Страница 13 из 46
Хотя Березинцев в течение зимовки делал всё возможное, чтобы не допустить падежа, к весне, всё равно, в живых осталось меньше половины контингента, содержавшегося в «кряматории». И вот, погожим апрельским днём, в Куницыно (впервые за зимовку!) примчался главврач совхоза Тортилин. С показным ужасом на лице он объявил, что за падёж врач отделения получит «по полной» – вплоть до уголовной ответственности.
– …Так я же и вам, и директору сколько раз говорил о том, что с кормёжкой здесь полный бардак! – возмущённо напомнил Андрей. – Сколько собачился с управляющим! Я от голода вылечить не смогу. Сколько раз писал докладные, чтобы сделали нормальные кормушки, и корм раздавали только в них?! И, ни хрена, никто даже за ухом не почесал. А теперь, оказывается, один я во всём виноват?
– Какие докладные?! – картинно развёл руками Тортилин. – Никаких докладных я не видел!
– У меня есть их вторые экземпляры! – хмуро уведомил Березинцев.
– Сходи с ними в сортир! – с издёвкой «посоветовал» главврач. – Задним числом я тоже могу много чего накатать. Так что, готовься ехать в прокуратуру, давать там показания.
Вернувшись с работы домой, Андрей достал из шкафа свой «Зенит» и, зарядив его фотоплёнкой, вновь отправился на ферму.
– Ты куда? Кого фотографировать собрался? – удивилась Ольга.
– «Передовые» методы работы нашего совхоза. Надо же мне подготовиться к визиту в прокуратуру!
– Знаешь, что? – скомкав полотенце, которое она держала в руках, Ольга посмотрела на мужа, как если бы сама была прокурорским работником. – Или ты сегодня же напишешь заявление на увольнение из этого болота, или я напишу другое – на развод. Хватит! Я уже даже в Королёвку готова уйти отсюда пешком.
…Появление Березинцева с фотоаппаратом на ферме произвело среди работяг, можно сказать, полный фурор. Он в деталях заснял, как корм сваливается под ноги коровам, как ячмённая дроблёнка, брошенная с тележки лопатами, разносится ветром…
– Васильич, а ты чё задумал-то? – встревоженно вопрошали «аборигены», ни на секунду не останавливая процесса отправки концкормов в навоз.
– Дело буду шить на Тортилина, на главного зоотехника и директора совхоза, – с мстительностью в голосе уведомлял их Березинцев. – Сделаю фотки для районной прокуратуры, да ещё и в область отвезу вместе с копиями докладных. Пусть в обкоме полюбуются на «передовое» животноводство.
– Васильич, так у Тортилина в районе – знаешь, какие «прихваты»? – дымя самокрутками, вполголоса вопрошали скотники. – Его даже директор побаивается!
– А мне – плевать! Пусть хоть в зад его целует. Я буду рубить сплеча. И Тортилина, и его «прихваты», и всех остальных, – сердито рассмеявшись, пообещал Андрей. – Мало им не покажется!
И всего через час, ближе к обеду, к нему прямо домой примчался главный зоотехник Митяков. Впрочем, Березинцева это не удивило: в «Веселинском» «стучали» все без исключения, к тому же, без задержек. Для проформы задав несколько малозначащих вопросов, визитёр перешёл к главному, из-за чего и приехал:
– …Андрей Васильевич, ты, что, и в самом деле хочешь обратиться в прокуратуру и в областные инстанции? Говорят, ты тут на ферме много чего фотографировал…
Изучающе взглянув на своего собеседника, Березинцев, даже не ответил, а весьма жёстко отрезал:
– Да, фотографировал! Вы же для меня уже приготовили тюремную робу? Смотрите, как бы самим не пришлось её примерять. Со снимками поеду прямо в обком. Думаю, сельхозотдел они о-о-чень заинтересуют. Тем более, что у одного моего однокурсника тесть – инструктор орготдела обкома. Думаю, мне он поможет.
Если по совести, то зять обкомовской «шишки» был экспромтом придуман тут же, в ходе разговора. Но эта, чистейшей воды хлестаковщина, свою роль сыграла. И ещё как сыграла! Даже закашлявшись от услышанного, Митяков, приглушив голос, несколько вкрадчиво поинтересовался:
– Слушай, Андрей Васильевич, ну а, вообще, чего ты хочешь?
