Пропавший брат

Атаман легко соскочил с коня, его примеру последовал генерал Веденин. К атаману кинулись нарядные дамы с букетами цветов. Мужчины закричали «ура!», вспугнув ворон с ветвистого тополя. Анненков заметил в толпе широкоплечего толстяка в белом костюме и отдал ему честь. Управляющий Риддерским рудником Карл Лессиг в ответ снял фуражку и помахал ею. Потом к Анненкову продрался через толпу редактор-издатель газеты «Усть-Каменогорская жизнь». Разговаривая с атаманом, он подобострастно заглядывал ему в глаза. Анненков отвечал на вопросы сквозь зубы, глядя куда-то в сторону. Когда прошел первый порыв восторга и гусары оттеснили зевак, к атаману подошел Гусев с сыном Мефодием и Володей.

Анненков улыбнулся кержаку, как старому знакомому, взял его под руку и вместе с ним прошел по трапу на пароход. Мефодий и Володя шагали сзади, неся длинные узкие сумки с пожитками старика.

Пылающее сердце

Так Володя попал на пароход «Монгол». Все оказалось проще, чем предполагали Батенин и Кондратьев. Атаман отвел Гусеву каюту первого класса, и все решили, что кержак везет с собой внука.

Володя посидел немного в каюте, а потом вышел на палубу. Ему хотелось взглянуть на Батенина. Матросы убирали трап. Машина заработала, и пароход начал медленно отходить от причала. И в эту минуту с пристани раздался страшный женский вопль. Молодая женщина с обезумевшими глазами, ломая в отчаянье руки, кричала диким голосом и бежала по берегу возле самой воды, словно старалась догнать пароход. Толпа наблюдала за нею, но никто не решался подойти. И только один человек в очках и широкополой шляпе кинулся вдогонку. Он с трудом остановил ее и стал успокаивать. Женщина вырвалась из его рук, упала на камни и продолжала кричать. Володя, вспомнив рассказ Петрика о Дуне, догадался, что это была жена Захара.

Пароход отходил все дальше и дальше от пристани, и женский голос становился все слабее и слабее. Наконец он совсем умолк.

Тогда Володя вернулся в каюту. Старик Гусев, сняв сапоги, лежал на нижнем диване и тихо дремал. Преклонный возраст давал себя чувствовать, кержак быстро утомлялся. Мефодия в каюте не было. Володя постоял, разглядывая белоснежную бороду старца, и потихоньку вышел снова на палубу. Он хорошо сознавал, что находится среди врагов, и был настороже. Помня просьбу Батенина, он раздумывал, как найти Захара. Арестованных везли в трюме. Но как туда проникнуть? Сидя на скамейке под окном своей каюты, Володя долго строил самые разнообразные планы. Он вспомнил Петрика, и невольная слеза скатилась по его щеке. Тот сумел бы что-нибудь придумать. Так и не решив ничего, Володя с грустью поднялся и вторично обошел верхнюю палубу. В каютах первого класса офицеры пили коньяк и шумно разговаривали. Проходя мимо широких окон кают-компании, Володя увидел Анненкова. Атаман играл на пианино. В просторной кают-компании больше никого не было. Володя постоял и пошел дальше. По крутой винтовой лестнице с железными ступенями он спустился на нижнюю палубу. В третьем классе ехали рядовые гусары. Они тоже пили, только не коньяк, а водку и играли в карты. Пройдя мимо машинного отделения и ощутив жар пылающей топки, Володя пробрался к трюму. У входа он увидел гусара с винтовкой и повернул назад.

Что делать?

Он поднялся по той же винтовой лестнице на верхнюю палубу и снова заглянул через широкое окно в кают-компанию. Опустив низко голову, Анненков ходил из угла в угол, держа руки за спиной. Вдруг атаман взглянул в окно, и Володя, встретив его взгляд, пугливо отпрянул. Непонятный, безотчетный страх овладел его душой. «Какой он страшный!» — содрогнулся Володя.

А на верхнюю палубу уже просочились подвыпившие гусары. Гармонист растянул мехи полубаяна, и чей-то веселый голос запел:

Пароход идет,

Волны кольцами,

Будем рыбу кормить

Комсомольцами...

