Пропавший брат

* * *

Братья быстро разыскали в городе Курочкину улицу и дом Бедарева. Беловолосая веснушчатая девочка с облупленным красным носиком, сидевшая на крыльце, повернула голову в сторону вошедших.

— Девочка, — вежливо сказал Петрик, — в этом доме живет мальчик Боря из приюта?..

Девочка вспыхнула ярким румянцем и закричала в открытую дверь:

— Мама! Борьку спрашивают!

— Ага! Вернулся! — раздался злорадный женский голос из сеней. — Гони его, язву, в шею!

Ребята остановились в недоумении. Девочка с любопытством смотрела на Володю, прикрыв ладонью глаза от солнца.

— Он наш брат... — начал было объяснять Володя, но в этот момент из сеней огромным шаром выкатилась растрепанная круглолицая женщина с веником в руках.

— Вон, паршивец, чтоб духу не было! — завизжала она, но, увидев вместо Бори двух незнакомых мальчиков, завопила: — Сонька, Сонька, гони их за ворота! Вот язвы! Дармоеды!

Ребята поспешно выскочили на улицу, не выдержав стремительного нападения женщины с веником.

— Вот дурная! — подивился Петрик, переводя дыхание.

Устроив на ближайшей скамеечке совещание, братья пришли к такому выводу: Боря, без сомнения, жил у Бедаревых, что-то натворил и убежал. Значит, возвращаться к Бедаревым нет смысла, а разведку нужно сделать по соседям.

— Зайдем в этот дом, — предложил Петрик, — и узнаем.

Они приоткрыли калитку и увидели молодую женщину, копавшую около дома грядки. Женщина подняла голову и воткнула в рыхлую землю лопатку.

— Что вам, ребята?

— Тетя, у нас дело есть до вас, — таинственно сказал Петрик.

— Ну, идите в дом. Там поговорим, если дело.

Ребята прошли в комнату с кисейными занавесками на окнах. Подозрительно оглядывая Петрика, хозяйка сказала:

— Вы от кого? Или весть какую принесли?

— Тетя, мы брата ищем. Нам сказали, что его отдали в дети вашему соседу Бедареву. Мы пришли, а нас выгнали...

— Как же, жил у них осенью сирота, — подтвердила женщина. — Это верно. Борей звали. А где он сейчас находится, не знаю. Плохо ему жилось у Бедаревых. Били без жалости. Он из-за битья и ногу-то себе сломал. Я ожидала, суд будет за истязательство, в свидетели записалась. А только суда не было. Вам бы в больницу сходить. Самое верное дело! Его в больницу увезли.

Борю истязали! Он сломал ногу! Володя плохо слушал, о чем еще беседовал с женщиной Петрик. Он представлял себе искалеченного, хромого брата и глотал слезы. А Петрик, узнав подробности несчастья, случившегося с Борей, прощался с хозяйкой дома.

— Спасибо вам, тетя! Спасибо. До свиданья!

В больницу Петрик и Володя неслись бегом. Здесь, в конторе, старик-делопроизводитель дал справку, что Козлов Борис действительно лежал в хирургическом отделении с переломом правой ноги и выписался два месяца назад.

— Значит, у него нога поправилась?

— Ну, конечно, поправилась. Больных мы не выписываем.

— И он не хромой? — допытывался Володя.

— Зачем ему хромать, когда нога правильно срослась!

— А не знаете, куда он делся из больницы? Это наш брат, и мы приехали за ним.

— Как не знать! Он у нас лишних два месяца пролежал, все компаньона себе поджидал. На Алтай укатил ваш брат. К кержакам.

— На Алтай?!

Делопроизводитель порылся в длинном ящике с карточками, вытащил одну и прочитал:

— Софронов Геласий Анкудинович... Двадцати шести лет... Это и есть тот самый кержак, с которым он уехал. Постоянное местожительство: село Маралиха, Бухтарминского края.

Делопроизводитель сунул карточку на старое место и пояснил:

— Чтобы туда попасть, надо ехать вверх по Иртышу до Малой Красноярки, а оттуда на лошадях через Большенарымск в Катон-Карагай. А там в сторону Белухи.

— Я запишу сейчас, дядя. Подождите!

— Что же вы так поздно приехали?

— Не могли раньше, — ответил Петрик, убирая в карман записную книжку. — До свиданья! Спасибо вам.

