Третий выстрел

Хорошо, что я перед зданием МВД сообразила сказать Игалю:

— Моя кредитная карта и чековая книжка… Сюда!

И протянула руку. Он смешался, посмотрел на меня… Что, не ожидал, что я свои права качать начну, взглядом выразил что-то вроде «мало я для тебя сделал, сучка? Мог бы вообще тебя бросить!» — да и хрен с его взглядами. Главное, карточку и чеки выдал. А куда он денется? Правильно, кстати, сделал, что выдал, потому что эта чиновница строго обратилась ко мне и потребовала доказать общность нашего банковского счета. Я и предъявила эти доказательства, небрежно достав их из сумочки, словно они там все время лежат себе, ждут хозяйку. И на Игаля посмотрела: мол, понял теперь, кто из нас сука, а кто проявил ум и сообразительность.

Тетя поинтересовалась договором на аренду квартиры, и муженек ей, конечно же, продемонстрировал, что в договоре указаны два имени и под ним стоят две наши подписи. Специально таскался ко мне за подписью, благо коллег-риэлтеров у него осталось видимо-невидимо. Интересно, а это реальная бумага или очередное жульничество? Если такая квартира существует, вселюсь-ка я в нее на полных правах. И хрен мне кто что скажет. Да ладно, куда я вселюсь? Он же там сам живет, наверное. А Фаню на кого оставлю? То-то и оно. Тут он правильно рассчитал.

В общем, сказали нам, что дело наше на рассмотрении, о результате сообщат, выдали мне документ об этом радостном событии, так что с этой минуты я нахожусь в Израиле официально и легально. Правда, всего лишь до решения комиссии, иди-знай, каким оно будет, но не важно — ощущение совершенно другое. «Еще не израильтянка, но уже — человек», — подумала я. Выспренно? Да. Зато верно. Кричите: «Ура!», Татьяна Константиновна!

— Посидим, отметим это дело? — поинтересовался мой не то реальный, не то фиктивный муж. Да почему же «реальный»? Реальным ему быть больше не светит. Забавно, что Томер был прав: решением моей проблемы стал фиктивный брак.

— Нет.

— А что так резко?

— Не заслужил.

— Я не заслужил? — изумился Игаль. Надо же, он еще и возмущается! — Я, между прочим, делаю все, чтобы исправить свою ошибку…

— Ошибку? Ты так это называешь? Не хватало еще, чтоб ты не делал все возможное и невозможное!

— Да? А если бы я не появился? Вернулся бы из Америки и не пришел бы к тебе, ты бы и не узнала никогда, что я в стране. Но я пришел…

— То есть, ты считаешь, что поступил благородно?

— А ты так не считаешь?

— Нет. Ты сделал единственное, что должен был сделать, и не надо это ставить себе в заслугу.

— Хорошо, могу не ставить. Если ты так хочешь, я сейчас снова исчезну, и ты опять останешься у разбитого корыта. Ты этого добиваешься? Остаться без статуса, без прав, без денег?

Ах, какая же ты скотина все-таки!

— Ты меня шантажировать вздумал, что ли? Нет, Игореша, ничего у тебя не выйдет! — специально так сказала, знаю, что он бесится, когда его «Игорешей» называют. — Я тебя, поганец, тогда урою так, что мало не покажется. Ты забыл, что у нас общий счет, на котором сейчас есть денежки и немалые? Не забыл? А хочешь я сейчас пойду в банк — вот прямо сейчас — и потребую, чтобы чеки были действительны не с подписью одного из нас, а исключительно с двумя подписями? Нет, не хочешь? А хочешь я потребую, чтобы половина денег на счету нашем общем была переведена на мой личный счет, который я открою в этом же банке? И этого не хочешь? А хочешь, я стукну в Налоговое управление, что ты выписал нашему хозяину чеки без покрытия, и он был вынужден обратиться к судебным приставам? Хочешь? Нет? А что так?

— Таня, это подло!

— Да ты что?! А шантажировать меня, бедную вдову, не подло?

— Ты не вдова.

— Так ведь это быстро можно устроить.

— Теперь ты мне угрожаешь?

— Ни в коем случае! Сообщаю тебе различные варианты развития наших с тобой отношений, только и всего.

— Я же пошутил, а ты взъелась сразу! Перестань, Танюша.

— Еще раз назовешь меня Танюшей — и я быстро стану вдовой. Понял?

— А как тебя называть? Татьяна Константиновна?

— Как вариант.

