Третий выстрел

— Привет, Таня!

— Здорово, Леха!

— Твоя? — кивнул на коляску.

— Моя.

— От того… да?

— Дурак ты, Леха, как был, так и остался. Это внучка моя!

Тут он, ясное дело, обалдел.

— Да ты что? Так ты бабушка?!

Хотела я ему ввернуть, что ты, брат, так получается с будущей бабушкой спал, но сдержалась. Ужасная банальность, еще и пошлая.

— Леха, у тебя как с логикой? Если это моя внучка, то, конечно, я — бабушка. А что, бывает иначе? Ты-то как? Сто лет не виделись. Женился?

— Развелся. Какая девочка славная! Это ведь девочка!

— Редкая догадливость. Это Николь-Иегудит, Дита.

— Забавно. Пройдемся? Погоди, только припаркуюсь.

Ну, давай, паркуйся. Попробуй на набережной стоянку найти, а я посочувствую. Нет, смотрю, кинул машину на платной стоянке, не пожадничал, а сам чуть не бегом ко мне.

— Для бабушки, Танюш, ты слишком красива.

— Леха, я взрослая пожившая тетка, меня на такие глупости не купишь.

— Я и не покупаю. «Правду говорить легко и приятно», говорил один персонаж известного романа…

— О, знаешь, Леха, по поводу того же романа! А я ведь только в Израиле сообразила, что этого героя звали не Иешуа га-Ноцри, как мы привыкли, а Иешуа га-Ноцри, представляешь?

— Спросила бы меня, я бы тебе сразу разъяснил…

И пошли мы с ним, как приличные бабушка с дедушкой, на прогулке с внучкой, неспешно беседующие об искусстве. Ну и доходились, в будущем году будем праздновать серебряную свадьбу. Кто бы мог подумать? С Лехой? Сама в шоке до сих пор. «Мама вышла замуж» называется, было такое старое кино. Родня моя новоявленная сначала тоже была в ступоре от стремительного изменения судьбы одинокой женщины, но и они быстро привыкли к интеллигентному человеку, без сомнения обожающему Татьяну Константиновну. Слетали мы с ним на Кипр, расписаться, так что получилось будто скидка на распродаже: два в одном. Стала мужниной женой, заодно и вторую заграницу посетила.

А что мой Игаль? Да ничего. Приходил мириться несколько раз, был послан далеко-далеко, я умею, вы в курсе. Оформили с ним развод у адвоката сразу же после того, как я получила статус постоянного жителя Израиля. В МВД даже не удивились, что я так быстро зарегистрировала развод с одним и тут же — брак с другим. Они и не такое видали. Вот так я Леху в одночасье сделала дедом. Его-то родная дочь с этим не торопится. И слава богу, наверное.

Эден иногда забегает к нам по старой памяти. После армии она улетела в Лондон, пыталась сделать рок-карьеру, играла в разных группах, то на гитаре, то на клавишах, но ничего не добилась. Как и ее учительница. Зато стала неплохим музыкальным продюсером, теперь они с Лехой обсуждают принципы звукозаписи, она его даже к себе в «зе кэпител оф грейт Бритн» вывозила, чтобы он им там в студии с чем-то помог. Леха молодец, быстро освоил компьютерное сведение, так что и в Израиле у него работы было полно, пока на пенсию не вышел.

А я… я по-прежнему набираю учеников, просто, чтобы не потерять квалификацию. Деньги беру смешные, да и не для денег это делаю: Лехиных заработков нам и раньше вполне хватало, и сейчас у него пенсия из Учебного телевидения немаленькая, он же там кучу лет отработал. Так что мы с ним и по миру смогли покататься, и в Краснотурбинск я его свозила, иностранца. У меня-то российский паспорт остался, а он уезжал еще из СССР, тогда отщепенцам и предателям родины от гражданства требовалось отказаться. За большие деньги, между прочим.

А он мне показал Питер, в котором я никогда не была, и Москву, через которую летели транзитом. Сильное впечатление, конечно. Настолько разные города, настолько разная жизнь, настолько это все сегодня по-европейски выглядит… Просто замечательно!

Да только садясь в самолет до аэропорта Бен-Гурион, я подумала, что лечу домой. «Домой», понимаете? А ведь и правда здесь мой дом. Дочь, внучка, муж. Дом.

