Страница 12 из 17
Глава 4
Белое платье, слишком скромное, чтобы быть подвенечным, но других у меня все равно не нашлось. Шляпка кремового оттенка с вуалью, такого же цвета кружевные перчатки — не в тон. Ритуал предполагает голые руки, но кружевные перчатки тоже сгодятся — отверстия дают возможность прикоснуться кожа к коже. Скромная, но очень дорогая подвеска эльфийской работы на шею, сверху черный плащ, скрывающий меня с ног до шеи. Пальцы нервно путаются в завязках, никак не выходит успокоиться.
Вот у крыльца останавливается неприметная закрытая черная карета без опознавательных знаков. Копыта лошадей расписаны серебром, их крупы лоснятся, головы украшены изящными плюмажами, сюртук кучера из дорогой качественной ткани без грязи и потертостей, даже пряжки на его башмаках тщательно начищены. Благосостояние моего будущего мужа видно в каждой черте, как бы он ни пытался остаться инкогнито. Не представляю, кем он может быть и как мог оказаться в таком положении с ребенком на руках, кажется, даже до смерти отца я не была бы ему ровней. Впрочем, какая разница. Ему нужна не жена, а возможность стать вдовцом.
Я нервно дергаю завязки плаща, распутывая неуклюжий узел, быстро завязываю новый, совсем простой, а потом сбегаю вниз по лестнице.
— Что же это, леди Камилла, что же это делается?! — мечется по гостиной Марта, заламывая руки.
— Присмотри за виконтом, пока меня не будет, — велю, поправляя шляпку у единственного зеркала в доме. Светлое кружево вуали кажется недостаточной защитой, но не надевать же черную шляпку на свадьбу, это неприлично.
— Что вы задумали, леди? Признайтесь, еще ничего не поздно отменить!
— Все к лучшему, Марта, не волнуйся.
— Добрые дела посреди ночи не делаются! — она делает знак, отворяющий беду, а потом, не выдержав, кидается ко мне, хватает за плечи. — Признайтесь мне, милая, я все пойму и помогу. Пусть я книжки читать не обучена, но по-житейски-то понимаю больше вашего, замужем была.
— Я знаю, что делаю, — добавляю в голос прохлады.
— Ох, леди... — она все же отступает, а потом творит знак благословения, каким обычно матери-крестьянки провожают своих детей при расставании. Леди обычно до такого не опускаются... но перед глазами вдруг мелькает образ того, как матушка отправляла меня в пансион. Слезы кипели в ее ярко-зеленых глазах, она поцеловала меня в лоб, а потом сотворила этот знак...
Не выдержав, делаю шаг служанке навстречу, порывисто обнимаю, шепча:
— Все это к лучшему, Марта, все к лучшему. Я должна позаботиться о Дэни, я сделаю все, чтобы его спасти.
— Разве ж хорошо, если это приведет к вашей погибели?
Меня пробирает дрожью, но я упрямо разрываю объятья:
— Мне все одно скоро умирать. Я вернусь к утру, можешь ложиться спать, — я разворачиваюсь и подхожу к двери.
— Я буду ждать: жечь свечу на окне и молиться о вас, пусть хоть до утра, — шепчет служанка мне во след.
Резко распахиваю дверь, но на пороге вопреки ожиданиям не простой слуга, а доктор ФицУильям:
— Позвольте сопроводить вас, — он склоняется в поклоне над моей рукой, целуя воздух над тыльной стороной ладони.
Я выдыхаю облегченно и киваю, потому что от волнения боюсь, что голос может не послушаться. Марта гневно сопит за нашими спинами, но я не оборачиваюсь. И так ощущаю, что она вновь и вновь творит отгоняющие беду и дарующие благословляющие знаки, моя магия так чувствительна из-за нервов, что ощущает малейшие дуновения силы, которые в молитве на эмоциях способна создать даже крестьянка.
По дороге в закрытой наглухо карете доктор ФицУильям пытается развлекать меня разговором, но я не в настроении отвечать. Меня трясет от понимания того, что происходит. Черная карета, побег посреди ночи — как в романе. Только это не роман, а страшная сказка для меня, и в церкви меня ждет не любимый, а незнакомец, свадьба с которым, вероятно, лишь ускорит мою смерть.
