Третий выстрел

— А чтобы выйти замуж — не надо, — отрезала. — Тут важен сам факт. А потом посмотрим…

Хотела добавить любимое девчачье «Как вести себя будешь», но передумала. Все-таки не в Краснотурбинске живем.

— Ладно, Леха, пока! Увидимся!

— Погоди, Танюха!

Ух ты как он быстро освоился и в эту милую игру включился!

— А когда мы увидимся?

— Не знаю. Сам понимаешь, я девушка не свободная, на мне бабушка-старушка.

— А как тогда?

— Придумай. Ты же мужчина.

Развернулась и пошла к подъезду. Хорошо, что успела переодеться. Можно спокойно вилять попой, завлекая бедного жениха.

— Завтра в семь вечера у аптеки?

Не оборачиваясь, пожала плечами. Пусть думает, что это значит — то ли «да», то ли «нет». Но я уже точно знала, что приду. Мужик он похоже неплохой. Может и выгорит у нас, чем черт не шутит? И будем мы — он двоеженец, я — двоемужница? Или как это называется? Забавно, что нет слова для той, у кого два мужа. В отличие от названия того, у кого две жены.

Пришла, разложила таблетки по специальным коробочкам «Утро», «День», «Вечер», пока раскладывала рассказала Фане про назначенное мне свидание.

— Ну, сходи, конечно.

— А как я вас одну оставлю?

— Я Михаль позвоню, попрошу, чтобы или она, или Гила приехали. Надо же тебе хоть один день за эти месяцы отдохнуть. Вот и сходи, расспроси жениха как следует, познакомься. Потом расскажешь.

— Обязательно! А вас в юности часто звали на свидания?

Фаня засмеялась.

— Было, конечно. Про Яшку Блюмкина я тебе рассказывала.

— Да, я помню.

— Ну и еще несколько раз было… Как-нибудь потом исповедуюсь.

Пошла я на кухню, а по дороге меня вдруг и стукнуло: вспомнила, где я этот кудрявый бэби-фейс видела: на тачанке с пулеметом тем утром. Да не, не может быть. Она, скорее всего, актриса, а тогда снимали кино про гражданскую войну. В Израиле, Таня? Про гражданскую войну в России? Как-то не верится. Значит тогда эта девушка мне просто приснилась. Ага, а сейчас просто привиделась? Уж не глюки ли у вас, Татянконстинна? Да с чего бы? Не с чего. Но девушку точно узнала. Вот как это объяснить, а, ноосфера? Что скажете, академик Вернадский?

На следующий день позанимались с Эден гитарой, показала ей на синтезаторе из каких нот состоит тот или иной аккорд, но это ей было мало интересно, ей интересней играть «хиты». Дала мне послушать, что она хочет, чтобы я ей подобрала. Тягомотина какая-то неинтересная. Но я дружески кивнула, показала ей как подобрать на клавишах, а потом перенести на гитару. И предложила ей сыграть что-то из старенького — Beatles или Pink Floyd. Для нее это как для меня грегорианские хоралы: красиво, заслушано до одури, но сильно пахнет нафталином. Ничего не поделаешь. Это я ей про ребят с 70-ой широты еще не пела. В общем, насладились обе.

Вечером, как и обещала, приехала Михаль. Полюбовалась на свою красавицу внучку с гитарой, и отправилась к маме, где они с Эден и Фаней быстро затараторили что-то на иврите, так что я даже половины не смогла разобрать. Известно что собери вместе хоть три, нет, даже хоть четыре поколения, темы у женщин для потрещать всегда найдутся. Тут я под шумок и свалила, махнув рукой девушкам, мол, не скучайте, поболтайте тут без меня, я постараюсь недолго. Хотя, бог его знает, как пойдет. На всякий случай немного глаза подкрасила остатками туши, да надела лучшее белье. Хотя какое оно лучшее? Это из того, что было у меня в сумке — лучшее, а так — стыдоба, раздеться неудобно будет! Что это я вдруг уже про раздеться? Сказались месяцы вынужденного монашества? Нет, Татьянконстинна, рано вы губу раскатали! Не об этом думать надо, не об этом. Есть у вас дела поважнее секса. Хотя белье надо прикупить по-любому.

