампочкам и отвалить эту кибернетику в сторону, чтобы не торчала она поперек дороги и не воображала себя умнее начальника ОТК. Но теперь пока еще веяние такое: технику не ломать. Сломаешь — пойдут разговоры, то да се…

Тогда остановились на третьем способе, довольно передовом и современном. Если эта подлая машина требует пяти процентов влажности, не больше, — не подохнет, если будет требовать по десяти. Взяли схему, паяльничек, напильничек и удвоили пропускную привередливость.

Премия рационализатору? А как же! Ведь поток увеличился! И удвоился, и утроился, и в некоторых случаях даже удесятерился.

Не можем же мы ставить в зависимость от какой-то заумной машины свою передовитость! С такой машиной, пожалуй, никаких повышенных обязательств не сварганишь. Не даст, подлая. Машина бездушна. Машина такого насчитает, что потом никаким выговором не отделаешься. Нет у нее взгляда вперед. И взгляда вверх у нее тоже нет. Уперлась в траву, не видя горизонтов.

— Стоп, — скажет читатель, — а брак? Брак-то ведь пошел.

А при чем тут брак? Брак обязательствам не помеха.

Когда еще умных машин не было, мы, бывало, мечтали:

— Вот будут машины, уменьшится брак. Машину не обманешь!

Это почему же не обманешь? Даже человека обмануть можно, уж на что хитрый. А тут машина!

Скажем, план. Знает она, какой план? От нее по-честному ждешь: подсчитай-ка ты, машина, какова у нас картина. Да не своевольничай, а как положено по плану. Чтобы получилось восемьдесят процентов. Ну, по крайности семьдесят шесть и четыре десятых, черт с тобой!

— Машина, будь человеком, не срами!

Бац! Шестнадцать и семь десятых.

— Не соответствует! Давай снова.

Бац! Пятнадцать и две.

— Неправильно! Ошибка. Давай опять.

Бац! Четырнадцать и одна! Время-то идет!..

— Довольно. Выключай, а то дождешься. Ей все равно, а мне отчет писать. Тварь бездушная. А у нас в груди душа горит. Мы болеем за соответствие или не болеем? То, что она показывает, не может быть потому, что не положено, чтобы оно было!

Положено, чтобы Бриджит Бардо, а она — язву желудка. Положено, чтобы кровь бурлила, а она — малокровие. Положено, чтобы без сахара, а она — с сахаром, даже не вприглядку, не вприкуску, а навалом.

Что за черт?

А то за черт, что наука реалистична. И реализм у нее такой, что ставит под угрозу умозрительность. Какие бы красивые анализы ни составлял человек, этот известный венец творенья, у науки свой счет. Таблица умножения. Менделеев, Фарадей и другие упрямые факты.

Тут один мыслитель-руководитель решил на новые рельсы стать. Чтобы по новым рельсам мчаться вперед без помехи. Потому что который в наше время на новые рельсы не стал, тот, значит, ретроград и вообще не понимает значения момента.

Ну, стал он на новые рельсы. Нанял социологов и говорит:

— Так, мол, и так. Озолочу, если покажете мне исключительную научную картину моего производства. Что, мол, к чему и как на нем отражается наше благотворное влияние.

Пошли социологи, анкетки разнесли, к машинам прибегли, науки применили, подсчитали, анализировали, синтезировали, говорят:

— Отражается ваше влияние так, что производство закрывать надо. А то оно висит, как добавочный камень на шее желающего утопиться. И люди у вас не так стоят, и специалисты у вас не то делают, и мысли их с вашими расходятся, и энергия у вас летит впустую. Конечно, извините за объективность.

Но он их извинил. Так извинил, что они до сих пор научные места потирают.

— Вы это что?! Соображаете? Выходит, кибернетическая машина существует для того, чтобы болтать, что ей не положено. Я научу вас кибернетике. Я еще ваши личные анкеты проверю. Без всякой кибернетики!

И повернул социологию по-своему, Чтоб все соответствовало без объективщины. Несмотря ни на какие выбрыки специалистов.