— Ну, хорошо, Татьяна Константиновна, — улыбнулся этот гаденыш. — Вот я и предлагаю вам посидеть в кафе и там обсудить развитие наших отношений.

— Не будет никаких отношений, уясни это уже. Ты легализуешь меня в этой стране, я продолжаю экономить деньги, чтобы совершенно официально улететь отсюда к дочери, и уже там, в России, оформлю развод в одностороннем порядке. Общих детей у нас нет, так что это будет быстро и безболезненно. Это единственное развитие отношений, которое у нас может быть.

— Тань, да не пори ты горячку! Я понимаю, ты злишься, это справедливо, я поступил как подонок, но я хочу все исправить. Вспомни, как нам было хорошо раньше!

— Игаль… — сказала я тихо и вкрадчиво.

— Что? — так же тихо переспросил он.

— Иди на хуй!

Повернулась и пошла. Грубо? Грубо. Переживет.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ВОЗМЕЗДИЕ. ПАЛЕСТИНА, ГАЛИЛЕЯ, 1929

Первый натиск они отразили. Когда погромщики стали приближаться к кибуцу, Фаня приказала дать предупредительный залп поверх голов. Это подействовало, арабы с криками побежали обратно в деревню, но было ясно, что они обязательно вернутся. С этими-то налетчиками они справятся, но ее больше волновали ребята в поле, там с ними Натан. Правда, у них есть оружие, но погромщиков целая толпа, а кибуцников — неполный десяток. Так что Фаня отрядила пятерых ребят с винтовками и хорошим запасом патронов (почти все, что у них было) остановить какой-нибудь рейсовый автобус (неважно какой), высадить пассажиров (ничего, дорогие, придется потерпеть, времена сейчас такие) и на всех парах мчаться забирать ребят с поля. Остальные кибуцники с револьверами и бомбами были расставлены по периметру с указанием шуметь как можно громче, если увидят погромщиков. Сил мало, нужно маневрировать.

Детей и женщин отправили в убежище, заваленное огромными базальтовыми валунами. Ворваться туда враги не смогут: железная дверь надежна, выдержит даже взрыв гранаты. Воды и еды там на несколько дней. Осталось дождаться тех, кто работал в поле — и все, можно держать оборону. Фаня вышла к воротам, улыбнулась мальчишке в будке, выставившем ствол винтовки из окна. Поправила ему приклад, молча показала, как держать правильно, похлопала по плечу: не волнуйся, им не прорваться, когда такой богатырь охраняет въезд в кибуц! Богатырю было лет 19, бледный, неумелый и пугливый, не отошедший еще от «иудейска страха», только недавно из галута, пороху не нюхал. Ну, таких тут большинство. С боевым опытом — она одна. Натан хоть и был в действующей армии, но всего лишь в пропагандистах ходил. Если арабы ломанутся всей деревней — не сдержать. Сомнут и забьют насмерть, хоть есть боевой опыт, хоть нету. Но тогда останется одно — забрать с собой в ад как можно больше погромщиков. Есть еще робкая надежда их напугать. Хотя шансов мало. Они прекрасно знают, сколько нас тут, так что… Ладно, что гадать, посмотрим.

Нащупала свой Webley пушечного калибра. Пятерых она уложит. Шестой патрон — себе. И улыбнулась пафосу такой мысли. Никогда себе не оставляла последний патрон, даже не думала об этом, когда поливала из пулемета немцев, петлюровцев, белых, красных, а тут, смотри-ка, размякла. Хрен вам, а не Фанни-Иегудит Винер. Мы еще повоюем.

Армия у нее, конечно, та еще, слабовата. Это не Манин отряд сплошных головорезов. И не Митин дисциплинированный и обученный полк. У нее всего лишь мальчишки и девчонки. Смелые, отчаянные, безрассудные, но она таких навидалась в степи — вот их как раз и выбивали первыми. И хорошо, если смельчаки успевали хотя бы раз выстрелить. Она своих воинов учила: в пекло не лезть, голову держать холодной, оценивать ситуацию, отстреливать вожаков. Один выстрел — один враг. Но это в теории красиво звучит, а на практике… Фаня, глядя на них, вспоминала себя, как переживала, сможет ли убить человека. Она смогла. За этих детей поручиться не может. Но других-то нет. Так что — хочешь, не хочешь — а это твое войско, с ним и воюй. Еще раз проверила, правильно ли расставила бойцов — вроде правильно. Ну, практика покажет.