– Чего хочу? Сегодня же написать заявление об увольнении из вашей долбаной «богадельни», а завтра же получить расчёт и совхозную машину для перевоза семьи в свой район. Если расстанемся мирно, снимки в обком не повезу. Оставлю их себе на память. Живите тут, как хотите. Но, скажу откровенно: большего гадючника, чем этот ваш «Веселинский», я ещё не встречал. Кстати, какой только юморист назвал это болото «Веселинским»? Да, Теремец меня обманул, пообещав златые горы. Но, как говорится, Бог ему судья. А вот, вы-то, как вы можете, улыбаться ему в лицо, обещать ему содействие и поддержку, а потом, когда его здесь нет, говорить о нём всякую хрень и ставить ему палки в колёса? Что ж тут за люди-то, блин, живут?
Заморгав часто-часто, как если бы в глаза ветром кинуло горсть песка, Митяков досадливо поморщился, после чего, вполголоса, нехотя сказал:
– Знаешь, Андрей Васильевич – строго между нами! – это всё идёт из райкома. «Второй», он лучший друг Тортилина, к Теремцу почему-то очень «неравнодушен». В чём суть вопроса – я не знаю. Кстати, по образованию «второй» тоже ветврач, он заканчивал староновский зоовет. Возможно, с Теремцом они «пересекались» в прошлом, возможно, и конфликтовали. Но это – повторю, только между нами. Лады?..
Пару дней спустя Березинцев, и в самом деле, на удивление быстро был рассчитан, и тут же с семьёй уехал в Даниловку, родное село Ольги. Там, как раз, освободилось место заведующего ветучастком…
Да, давненько это было. Как-то раз, уже в середине девяностых, на районном семинаре Андрей случайно встретился со своим когдатошним знакомым по зооветинституту, который в ту пору учился на параллельном курсе зоофака. Он хорошо знал Теремца, и был с ним лично знаком. По словам институтского однокашника, увольнение Березинцева из Веселинского экспериментатор воспринял очень болезненно. Он посчитал Андрея «дезертиром», и даже «предателем»…
* * *
И вот теперь, как говорят в народе: снова – здорово! Теперь Березинцеву опять нужно было думать о том, как справиться с навалившимися проблемами, как избежать судебных разбирательств. Но, всё же, правильно говорят, что лучшая защита – нападение. Свербилов начал пугать прокуратурой? Хорошо! Его вызов принят, пусть Хрупкий теперь и сам «почешет репу», и подумает на досуге о том, что фортуна переменчива, и он, запросто, сам может оказаться в роли ответчика по суду.
Уточнив, в какое время механик отправляется в Староновск, Андрей собрался уходить, но его вдруг остановил эпизоотолог:
– Подождите! Андрей Васильевич, а как это вы собираетесь уезжать в областной центр! Вы это согласовывали с Арсением Витальевичем?
– А я, что, теперь обязан согласовывать с ним каждый чих? – оглянувшись, Березинцев чуть пожал плечами. – У нас, что, повальная эпизоотия, да ещё и с человеческими жертвами?
– Ну, если будете так своевольничать, то и до этого недалеко! – представитель ветстанции добавил в голос металла. – Пока Арсений Витальевич своего «добро» не дал, вы ехать никуда не можете!
Снисходительно улыбнувшись, Андрей повернулся к Пупырину:
– Так что, Лев Львович, твою корову лечить нам нечем. У неё серозный мастит, который без лечения перейдёт в гнойный. Трубец, коровушке! Кстати! А пусть теперь её полечит Арсений Витальевич? А что? Он же, можно сказать, дока по коровьим маститам. Пусть явит свои «великие таланты». Добро?
Встревоженно задвигавшись в кресле, Лёвчик махнул рукой.
– Андрей Васильевич, ты, это, езжай, езжай! С Арсением Витальевичем все вопросы я улажу сам.
Эпизоотолог на это лишь недовольно вздохнул, но перечить не решился.
«Вот что значит своя, собственная корова! – покидая кабинет, мысленно отметил Березинцев. – Сказал бы я, что нечем лечить колхозных – вряд ли Лёвчик пошевелился бы!..»
Выйдя на крыльцо, Андрей увидел своих помощниц. Они сидели на лавочке и что-то обсуждали.
– Андрей Васильевич, на ферме я всё закончила! – обернувшись к нему, доложилась Валентина Юрьевна. – Ну, что, идём термометрировать овцу? Господи! Это сколько же нам сегодня будет мороки с этими измерениями температуры! Заранее голова кругом идёт…