Третий выстрел

— Таня!

— Да, Фанни?

— Ты умеешь варить гречневую кашу? — Она произнесла «грешневую».

— Конечно! Что там варить-то?

— Сваришь мне завтра? Сто лет не ела! Ее тут не любят, — как она смешно шамкает без протезов.

— А крупа есть?

— Нет. Завтра все равно надо тебе в аптеку сходить, заодно и купишь.

— А как будет «гречка» на иврите?

— Косемет, — улыбнулась Фанни. У нее получилось «кошемет».

«Косемет». Как ругательство, не поймешь, то ли турецкое, то ли арабское. Ладно, запомним. Сварим.

— Спокойной ночи, Фанни.

— И тебе, Таня, — она улыбнулась, что-то вспомнив. — На новом месте приснись жених невесте!

Забавная она все-таки. Был у меня уже жених. Даже снился на старом месте. И на новом тоже. Страшно было представить, что он меня бросит. Известно: чего больше всего боишься, то и случается. Он меня бросил. Как Яшка Фаню, даже еще хуже: тот хоть появлялся иногда, а этот просто исчез. И вот ожидаемый результат зацикленности на одном человеке: лежу в чужой постели, в чужой комнате рядом с чужой старухой, и такая злость меня взяла, что хоть напейся. А как тут напьешься? И чем? Ликерчиком этим вонючим? Ладно, Таня, не психуй, он не вонючий, а ароматный. А та Таня, которая во мне — не Татьяна Константиновна, а злобная бесправная эмигрантка Таня — упорствует: нет, вонючий! И квартира эта в элитном доме в элитном центре пропахла старушечьим запахом. Так всегда пахнут квартиры стариков, хоть ухоженных, хоть неухоженных.

— Не ври себе, Таня. У неухоженных запах сильнее, да и пахнет старостью только когда с улицы входишь, потом привыкаешь моментально.

— Да что вы говорите, Татьяна Константиновна! Вы, может, и привыкаете, а мне привыкнуть труднее. Вы же воспитанная интеллигентная женщина, а я кто? Лабух! Девчонкой играла на клавишах в рок-группе, тогда это называлось ВИА — вокально-инструментальный ансамбль, слово рок было почти ругательным. Девочек, кто учился на фортепианном отделении, ребята ставили на «электроорган», а какие в начале 70-х были электроорганы? «Ионика»! С отвратительным звуком и, наверное, специально подобранными мерзкими тембрами. И то мы умудрялись на ней «Облади-Облада» выдать, а я так даже клавесинную партию в In my life забацала. Кого еще играли тогдашние группы? Битлз, естественно, я же их начала слушать, когда они еще не распались! И подбирали мы все любимые вещи по слуху, нужных нот нигде не было и негде было достать. При этом высшим пилотажем считалось «снять один в один», то есть, в точности как у них. Вот.

Ох, помню, как я первый раз услышала Child in Time Deep Purple, думала свихнусь: ну как, как так можно играть на органе?! Правда у Лорда был Hammond organ, а у меня — паршивая Ионика, но и сейчас дай мне лучший в мире инструмент, сыграю ли так? Смогу ли сочинить что-то подобное?

Впрочем, Beatles и хит любого сезона — великая Шизгада (Venus группы Shocking Blue) — это для души и на танцах в школе, в музучилище, в клубе механического завода. А на смотрах художественной самодеятельности играли всякую чушь, вроде «Тебе половина, и мне половина» или «Мы ребята с 70-ой широты». Слава богу, в те времена приличные вещи удавалось выдавать за «советскую эстраду». Так что мы играли и «Для меня нет тебя прекрасней», да выхолощенные перепевки роскошных западных песен — идиотски бодрый «Толстый Карлсон» вместо бесконечно печальной Yellow River, и «Поспорил старенький автомобиль» вместо насмешливо саркастической Drive my car.

Да, а девчонка, играющая на гитаре или — что еще круче — на барабанах была тогда чем-то удивительным. Мне очень нравился Витя, который у нас в ансамбле на гитаре играл. Обычная история, девочки любят гитаристов и фронтменов. Я и подкатила к нему, мол, тоже хочу быть гитаристкой. А он мне предложил бас-гитар у, как Сюзи Куатро[17]. Еще круче! И стал Витечка учить меня играть на басу. Сюзи Куатро из меня не получилось, зато я незаметно и весело под портвешок с косячком лишилась девственности. Короче, все в моей жизни было тогда точь-в-точь как в песне про вокально-инструментальный ансамбль «Молодость», дали недавно в одной компании послушать. Все ржали, а я разревелась. Так туда захотелось, в эту, блин, вечную молодость. Потому что кончилось все плохо, как почему-то все в моей жизни кончается: группа развалилась, разбежались по интересам, Витя уехал играть в каком-то профессиональном ансамбле, петь все те же «Школьный бал» и «Где-то багульник цветет». Вы знаете, что такое багульник? Могу поспорить, и Витя понятия не имел. Ну, у каждого своя стезя.

