Страница 82 из 98
Не теряя времени, он поднялся на высокое крыльцо и, пройдя два полутемных коридора, нашел дежурного писаря, сидевшего за небольшим столиком.
— Дядя, мне нужно к следователю, — сказал Петрик.
— К какому следователю?
— Который людей допрашивает.
— А ты кто такой?
— Я? Человек!
Писарь поднялся, посмотрел на Петрика и показал пальцем на дверь:
— Ах ты, сопляк этакий! Вон!
— Вы не ругайтесь, дядя! — обиделся Петрик, но писарь вытащил неизвестно откуда плетку и замахнулся:
— Чтоб духу не было!
Петрик поспешил убраться. Шагая по темному коридору в поисках выхода, он заблудился, перепутал двери и вместо прихожей попал в другой коридор, длинный, узкий и тоже мрачный. В конце его светлело что-то вроде овального стекла, и Петрик решил, что там находится парадный ход. Однако дверь с овальным матовым стеклом вывела не на улицу, а в большой, чисто подметенный пустынный двор. Петрик взглянул на открытые ворота и зашагал по дорожке, усыпанной битым кирпичом.
— Пропуск! — остановил его часовой и загородил дорогу.
— Какой пропуск?
— Вот такой! — часовой кивнул на штык, унизанный зелеными квадратными бумажками.
Петрик неохотно повернул назад. Он дошел до крыльца и уже поставил ногу на ступеньку, как вдруг увидел маленькую калиточку в заборе. Она вела в соседний двор. Петрик заметил: ворота из него на улицу раскрыты настежь, а во дворе стоял воз с дровами. Бородатый дворник хозяйственно ощупывал толстые березовые поленья. Петрик подумал: «Была нужда возиться с пропуском, когда можно отлично уйти через проходной двор».
Часовой стоял на улице, спиной к мальчику. Петрик юркнул в калиточку и, благополучно миновав соседний двор, вышел в тихий пустынный переулок. Он прошел всего один квартал, как его нагнал человек с большим полотняным зонтиком под мышкой. Вытянув губы трубочкой, человек приложил указательный палец ко рту:
— Тише! Мальчик, идем за мной...
«Шпион!» — сразу догадался Петрик и недружелюбно сверкнул глазами.
— Мне нужно поговорить с тобой наедине, подальше от этого дома.
И с этими словами странный незнакомец взял Петрика под руку.
— Не трожьте!
— Не бойся...
«Сейчас арестуют!» — подумал Петрик и, остановившись, решительно сказал:
— Мне некогда! Никуда я не пойду.
— Умоляю... Тише!
Губы таинственного незнакомца затряслись и глаза подернулись дымкой самой искренней печали.
«Нет, это не шпион», — решил Петрик и уже смелей спросил:
— Что вы от меня хотите?
— Здесь говорить невозможно. Пойдем подальше отсюда.
Незнакомец оглянулся:
— Вот под теми тополями есть скамейка. Пошли туда.
Пока шагали до скамейки, Петрик разглядывал незнакомца. Он был невысокого роста, слегка полноват, носил зачесанные назад русые волнистые волосы. Серые, обшитые кожей рейтузы, френч, блестящие коричневые краги, белая полотняная фуражка, закрученные рыжие усы, кожаная полевая сумка, висевшая на узком ремешке через плечо, придавали ему полуспортсменский, полувоенный вид. И только один полотняный зонтик под мышкой свидетельствовал с полной достоверностью, что незнакомец никогда не был ни военным, ни спортсменом.
— Что вам от меня надо? — повторил Петрик, когда его спутник опустился на скамейку.
— Прежде всего, давай познакомимся, — ответил незнакомец, вытирая пыль с кожаной сумки. — Ты, верно, учишься? Гимназист?
Петрик снова насторожился. Странный человек, чего он привязался?
— Ты вышел из дома, где проживает атаман Анненков.
— Разве он здесь живет?
— Да. И вот я хочу спросить, у кого ты был? Судя по твоему возрасту и внешнему виду, мне сдается, что ты ходил не к атаману.
— Нет.
— Итак, значит, ты ходил к дворнику Тихону Матвеевичу Суслонову, который живет во флигеле? — пытливо спросил незнакомец. — Не правда ли?
— Я не знаю никакого дворника Тихона.
