Пропавший брат

— Об этом мы постарались разузнать с товарищем Чайкиным.

Карп Семенович вступил в разговор:

— Солдат было много, сейчас меньше. Два полка анненковской дивизии отправили на фронт к Колчаку, а сотню казачьего дивизиона недавно угнали на Алтай против партизан. Сейчас формируется запасный кавалерийский полк, но его сами колчаковцы считают ненадежным. Выдали солдатам пики да шашки, а винтовками вооружать опасаются.

Захар молчал. Петрик и Володя, сидевшие на кровати за ситцевой занавеской, с любопытством ждали, что он скажет.

— Я считаю, все свое внимание мы должны сейчас сосредоточить на крепостной тюрьме, где страдают наши товарищи. Массовый побег надо превратить в вооруженное восстание, иначе не восстановить советскую власть в городе. Вот в чем должна заключаться партийная работа в настоящее время.

— Ну, а практически как это должно выглядеть? — спросил Батенин, поднимая по-детски задумчивые глаза на Захара. — В тюрьме сидят сотни заключенных, а нас — всего двадцать человек.

— А по-вашему, этого мало?

Батенин ответил не сразу. Он докурил и выбил пепел.

— Партийная работа требует трезвого подхода к делу, — сказал он. — Вы говорите: «превратить массовый побег в вооруженное восстание»! Звучит революционно, но мы находимся по эту сторону крепостных стен сибирского Шлиссельбурга. Не надо об этом забывать. Я не против вооруженного восстания, но я хочу знать, что именно я могу для него сделать? Что может сделать товарищ Чайкин? Что можете сделать вы, товарищ Захар? Не забывайте, что нас только двадцать душ в городе, а анненковских солдат расквартировано несколько сот, причем вооруженных до зубов.

Захар внимательно выслушал Батенина и заговорил:

— Вот вы сказали, что заключенные хотят устроить побег, но что у них нет настоящего организатора.

— Это наше предположение.

— Надо уточнить, проверить его. Теперь представьте: благодаря отсутствию вожака восстание провалилось. Может быть так? Может. Партия с нас спросит, какие меры мы приняли, чтобы помочь в этом деле заключенным. Что мы ответим?

Павел Петрович молчал.

— Я считаю, если в крепости нет достаточно крепкого организатора, который сможет подготовить восстание, надо его дать. Это наша обязанность.

— То есть?

— Надо послать в крепость на партийную работу своего человека.

— Как это послать?

— А так, как нас с вами Цека послал в Усть-Каменогорск. Мог послать в Батум или Владивосток, и мы поехали бы.

— Да, но это не в тюрьму. Я не представляю техники этого дела...

Захар улыбнулся:

— Техника самая простая. Из тюрьмы трудно выскочить, а угодить туда легче всего. Представьте, на улице хватают подозрительного человека, судят за большевизм, дают ему десять лет, отправляют в крепость, сажают в общую камеру. И вот нужный нам организатор оказывается на месте, среди заключенных.

— Кто же согласится пойти таким путем на роль руководителя восстания?

— Тот, кому поручит партия.

— Товарищ Захар, партия такие вещи поручать не может.

— Простите, я хотел сказать: доверит.

И снова наступило молчание. Петрик слышал, как на комоде тикали часы.

— А если партия доверит вам, товарищ Захар?

— Я постараюсь оправдать доверие партии.

Павел Петрович не спеша раскурил трубочку и медленно заговорил, глядя в сторону:

— Каждый член партии не задумается принести себя в жертву революции. Надо только быть уверенным, что жертва не будет бессмысленной. Я не думаю, товарищ Захар, что ваше предложение пожертвовать собой является наиболее разумным. Вы принесете больше пользы, если займетесь вместе со мной тем делом, которое нам Цека поручил здесь, то есть созданием партийной организации. В тюрьме есть наши товарищи, они будут делать там свое дело, и мы, разумеется, наладим связь с ними. Но у нас есть определенное задание. Мы за него отвечаем с вами перед Цека.