Решила, конечно, немного опоздать, так, для порядку, чтобы не думал, что я к нему стремглав примчалась. Не дождется? Ну так не дождется во всех смыслах, если вы понимаете, о чем я. Нет, стоит как миленький. Господи, он даже цветочки прикупил! Такая лапа! И что мне с ними делать? Стоять и разговаривать с ним как дура с цветами? И куда я их потом дену? Все-таки мужики с головой плохо дружат. Но все равно приятно. Прямо настоящее свидание получается, несколько поздновато для моего возраста, но все же, все же.

— Ну, что будем делать, жених?

— Пойдем в кафе? Поговорим?

Что ж, пойдем. Везет мне на шикарную жизнь последнее время, что и говорить. Придется тебе, Леха, раскошелиться на капучино. А вот тортик я заказывать не буду, решит еще, что и так толстая, а еще и сладкое жрет. Хотя вон тот, с клубникой, выглядит очень соблазнительно, но — нет. Он из солидарности тоже только кофе взял. Высыпал туда два пакетика сахара, ну-ну.

— Ну что ж, Таня. Давай рассказывай.

— Что?

— Все.

Вот так прямо все тебе возьми, да и расскажи. А впрочем… Если я на своем ломаном иврите Томеру все выложила, то на русском сам бог велел. Ну и рассказала. Все. Вплоть до того момента, как прибежала к нему на свидание криво накрашенная и в лопающихся от старости босоножках. А новые не купишь, деньги нужны, чтобы домой выбраться. Желательно без депортации. Да и там на первое время пригодятся. В Москве все так дорого! Рассказала и про идею Томера о фиктивном браке, но сразу предупредила: денег заплатить за эту аферу у меня нет. Или по доброте душевной, или на нет и суда нет. Не обижусь, ибо не обязан. Так понятно?

— Это понятно. Не понятно, что ты ершишься? Я тебе что-то плохое сделал? Обидел чем-то? Почему ты все время себя ведешь, словно я твой враг — не понимаю.

В общем, он прав, конечно. Не знаю, почему я грублю ему все время. Может от смущения?

— Извини, Леш. Я не хотела. Просто отвыкла с мужчинами общаться, а после Игаля, дай бог ему здоровья, мне все мужчины кажутся сволочами. Прости, ничего личного.

— И как ты собралась при живом муже снова выходить замуж?

И правда, как это я собралась?

— Я думала, раз мы российский брак в Израиле не оформили…

— Нет, Таня, это получается нарушение закона.

— И как мне быть? — расстроилась я.

— Не знаю, — честно признался он. — Я бы искал твоего Игаля. И регистрировал твой брак в Израиле. Так и легализовалась бы.

Разумно, конечно. Но мало реально. Муженек мой сейчас бог знает где — и как его искать? Да и черт с ним, как-то сложится. Хотя на данный момент выхода я не вижу. Ладно, что это я все о себе?

— Теперь ты давай рассказывай. Для начала — откуда ты приехал и когда?

Тут выясняется, что приехал он в Израиль пять лет назад из Ленинграда. Так и сказал — Ленинграда, он еще Питером не был тогда, привык к старому названию, хотя ленинградцы всегда свой город гордо именовали Питером. Тогда, в 90-м, «все побежали, и я побежал». По образованию звукооператор, работал на студии документальных фильмов, увлекался ленинградским роком… Тут я встрепенулась — наш? Рокер? Играл на чем-то? Нет, помогал нескольким группам записываться и, как он выразился, «ручки крутил» на концертах, то есть, за пультом сидел.

— А здесь устроился на учебном телевидении, выезжаю на съемки, записываю звук. Soundman.

— Интересно!

— Конечно, интересно. Когда занимаешься любимым делом — всегда интересно.

Тут я задумалась: а какое у меня любимое дело? Нет такого, как ни странно. Учить детей музыке я терпеть не могу, но приходилось, да и приходится. Играла бы в какой-нибудь группе, да кому нужна старая тетка? Ни в один оркестр меня уже не возьмут, да и разваливаются они быстро, никому столько оркестров не нужно. Печально.

— А что у тебя с женой произошло?

— Стандартная история. Мне тебе не надо рассказывать, какой это стресс, когда приезжаешь в другую страну с непонятными правилами, с непонятным на первых порах языком, с потерей статуса: там я «в кино работал»! А тут — никто. Но жить-то хочется. И хочется жить хорошо, затем ведь и ехали. Жена молодая, она же ехала за границу, чтобы жить лучше, чем в Питере. Но оказалось, что для этого надо еще пахать и пахать. Сначала пилила за постоянное безденежье — отсутствие денег еще ни одну семью не укрепило.