Страница 21 из 98
Публика выражала свое нетерпение оглушительным топотом ног и несколько раз принималась хлопать в ладоши, требуя поторопиться с началом раздачи. Но устроители были непреклонны, и тяжелый бархатный занавес раздвинулся как раз в ту минуту, когда на пожарной каланче ударили два раза.
Пришедшие в театр вытянули шеи и увидели на сцене за председательским столом члена управы в поношенном чесучовом костюме и рядом с ним секретаря, разбиравшего бумаги. Позади стола, закрывая голубое озеро, приготовленное для вечернего спектакля, сидели на золоченых и бамбуковых стульях ребята. Сотни глаз с любопытством впивались в детские лица.
Председатель позвонил в колокольчик и, поглаживая длинные висячие усы, заговорил:
— Граждане, спокойствие! Член Учредительного собрания Василий Иваныч Синяк здесь выступит с докладом, а я позволю себе сказать только два слова. Из Омска к нам прислали сорок девять сирот для размещения. Но приюта у нас, как известно, нет. Положение создалось тяжелое: дети в городе, а жить им негде. Из этой беды выручил управу Василий Иваныч Синяк, предложивший раздать детей населению. Он разработал простой, но вместе с тем очень мудрый проект. На настоящем собрании мы его и постараемся провести в жизнь.
Председатель сел, а маленький рыженький человечек стремительно выскочил из-за кулис и занял место у кафедры с левой стороны сцены.
В зале стало тихо.
Боря, сидевший вблизи кафедры, с любопытством смотрел на оратора. Рыженький, взлохмаченный человечек с острой бородкой ему показался забавным. Правая щека у Василия Ивановича была подвязана черной лентой, а на левой набухал спелый чирей, красный, как клюква. Лицо у Синяка было крохотное, с кулачок, и чем-то напоминало лисью мордочку. Боря вспомнил: дома у них была книжка, басни Крылова с картинками. В ней звери были нарисованы с человеческими лицами. Вот как раз лиса из той книжки была похожа на Синяка и тоже имела повязку на щеке.
Боря с любопытством наблюдал за рыженьким человечком. Что тот сейчас скажет? Но Синяк стоял молча у кафедры, терпеливо ожидая, когда в зале наступит полная тишина. Потом он поправил на носу дымчатые очки, одернул серый куцый пиджачок, взмахнул короткими ручками и заговорил таким голосом, что привел всех присутствующих в изумление: маленький, а какой горластый!
— Уважаемые граждане! Вы видите перед собой детей, прибывших из советской России, где, по выражению римлян, идет сейчас война всех против всех. Большевики, эти калифы на час, вызвавшие разруху и голод в стране, вынуждены были изгнать малых сих из столицы, чтобы сэкономить лишнюю осьмушку хлеба для своих опричников.
По залу пролетел легкий вздох.
— ...Дети эти находились в полосе военных действий, над ними повис дамоклов меч неизбежной гибели. Они очутились между Сциллой и Харибдой[5], когда вспыхнуло восстание в защиту Учредительного собрания. Обстоятельства сложились так, что ребят пришлось перебросить в Омск.
Боря смотрел на рыженького. Спелая клюква на левой щеке подпрыгивала. Золотистый клок волос торчал петушиным гребнем. Рыженький грозно сжимал кулачки.
— Хлебородная Сибирь не оттолкнула несчастных, она дала им приют. И наша задача сейчас — помочь этим детям возможно разумнее устроить свою судьбу. Но что, спрошу я вас (тут рыженький протянул руки к слушателям), может быть разумнее и благодетельнее земледельческого труда для юного отрока, вступающего в жизнь? Находясь в здоровой крестьянской обстановке, ребенок научится уважать труд, ценить государство, любить родину.
Рыженький говорил долго. Вначале его слушали со вниманием, потом в зрительном зале начали потихоньку кашлять, зевать и перешептываться. Председатель передал оратору записку. Рыженький прочел ее, вынул из кармана платок, высморкался и снова загремел:
— Я кончаю, граждане, и перехожу к основным положениям, которыми комиссия будет руководствоваться при раздаче детей... Первое: взявший сироту на воспитание считается его гражданским отцом, со всеми правами и обязанностями. Второе: дети раздаются крестьянам или лицам, ведущим сельское хозяйство. Третье: преимущественное право предоставляется зажиточным хозяевам.