Петрик увидел, как вдруг задергалось левое веко у Чайкина, и Карп Семенович торопливо заговорил, словно боясь, что его прервут:

— Опасно, конечно, спорить не буду. Без головы там остаться можно в два счета. Это тоже факт. Но товарищ Захар дело тонко задумал.

У Павла Петровича завязался горячий спор с Захаром и Чайкиным. Захар говорил:

— Задание Цека сводится к одному: восстановить советскую власть на Алтае. Для этого мы должны совершить революционный переворот в городе. Своими силами этого сейчас сделать нельзя. А если восстание в крепости завершится успехом, в Усть-Каменогорске будет восстановлена советская власть.

— Хорошо, товарищ Захар. Только не будем спешить. Надо вам осмотреться и все продумать. А сейчас отдыхайте.

«Хижина дяди Тома»

Батенин и мальчики идут по дороге на пасеку.

— А вы в тюрьме сидели? — спрашивает Володя Павла Петровича.

— Приходилось.

— Там очень страшно?

— Человек создан жить на свободе, а не за решеткой. Нет на свете ничего омерзительнее тюрьмы. К сожалению, во всех странах они существуют и будут существовать до тех пор, пока не победит советская власть во всем мире. Думаю, что вы доживете до этого счастливого дня, а я вряд ли.

— Почему?

— А потому, что у вас даже усов нет, а у меня борода вот какая,— шутливо говорит Батенин.

— Вы революционер, Павел Петрович?

— Да.

— И товарищ Захар тоже?

— Тоже.

— А во сколько лет можно стать революционером?

Батенин внимательно смотрит на Петрика.

— Ты что же, хочешь им быть?

— Да. Таким, как товарищ Захар.

Павел Петрович еще внимательнее взглянул на своего спутника.

— Товарищу Захару можно подражать! Он способен на подвиг, как Данко...

— А кто такой Данко? Он тоже был революционером?

— Да. Я расскажу вам про него.

Павел Петрович помолчал минуту, собираясь с мыслями, а потом рассказал про юношу Данко, решившего вывести измученных людей из рабства к свободе. Они пошли за ним, но в темном лесу не было видно дороги, люди начали роптать и даже хотели вернуться назад. Тогда Данко разорвал руками себе грудь, вырвал из нее «сердце и высоко поднял его над головой».

Батенин остановился и звонким, помолодевшим голосом заговорил так складно, что Петрик догадался: Павел Петрович наизусть знает весь рассказ.

— Сердце Данко «пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его...

— Идем! — крикнул Данко и бросился вперед, на свое место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям...»

— А разве можно из груди сердце вырвать? — спросил Петрик.

— Можно. Захар хочет вырвать из груди свое сердце... Ну, что же мы остановились?

— Это вы остановились, Павел Петрович.

— Идемте.

А Володя сказал с грустью:

— Мне назад надо.

— Да-да, милый... Иди!

Володя попрощался и побежал обратно.

После рассказа Батенина о смелом Данко Петрик много думал о Захаре. Ночью он видел его во сне. Захар сидел в тюрьме, закованный в цепи. А потом он разорвал их и вышел из тюрьмы, неся в руках свое пылающее сердце.

На другой день Павел Петрович сказал Петрику:

— Скоро должен прийти товарищ Захар. Я тебя попрошу: выйди на дорогу, дойди до поворота и подожди его. А потом проводи к стогу сена, что за этой сопкой.

Петрик с готовностью побежал. Он выбрал удобный наблюдательный пост — в зарослях черемухи, на небольшом пригорке. Отсюда мальчик мог хорошо видеть всю дорогу на пасеку, а его никто с дороги заметить не мог.

Захар, дойдя до поворота, остановился и огляделся по сторонам. Кругом никого не было. Тогда Петрик тихонько подкрался сзади и крикнул:

— Руки вверх!

Захар вздрогнул от неожиданности.

— Не бойтесь! Это я! — Петрик был очень доволен своей проделкой. — Здравствуйте, товарищ Захар!

— Здравствуй, товарищ Петрик!

— Я к вам от Павла Петровича.

— Знаю.

— А откуда вы знаете?