Эльфы не выходят замуж без любви, потому что в таких браках им не выжить. Эмоциональная сфера накрепко связана для них с магической. Поэтому их брачный обряд отличается от ритуалов других рас и единственный предполагает развод по простому желанию любого из пары. При этом на деле эльфийские браки длятся обычно всю их долгую жизнь. Мама рассказывала, что ее родители прожили вместе тысячу лет в любви и согласии, а, вероятно, и дальше живут в своем лесу.
Полукровкам обычно не достается сила эльфов, а вместе с ней и ограничения, но я умудрилась выделиться и здесь. Отец полагал, что это потому что я слишком много времени проводила с матерью в детстве, что она «запудрила мне мозг своими эльфийскими глупостями», «научила дурацкой магии растений». Он даже отослал меня в пансион, чтобы прервать нашу связь, запретил мне приезжать на каникулы, а маме навещать меня. Чтобы я училась быть человеческой девушкой, а она сосредоточилась на своих обязанностях виконтессы и подарила ему, наконец, наследника.
Вернувшись из пансиона лишь после смерти матери, я отказалась выходить замуж по расчету и сбежала, потому что знала — во мне куда больше эльфийского, чем человеческого. Я не желала повторять жизнь матери, я помнила, как она мучилась в этом когда-то счастливом браке, как не хватало ей чувств отца.
Отец лишил меня наследства и вычеркнул из родовой книги, будто меня и не было. Впрочем, я ему никогда нужна не была, ему нужен был сын-наследник. Я отстояла свою свободу и свою жизнь... тогда.
А теперь ради Дэни я сама иду к тому, от чего с таким трудом бежала — браку по расчету. Судьба любит пошутить.
Карета мягко качнулась, останавливаясь, а затем безупречно вышколенный лакей распахнул перед нами дверцу и откинул подножку. Доктор ФицУильям первый выскочил на мостовую и подал мне руку. Я подняла взгляд и внутренне усмехнулась. Над нами возвышался центральный столичный храм. Кажется, мой будущий супруг привык все делать по высшему классу.
Величественное здание из светло-серого камня, вытянутое к небу, в этот час казалось темным и будто вымершим, но доктор ФицУильям уверенно повел меня вверх по лестнице, правда, не к центральному, а к боковому входу, спрятавшемуся в тени.
— Храм закрыт по ночной поре, — будто из ниоткуда вынырнула из тьмы фигура в жреческом облачении.
— Не сердитесь на нас, падре, мы по сердечному зову, дело не терпит отлагательств, — неожиданно ответил доктор ФицУильям. Я растерянно покосилась на него.
— Пресветлая Матерь всегда готова ответить своим детям, особенно если их ведет сердечный зов, но не в этот час... — качнул головой служитель Богини.
— В эту ночь свет луны столь ярок, что привел нас, в блеске ее мы узрели знак Светлейшей Богини, — неожиданно продолжил доктор, а я удивленно покосилась на тонкий серп луны на небосклоне.
— Вот как? — неожиданно отреагировал падре.
— Да, взгляните, — неожиданно доктор ФицУильям протянул жрецу на открытой ладони серебряный империал — крупную монету, посвященную как раз Богине.
— О, вы правы, действительно знак Светлейшей, — хмыкнул жрец и монета исчезла в складках его облачения. — Сейчас свободна левая малая зала...
— У нас договоренность с главным жрецом, — тише шепнул доктор.
Жрец смерил меня внимательным взглядом, а затем, кивнув, открыл боковую дверь. Я запоздало сообразила, что весь этот разговор о знаках и видениях был всего лишь завуалированной формой взятки. Кажется, в этом храме спасение желающих обвенчаться поставлено на поток.
Я никогда не была в центральном храме столицы, поэтому периодически не выдерживала и начинала вертеть головой. Высокие стрельчатые окна забраны витражами, на которых изображена Богиня в своих разных ипостасях: в виде нежной нимфы, грозной воительницы, беременной матери. Они аккуратно подсвечены магией, так что даже в ночи выглядят завораживающе. Тут и там расставлены статуи знаменитых королей и королев, почитавших Богиню и отмеченных ее благословением, а также разные произведения искусства, ведь она считается покровительницей искусств, дарящей вдохновение.