Дитка — тот самый бутуз в коляске на набережной — отслужила в армии. Естественно, в авиации, где же еще, там же форма красивая! Потом девочка год шлялась по миру, добавив седых волос бабушкам и морщин родителям. И я окончательно поняла, что Фанечка имела ввиду, когда говорила про страх за детей, но особенно — за внуков. Как раз на второй год службы нашей Дитки пришлась операция в Газе под названием «Нерушимая скала». И хоть была наша девочка достаточно далеко от боевых действий, работала на вертолетной базе, но все равно ты трясешься каждый час и днем, и ночью, изнуряет тот самый страх, который здесь все переживают, страх, от которого никуда не деться, с которым ложишься спать и просыпаешься по утрам. И еще болит сердце за тех мальчишек, что гибнут в боях с террористами. О том, что чувствуют их родные, я стараюсь не думать. Это невыносимо. Опять же стала понятной болезненная страсть израильтян к выпускам новостей. Вот скажите, как можно оставаться психически здоровым, когда твой ребенок, щекастая кукла в памперсах, теперь на войне — этого я не смогу понять никогда. И не важно, что не в окопах. Все равно на войне. Все мы тут немного психи из-за этого.

Сейчас Дита учится в Тель-Авивском университете, выбрала факультет телекоммуникаций, что-то очень современное, там дед с той стороны повлиял. От меня-то какая польза? Разве что сносно бренчать на гитаре ее научила. Дитка стала длинная, тощая, на голову выше всех в нашей семье. Видно, морской воздух так влияет, не иначе. Говорим мы с ней на иврите, русского она практически не знает. Только некоторые слова, не скажу какие. Тоже интересный экспириенс, о котором никогда и подумать не могла — я буду разговаривать с собственной внучкой на иностранном языке. Странно, правда?

Дедушке Леше недавно исполнилось семьдесят. Забавно, когда твоему мужу восьмой десяток. Ну так и баба Таня уже не девочка и даже не женщина — просто молодящаяся старушка далеко за шестьдесят. Вообще-то, конечно, скорее старушка под семьдесят, но до этого надо еще пару лет дожить, так что дайте бабушке пококетничать. Никогда не думала, что доберусь до такого возраста. В двадцать, когда я родила Катьку, высчитывала, сколько будет ей, когда мне стукнет сорок — это казалось далеким и весьма преклонным возрастом. Если учесть, что моя сексуальная жизнь бурно расцвела именно после сорока, то понятно как жестоко я ошибалась. Машину, кстати, водить я тоже только после сорока начала. А Дита — в восемнадцать. Я до сих пор боюсь на трассу выезжать, а эта гоняет только визг стоит. Еще и мотороллер себе купила, чтобы по пробкам не мотаться. Теперь бабушке и из-за этого дурацкого мопеда трястись. Будет мне покой хоть когда-нибудь?

О чем это я? А, ну да, про возраст. Мне казалось, что шестьдесят — это уже настоящая старость. Но ничего, бегаю еще. Говорят, сегодняшние шестьдесят — это пятьдесят двадцать лет назад. Ну, не знаю. Чувствую себя все равно не больше, чем на сороковник.

И при этом дождаться правнуков хочу. Судя по тому, с какой скоростью Дитка меняет одного парня на другого, думаю, недолго осталось ждать-то. И тогда уже Катюха моя в свои сорок с небольшим станет бабушкой. Семейная традиция опять же!

А поделом ей. Правильно говорят: внуки — мстители. Так что Дита Катьке за меня отомстит по полной, за все мои горести. И за вечное «ой, мать, перестань!», и за бегство из родного дома, и за все те бессонные ночи, что я провела, думая о ней и о том, как мне хотелось бы, чтобы она была счастлива. Жалко, что Фаня не увидела моих ни дочку, ни внучку, в ее честь названную. Они бы ей обязательно понравились. И она им.

Нельзя умереть, не увидев Одессы, говорила Фаня. Я долго собиралась, но не решалась: мне казалось, что я, наслушавшись столько рассказов об этом прекрасном городе, разочаруюсь, увидев его полуразваленные дома, разбитые тротуары и замерший в бездействии порт. Ничего подобного. Леха со мной не поехал — его Эден снова забрала к себе в Лондон, заниматься очередным безумным проектом. Я-то хотела подгадать под нашу с ним серебряную свадьбу, но раз выпала такая возможность, то купила билет на самолет, заказала гостиницу поближе к центру и окунулась в очередное свое приключение, неугомонная я бабка.