Рыженький перечислил еще несколько пунктов и свою речь закончил призывом:
— Граждане! Я верю, что в вашем лице эти несчастные дети (тут он повернулся и погладил Борю по голове) найдут подлинных гражданских отцов — строгих, справедливых и любящих!
В зале дружно захлопали. Синяк поклонился и присел к столу.
— Ну, что же, приступим к делу! — сказал председатель, звоня в колокольчик. — Теперь все ясно!
С этими словами он взял алфавитный список и назвал первую фамилию.
— Афанасьев Григорий, пятнадцать лет, грамотный.
Вихрастый, курносый мальчишка вскочил, одергивая рубаху. На розовом лице его сверкали озорные глаза.
— Зачем набавлять? — сказал он. — Еще нету! В декабре исполнится...
— Подойди сюда!
В зале зашаркали ногами, зашумели и задвигали стульями.
— Сколько годов-то? — поднялся в средних рядах высокий, тощий человек с длинной, начинающей седеть бородой и приложил ладонь к уху. — Годов сколько, я спрашиваю?
Но председатель не понял его вопроса и крикнул:
— Кто говорит? Фамилия ваша?
— Фамилия моя Бедарёв, только вы мне скажите спервоначала, сколько годов?
Председатель стал смотреть алфавитный список, но в это время низкий широкоплечий крестьянин в пиджаке, сшитом из солдатской шинели, поднялся на скамейку и громко крикнул, покрывая шум:
— Запишите парнишку за мной! Поливанов моя фамилия. Шестьдесят десятин засеваю. Голодовать не будет!
— Есть, Поливанов! — сказал председатель и поставил в списке возле Гришкиной фамилии птичку, а чей-то голос одобрил:
— Парнишка, видать, боевой. Такого почему не взять. Работник готовый!
Поглаживая висячие усы, председатель выкрикивал уже второго по списку:
— Богданов Наум, четырнадцать лет, грамотный!
— Ну, что же, возьму парня! — подал голос второй гражданский отец. — Белых фамилия моя.
Детей разбирали довольно охотно. Когда председатель выкрикивал очередную фамилию по списку, Бедарев обнаруживал волнение и беспокойство. Он считал, что раздача проходит неправильно, слишком торопливо. Ему хотелось выбрать себе сына крепкого, здорового, сильного, а выбрать в такой спешке не было времени.
— Козлов Борис, одиннадцать лет, грамотный.
Маленький синеглазый мальчик с удивленным лицом вышел к освещенной рампе. На него посмотрели без особого удовольствия.
— Маловат больно!
— Подрастет, — словно извиняясь, сказал председатель. — Ну, кто же? Неужели нет доброй души? Граждане!
Добрая душа не находилась. Уже всех детей распределили по алфавитному списку, а маленький мальчик с удивленным лицом одиноко стоял у председательского стола.
— Граждане, остался один! Отнеситесь сознательно! — надрывался председатель. — Мальчуган смышленый, грамотный...
— Вот всегда так! — с обидой в голосе произнес Бедарев. — У кого мошна потяжелее, тому и даровой работник во двор. А ежели бедный человек захочет приютить сироту для спасения души, так ему обязательно замухрышку слабосильного подсунут. Чтоб даром хлеб ел...
— Бедарев, не скули! — крикнул Поливанов. — Чего раньше зевал?
— Я не скулю, а только не по правилу так поступать! Где же равноправие-то?
— Ну что же! — раздался женский голос. — Раз никто мальчонку не берет, так я возьму.
Но Бедарев съежил плечи, махнул с отчаянья рукой и крикнул поспешно:
— За мной парнишка! Пиши на Бедарева!
И секретарь занес в протокол:
«Козлов Борис, одиннадцати лет, отдан гражданскому отцу гражданину Бедареву на воспитание».
С большой печалью расставались ребята, прощаясь друг с другом. При выходе из Народного дома Гришка Афанасьев крепко хлопнул Борю по плечу и забрался на телегу. Поливанов, отвязывая лошадь от коновязи, подмигнул Бедареву:
— А может, сменяем наследников-то? А? Что дашь в придачу?