А моя стезя — распределение в школу, гамма до-мажор, сольфеджио, хорошие девочки из приличных семей с косичками и бантиками. Девочкам этим ставишь руку — и понимаешь, что никогда не поставишь, потому что фортепиано нужно не ей, а ее маме. И слушаешь раз за разом, год за годом фальшивые «Ах вы, сени, мои сени», пока уши пухнуть не начинают. А куда еще пойти девушке со средним специальным музыкальным образованием? Даже не консерваторским? То-то же. В ресторан? Там своих клавишников как собак нерезанных, и никто тебя к этой мощной кормушке не допустит. Даже если в ресторане «Космос» (где Краснотурбинск и где космос?) на клавишах играет бывший однокурсник. И девушки-басистки в ресторанах ни к чему. Могут стать причиной скандала. Так мне разъяснили.

Но, несмотря ни на что, жизнь продолжалась, да так бурно продолжалась, что папа одной из моих учениц мне Катеньку и заделал. А как узнал, что никакого аборта не будет, то тут же и свалил. Ученицу после этого водила на уроки исключительно мама. Или бабушка. Папа занят был сильно на работе, ага. Я, естественно, никаких иллюзий не питала, но все равно было как-то обидно. Мог бы и лично сказать: никуда я от жены уходить не собираюсь, хочешь рожать — рожай, надо будет — помогу, но на «изменение статуса» не рассчитывай. Ты решила, что это твой ребенок? Ну так и все. И что мне было делать? Написать в партком? Наябедничать его жене? Подать в суд на алименты? Все три ответа, как пишут сейчас на экзаменах, правильные. И ничего из этого я делать не собиралась. Хотя надо бы. Но это была бы не я. Мама, конечно, давила, чтобы я как минимум деньги какие с него слупила, все же это и его ребенок тоже, но я дура гордая: папаша платить не хочет? Обойдемся! И обошлись как-то.

В середине 80-х открылись кооперативы, стало полегче, то там, то сям стали приглашать на халтуры. Конечно, вместе с халтурами появились и проблемы. И грабили меня, и наезжали, но все обошлось, слава богу. Не спилась, не скололась, не опустилась — Катька держала. Да мамина смерть, как ни странно. Не на кого было больше положиться, только на себя. Папы-то у меня никогда не было никакого, такой же был женатый, как мой придурок, это у нас в семье карма такая. И мама все, что у нее было, мне посвятила, никаких любовников, ни «познакомься, это дядя Вова, он будет у нас жить» — нет. Только любимая Танечка. Я даже не знаю, звали ли отца моего Константин или маме просто сочетание понравилось Татьяна Константиновна. Только хрен выговоришь, все мои ученички звали меня Татянконстинна. Логично.

Так что когда Катька в Москву укатила и осталась я совсем-совсем одна, то тут Игаль Лапид, он же Игорь Ляповецкий, меня и обработал. Быстро и ловко. Готова я была к приключениям. Готова? Вот и доигралась. Теперь живу приживалкой у 93 — летней старухи, похоже, выжившей из ума. В Ленина она стреляла… Ладно, не самый большой грех, посмотрим, что с ней дальше будет. Тут хотя бы поговорить есть о чем, старики любят поговорить о себе, ох, любят! Все, спим.

— Спокойной ночи, Таня!

— И вам спокойной ночи, Татьяна Константиновна.

Думала старушка встанет ни свет, ни заря — не тут-то было. Я проснулась где-то в полседьмого — не спалось на новом месте, никаких женихов во сне не было, к счастью. А Фанечка моя, смотрю, дрыхнет и дрыхнет. Что ж, к лучшему. Согрела чайник, выпила израильский кофе «боц». Это вообще-то в переводе означает «грязь», потому что гуща на дне стакана очень сильно напоминает окраины Краснотурбинска. Делается этот напиток проще простого: ложка молотого кофе заливается крутым кипятком, а сверху насыпается сахар — обязательно потом, после воды, потому что тогда вся эта «грязь» в силу неведомой реакции опускается вниз. Размешать, подождать, чтобы радостно взлетевшая гуща разочарованно снова ушла на дно, а сверху образовалась нежная бежевая пенка — все, можно пить. Нигде тут не видела, чтобы делали кофе в песке, как у нас в кафе «Ёлочка», или по-турецки в турке. Максимум, что здесь можно найти — кофейный аппарат. Да и пьют израильтяне в большинстве своем растворимый кофе, разбавляя его молоком. Наверное, чтобы вкуса этого суррогата не чувствовать.