— Счастливого пути. Разыщите его. Парнишка больно хороший! — говорил делопроизводитель. — Любили его у нас.

Братья вышли на улицу.

— Я так и знал, я так и знал! — сказал Володя, кривя губы.

— Опять завел! — рассердился Петрик.

Володя замолчал. Они прошли длинную улицу и вышли к пожарной каланче.

— Ну, теперь куда пойдем?

— Куда? На пристань! В Маралиху поедем.

Что принесла точка

В жизни маралихинцев, кержаков, к которым попал Боря, роковую роль сыграла точка, поставленная на географической карте после того, как некий человек в очках вернулся из Маралихи в губернский город и прочел в краеведческом обществе доклад об открытии новой, до сих пор никому не известной деревни. Губернская газета напечатала эту новость в отделе «Смесь», рядом с рецептом, как изготовлять из мыльного корня греческую халву.

«Глухомань. Краевед нашего города г. X. С. Флейта, совершивший подъем на Белуху, обнаружил в глухой тайге деревню, насчитывающую восемнадцать дворов, о существовании которой не знали ни местные власти, ни окрестное население. Основателем деревни является 124-летний старик Савватий Прохорович Софронов. На протяжении десятков лет жители этой деревни, кержаки, почти не сообщались с внешним миром. Соль, железо, стекло они закупали в Китае один раз в пять лет. В деревне из 76 жителей нашелся только один грамотный человек — начетчик».

Через день читатели забыли коротенькую газетную заметку, но точка на карте осталась. Крохотная точка, а рядом с ней — выведенное тушью тонким пером одно слово: «Маралиха». Эта точка, размером меньше булавочной головки, принесла маралихинцам много горьких слез. Годных мужиков сразу же забрали в солдаты и отправили на войну, откуда вернулось всего три человека. А про остальных ничего не известно, живы они или нет. Может быть, томятся в плену, может быть, убиты, а может быть, у большевиков застряли в Советской России. Никто об этом не знает, но в каждой избе четвертый год тоскуют родные о пропавшем работнике. Вторая беда оказалась не легче. Из губернского города приехали с урядником важный судейский чиновник, следователь и православный миссионер. Стали приезжие Савватия Прохоровича и начетчика Аверьяна Селифоныча допытывать насчет старинной веры. Миссионер все погибельную ересь искал, да и нашел бы, вероятно, если бы урядник не выручил по доброте душевной. Потолковал он со стариками, и собрали маралихинцы пушнины разной в подарок следователю и миссионеру. Пришлось, конечно, уважить и урядника. Жене его трех черно-бурых лисиц послали. Тем следствие и окончилось. Больше миссионер не приезжал. Но урядник зачастил в Маралиху: то налог, то подать, то сбор. Завздыхали маралихинцы, вспомнив недавнее привольное житье. За урядником появился в Маралихе кочующий торговец. Хотя и дорог в Маралиху не было никаких, а ухитрился он привезти два сундука товаров — мыла духовитого, лент шелковых, гребешков, ситцу, иголок, пуговиц. Все распродал торговец в неделю, подружился с маралихинцами и назад два сундука пушнины увез. Ну, от торговца хоть польза была, не обидно, а от начальства один вред, беспокойство да непонятные бумаги. Ох, уж эти казенные бумаги! Много они крови испортили старосте. При царе их, правда, почти не было, но когда царя с престола согнали, тут волостной писарь словно очумел. Раз в неделю обязательно что-нибудь пришлет в сером пакете. А что в присланных бумагах написано, никак того понять нельзя. Аверьян Селифоныч печатное разбирает, но любит читать только божественное, а кроме него в Маралихе нет грамотеев. Пробыл Геласий Софронов три года в солдатах, в иностранном лазарете научился говорить по-французски, а по-русски так и не успел обучиться читать.

Хоть и жег Анкудин Степаныч казенные бумажки, но сердце билось неспокойно. Кто знает, что там написано?

С тех пор, как появился Боря в Маралихе, сильно полегчало у старика на душе. Боря любую бумажку разберет — и печатную и рукописную. Сидит старик Софронов и, насупив брови, слушает, как сирота бойким голосом читает присланные бумаги. А в тех бумагах столько новых да непонятных слов, что от них у старика в голове легкий туман поднимается, словно после медовухи.