Потом появился офицер, и гусары, сразу присмирев, разошлись. На палубе снова водворилась тишина. И Володя опять отправился в разведку, мучительно размышляя, как удобнее проникнуть к товарищу Захару.

Он увидел его совершенно неожиданно на очень близком расстоянии. Два гусара тащили Захара из трюма на верхнюю палубу. Впереди шел молодой офицер с черными небольшими усиками, перепоясанный новыми желтыми ремнями. Володя слышал, как они скрипели.

Стараясь не попадаться на глаза офицеру, мальчик следил, куда поведут Захара, и, крадучись, шел сзади. «К Анненкову!» — догадался он, увидев, что офицер свернул в коридор. Володя побежал на носовую часть парохода, к кают-компании. Оглянувшись по сторонам, он занял удобную позицию: на скамейке, возле окна с плохо прикрытой рамой.

Анненков сидел в кресле, заложив ногу на ногу. Володя отлично видел его лицо в профиль. Офицер с усиками распахнул дверь и пропустил гусар, тащивших Захара. Они остановились посредине каюты. Офицер стоял сбоку и, держа под козырек, ждал распоряжений атамана.

— Пусть сядет на диван, — приказал Анненков, не спуская зоркого взгляда со своего пленника.

Захар, морщась от боли, сел и протянул забинтованную ногу.

— Можешь идти, — сказал атаман офицеру.

Тот козырнул и вышел вместе с гусарами.

Володя, затаив дыхание, заглядывал в окно. Что будет дальше?

— Вы офицер? — спросил Анненков после долгого молчания.

— Нет.

— Студент?

— Нет.

— Назовите свою профессию.

— Я — революционер.

Анненков побарабанил пальцами по столу. Немигающими глазами он смотрел на Захара.

— Что вас заставило стать революционером?

— Желание создать справедливый для всех строй жизни на земле.

— Какой это справедливый? — Анненков поднял брови.

— Чтобы человек не угнетал человека.

— Кто вас угнетал? По вашим рукам я вижу, что вы не мужик и не рабочий.

— Меня царский строй угнетал хуже, чем рабочего и крестьянина.

— Вы еврей?

— Нет.

— Назовите свою настоящую фамилию.

— Вам ее не к чему знать.

Анненков долго смотрел изучающим взглядом на Захара, а потом тихо заговорил:

— Контрразведка дала мне о вас сведения. Вы нарочно сели в тюрьму, чтобы поднять восстание заключенных и захватить крепость. Это верно?

Захар молчал.

— Уважаю людей, идущих на верную смерть с открытыми глазами, — заговорил Анненков таким тихим голосом, что Володя с трудом разбирал его слова. — У меня половина личного конвоя — бывшие красноармейцы. Они попали в плен. Их надо было расстрелять, и любой командир это сделал бы. Но я их помиловал за храбрость в бою. Я помилую и вас и отпущу под честное слово, если вы мне дадите обещание навсегда прекратить борьбу с нами.

— Коммунист такого обещания дать не может, — быстро сказал Захар.

Анненков помолчал и в раздумье спросил:

— Скажите, вы стояли когда-нибудь под расстрелом? Видали дула, наведенные на ваше сердце?

— Вы это спрашиваете, потому что хотите меня запугать?

— К сожалению, сейчас расстрелом не всех запугаешь. Я много расстреливал и убедился, что средний человек уже привык к страху смерти. Не пойму только одного: почему эту привычку стали именовать героизмом? Очевидно, нужна более страшная казнь. Тот, кто сумеет заставить трепетать всю Россию от страха, тот переломит и хребет вашей пролетарской революции. Вам понятна моя мысль?

— Понятна, — ответил Захар. — Вы мечтаете посадить на трон палача, чтобы задушить нашу революцию. Думаю, это никому не удастся.

— А вы мечтаете посадить на трон кухарку, которая, по мнению вашего товарища Ленина, должна управлять государством? Но я не хочу подчиняться ни кухарке, ни повару! Они должны стряпать обед, а управлять моей родиной будет новый великий монарх, — лицо атамана просветлело. — И я проложу ему путь к трону, даже если мне придется перевешать пол-России.

Анненков вскочил с кресла и заходил из угла в угол. Володя с тревогой следил за ним. Внезапно атаман остановился перед Захаром.