Вопрос Веры

Владимир так сильно задумался, что не заметил, как от компании отделился один молодой человек и подошел к нему вплотную.

— Володя, ты ли это? — спросил тот его.

Подняв голову, он несколько секунд всматривался в лицо обратившегося к нему парня, пока тот не пояснил:

— Это я Митя, ты не помнишь?

— Прости, — криво улыбнулся Владимир, — но мне после войны отбило память. Так что здесь помню, а здесь не помню.

— Пойдем, — излишне радостно отозвался Митя, положив руку на спинку скамейки, — я познакомлю тебя со своими друзьями.

— Ты никого не знаешь, — сразу добавил он в ответ на внимательный взгляд Владимира, — но это не страшно. Как же я рад тебя видеть!

В любой незнакомой компании Владимир чувствовал себя точно так же, как все — неуютно. Да, он знал, что есть люди, которые сразу вливаются в любую компанию, но он также знал, что в основе их поведения лежит элементарный страх, который они пытаются завуалировать демонстративно активным поведением. Дополнительное неудобство доставлял тот факт, что эта группа молодых людей была у него в разработке, поэтому он не слишком старался запоминать их имена, больше обращая внимания на невербальные сигналы передаваемые их телом.

Также еще с обучения Владимир помнил, что все группы делятся на два типа — централизованные и аморфные.

Централизованные делились в свою очередь на два типа, где был крайне неординарный тип личностей и более ровный. В первом случае устанавливался обычно двойное господство из сильного, но тупого лидера, и его серого кардинала, который наоборот мог быть слабым, но умным, а скорее просто хитрым. Второй тип возникал, когда разница между участниками была слишком велика и не важно в чем эта самая разница заключалась — в жизненном опыте или их возрасте.

Но перед ним была типичная аморфная группа.

Все приблизительно одного возраста.

Явных лидеров нет.

Балуются запрещенными веществами, о чем говорило их поведение, расстегнутые сюртуки с жилетками, сдвинутые на макушку шапокляки. Глаза были нормальными, но и лекарства сужающие сосуды продавались в каждой аптеке без рецепта.

Поздоровавшись с каждым, Владимир на вопрос чем он занимается, просто достал из внутреннего кармана картуз, низко нацепив его на глаза и спросил:

— Чем по-вашему может заниматься человек, вернувшийся с войны?

Он сказал это легко, словно говорил много раз.

Можно было бы сказать, что Владимир в этот момент улыбался, но он был серьезен как никогда. Некоторое время он ожидал их реакции.

Когда его не последовало, а вместо этого воцарилось молчание, он решил надавить на них еще сильнее:

— Помню, как-то раз в горах мы освободили двух девчонок. Причем когда я говорю девчонок, то именно это и подразумеваю — им было лет тринадцать-четырнадцать. Мы пытались их спрашивать, как их зовут, но они молчали. Мы их кормили, и они ели все, что мы им давали. Они были как… как автоматоны. Только живые. Знаете, что было потом?

— Это были наши? — задал охрипшим голосом кто-то стоящий позади всех.

— Да, это были наши, — не глядя на спросившего, но смотря сразу на всю побледневшую компанию молодежи, Владимир снова негромко повторил свой вопрос. — Вы знаете что было потом? — продолжал он давить на группку молодежи.

Он намеренно замолчал, давая им проникнуться всем ужасом войны, которую они так тщательно избегали. Конечно, у него были варианты ответа — либо убийство девушек, либо перевод тех в полковые шлюхи, но все зависело от того каким образом среагирует компания перед ним.

Митя, приведший его в компанию, нервно кусал губы. Кто-то отвернулся. Кто-то чуть слышно всхлипнул. Кто-то тоже побледнел, но больше от злости, о чем свидетельствовали крепко сжатые кулаки. Кто-то растерянно хлопал глазами.

Ничего они не знают про пропавшую девчонку, неожиданно понял Владимир.

Только время зря потерял.

Развернувшись, Владимир направился к северному входу в парк, где оставил свой байк. Через несколько секунд его догнал Митя, молча зашагав рядом.