— Позволь! Но к кому же ты тогда ходил? Большой дом целиком занимает атаман Анненков. Во флигеле живет дворник Суслонов. Больше жильцов во дворе нет.
Петрик почувствовал, что владелец полотняного зонтика не шпион, и правдиво рассказал ему, каким путем он попал во двор дома атамана Анненкова.
— У меня дядю сейчас арестовали на пристани. Он ни в чем не виноват. Я хотел пройти к следователю, а дежурный выгнал. Научите меня, как теперь быть?
В голосе Петрика прозвучала неприкрытая печаль. Незнакомец взглянул на него и оживился:
— Это очень хорошо. Я научу и помогу тебе найти дорогу к следователю. Но и ты должен помочь мне в моей беде.
— А кого у вас арестовали?
— Никого. Но у меня дело гораздо хуже.
— Дядя, я все для вас сделаю! — горячо воскликнул Петрик. — Только помогите!
Владелец полотняного зонтика решительно поднялся.
— Давай удалимся подальше от посторонних взоров и поговорим по душам.
Калашница Лиза
Таинственный незнакомец и Петрик прошли полквартала и присели на лавочку в тени. Владелец полотняного зонтика оправил рыжие усы, смахнул пыль с начищенных краг и внимательно оглядел своего собеседника. Он, видимо, колебался и не знал, как начать разговор.
— Прежде всего я должен сказать несколько слов о себе, чтобы ты знал, с кем имеешь дело. Я — учитель истории. В номере сто восемьдесят втором «Омского Вестника» за 1913 год напечатана моя статья под заглавием «Рядовой 7-го Сибирского Линейного Батальона». Под ней есть подпись — Феокритов. Это моя фамилия. А зовут меня Мироном Миронычем.
Петрик взглянул на Феокритова с уважением — он первый раз в жизни видел живого писателя — и сказал:
— А меня зовут Петриком.
— Очень хорошо. Прежде чем излагать мою просьбу, потребуется ввести тебя в курс дела. Только тогда у тебя будет ясное представление о крупном, я бы даже сказал, историческом значении моего предприятия, если ты будешь знать решительно все.
Феокритов умолк на одну минуту, словно собираясь с мыслями.
— Как известно, Федор Михайлович Достоевский отбывал в Сибири каторгу и ссылку...
Достоевский! Это имя Петрику неожиданно напомнило школу. Он вспомнил учительскую, где над голубым глобусом висел портрет великого писателя. Петрик ощутил неожиданную грусть по далекому дому. А Мирон Мироныч продолжал:
— Вначале Достоевский находился в омской военно-каторжной тюрьме целых четыре года, а потом был прислан в Семипалатинск и сдан в бессрочную солдатчину. В седьмом Сибирском Линейном Батальоне на положении рядового Федор Михайлович прожил два года... После его произвели в прапорщики, он получил помилование, уехал в Россию и стал знаменитым писателем. Более подробно я остановлю твое внимание на одном событии, совершенно не известном биографам Достоевского. Это случилось в 1855 году. Великого писателя только что перевели в Семипалатинск из Омска. Должен подчеркнуть, что это был исключительно тяжелый год в жизни Федора Михайловича. Он страшно тосковал от одиночества и грубой казарменной обстановки. Ты только представь: друзей и близких у него не было. Кругом чужие, невежественные люди. Не с кем перемолвиться словом. Начальство смотрит косо. Солдаты сторонятся. Федор Михайлович был всегда один, один, один...
Расслабленный голос Феокритова оборвался. Петрик представил одинокого писателя, запертого в холодной громадной казарме, и проникся сочувствием. Действительно, скучно! Надо было бы человеку сразу же тикать!
— Но... — приободрился Феокритов и покрутил рыжие усы, — судьба сжалилась над Федором Михайловичем. Она послала ему великую радость, наполнила душу Достоевского тихим миром и скрасила его тяжелое казарменное существование.
Петрик облегченно вздохнул. Приятно, когда хорошему человеку подвезет после несчастья.
— ...Он встретил на своем пути чу́дную девушку...
Петрик удивленно поднял брови: подумаешь, большое счастье! Хотя, как это ни странно, некоторые солдаты, даже имеющие боевые отличия, почему-то иногда очень дружат с девицами.