Когда Владимир взглянул на него, продолжая идти, тот спешно заговорил:

— Извини, прости меня, я не знал…

Неожиданно Владимир почувствовал, как уходит нервное напряжение из мышц, сковывавшее его словно железный корсет. Он остановился, посмотрев на человека, выдававшего себя за его друга:

— Пару дней назад вы говорили с девушкой. В это же время. Она приходила в парк в сопровождении автоматона, в тот раз пришла одна. О чем шла речь?

— Мы… — неожиданно Митя сбился, осознав, что встреча их сегодня была не случайной. — Мы ничего не делали, мы здесь не при чем, — затараторил он.

— О чем шла речь? — раздельно чеканя слова, снова спросил Владимир.

— Она попросила закурить и мы… мы… — замялся он.

— Дали ей наркотик, — закончил за него Владимир, — что было потом?

— Она просто ушла, клянусь, — по-женски заломил руки Митя, стоя перед ним словно провинившийся гимназист перед своим воспитателем.

— Как подействовал наркотик?

— Это был чаррас, мы все его курим, он ведь не запрещен, — продолжал оправдываться Митя. — Мы думали, что он вызовет у нее легкую расслабленность, поднимет настроение, но видимо то была порченная сигарета, плохая, потому что она просто ее выкурила до половины и ушла.

— Кто-то может, кроме вас самих, подтвердить, что она ушла сама? — спросил Владимир, внимательно вглядываясь в лицо Мити.

— Да, к своему кварталу мы вышли все вместе… Городовой, — Митя прервал сам себя, вспомнив. — Да, городовой в нашем квартале и на выходе из парка может сказать, что мы шли одни!

— Я верю, верю, — успокаивающе положил руку ему на плечо Владимир. — Только своим не рассказывай, а то сам понимаешь, — он нехорошо улыбнулся, — мне придется вернуться за вами.

Кивнув ему на прощание, Владимир вышел из парка.

Снова нацепив гоглы обратно на картуз, он присел на сиденье своего байка сбоку.

Совершенно не хотелось ехать домой.

Завтра по идее должен вернуться тот хожалый, который дежурил в будке на входе в парк, надо будет снова съездить сюда, допросить его. Конечно, можно было бы вызвать его под каким-нибудь предлогом прямо в кабинет, только вот не хочется человеку жизнь понапрасну портить.

Подняв голову вверх, он ничего не увидел, кроме розовой дымки, прячущей звезды от жителей города. Вроде все переезжали в более спокойные города, а все равно Златск живет словно механическое животное, источая пар изо всех своих щелей.

Механически улыбнувшись, Владимир нацепил на глаза гоглы и поехал на байке к своему дебаркадеру.

Выехав за город, когда не требовалось уже особо следить за дорогой, он снова вернулся мыслями к своему расследованию.

Надо решить, как действовать дальше.

Можно было бы заняться сектами, но сперва следует убрать более мелкие вопросы.

И один из этих вопросов — явный или скрытый жених Веры.

Как и в любой большой Семье, браки заключались заранее, в силу политических или национальных интересов. Здесь вопросов нет, решала семьи ясно дал понять, что такого брака не было заключено или он был заключен, но его не поставили в известность.

И совсем другое дело, если молодая княжна сама нашла себе жениха.

Откуда начинать поиски, сейчас Владимир совершенно не представлял.

Неожиданно дорога перед ним устремилась ему навстречу и он понял, что он переворачивается вместе с самим байком. Единственное что он успевал — это вывернуть руль, чтобы удар пришелся ему не на шею, а на сам байк, и после этого он полетел вверх тормашками дальше по дороге, успев все-таки сгруппироваться, в то время как байк рухнул тяжелой грудой металла позади.

Остановив свое кувыркание, Владимир попытался приподняться, но почти сразу, перед тем как потерять сознание, он услышал чужой голос:

— Есть! Теперь дело за вами.

День Второй

Утро встретило Владимира в его собственной кровати.

С удивлением он посмотрел на знакомые окна, закрытые простым темно-зеленым брезентом, выполняющим роль штор на дебаркадере. Бережно тронул лицо, но и там не обнаружил никакой повязки или шрамов, только скулу покрывала гладкая на ощупь поверхность целебного клея. Медленно встав, Владимир потянулся за одеждой, висевшей возле низкой кровати на стуле.