Ротмистр Гордеев

Глава 21

Разговор с Коломниным получает продолжение в этот же вечер. С неожиданным визитом в деревню наведывается Шамхалов.

— Николай Михайлыч, что тут у вас стряслось с командиром 3-го эскадрона? — с ходу огорошивает он.

— Ничего такого, — удивляюсь я.

— У меня другие сведения.

— Коломнин потребовал, чтобы я экономил патроны и перестал учить бойцов стрельбе из пулемёта, — вспоминаю я.

— Надеюсь, вы ему не дерзили?

Долго мне ещё будет аукаться та злополучная драка…

— Никак нет. Субординация была полностью соблюдена, — заверяю я.

Лицо Шамхалова светлеет.

— Слава аллаху! Ещё мне сообщили, что вы самовольно внесли изменения в конструкцию пулемётов и, тем самым, возможно, испортили их.

— Давайте я вам лучше покажу их в работе? — предлагаю я.

— Пойдёмте, посмотрим.

Демонстрирую облегчённый вариант «Максима», поясняю, что мои переделки только на пользу: пулемёты стали легче, а, значит, гораздо мобильнее.

— За автоматическим оружием будущее, — продолжаю лекцию я. — Представьте себе, какой урон неприятелю способны нанести эти пулемёты, если их будет несколько штук на позициях каждого взвода! А когда конструкторская мысль дойдёт до автоматических винтовок, которые будут у каждого бойца…

— Тогда русская экономика вылетит в трубу, — горестно вздыхает Шамхалов. — Это ж какие деньжищи за минуту выстреливает один пулемёт. А если их будет по нескольку штук в каждом взводе, как вы хотите… Такими темпами мы разорим страну.

— Массовое производство удешевляет продукцию. К тому же у нас нет выбора. Не мы, так наш противник обязательно перевооружит армию. На самом деле эта война только пролог к другой, более масштабной…

— Типун вам на язык! — злится командир. — Разобьём япошку, и тогда ни одна сволочь к нам больше не сунется.

У меня для непосредственного отца-командира масса неприятных новостей, но, ему пока рано, а то и вовсе не стоит знать, кто я на самом деле.

Аккуратно выруливаю на другую тему, умудряюсь выпросить дополнительные боеприпасы для прожорливых (это у них не отнять) «максимок», заканчиваю встречу предложением перекусить, чем бог послал.

У домового наряду с его многочисленными талантами есть ещё и кулинарный, так что ужин удаётся и потому проходит в тёплой, практически дружеской обстановке.

Прощаемся чрезвычайно довольные друг другом.

Вызываю Жалдырина, спрашиваю, кто из бойцов лучше всех проявил себя в качестве пулемётчика. Он быстро называет полдюжины фамилий, отбираю из них четырёх.

— Вот тебе два расчёта. Пока гоняй в хвост и в гриву этих, дальше посмотрим.

За сутки до наступления нас переводят на передок. Сразу бросается в глаза, что атака будет жиденькой: людей явно не хватает даже на один ударный кулак. С правого и левого фланга наши соседи — изрядно потрёпанные в сражениях сибирские стрелки.

Все грезят о свежих дивизиях из России, но они где-то «застряли».

После слабенькой артподготовки идём в атаку. Японцы ещё не успели толком закрепиться на этих позициях, поэтому особых препятствий: ни минных полей, ни «рвов с крокодилами» нет.

На адреналине врываюсь в окоп, из револьвера снимаю бегущего на меня с примкнутым штыком японца: благодаря маленькому росту он кажется подростком, почти шкетом, только глаза и изборождённая морщинами кожа лица выдают его настоящий возраст — мужику хорошо за тридцать.

Расстреляв весь барабан, выхватываю заговоренный клинок. Амулет и внутренней зрения молчат, выходит, воюю с обычными людьми — шашка сносит им головы не хуже чем демонам.

Спину прикрывает верный ординарец, он ловко управляется знаменитым русским гранённым штыком. У меня на глазах протыкает им как вилами какого-то самурая, а потом ударом ноги в живот, снимает того словно мясо с шампура.

Захватив первую линию, идём к следующей: часть солдат противника испуганно драпает из окопов, оставшиеся смельчаки вступают в короткий и кровавый бой с нами.

Надо ломить пока ломится, но начальство думает иначе.

Мы прорываемся к крупной железнодорожной станции Вафангоу, и тут поступает приказ занять оборону.

По нам бьёт артиллерийская батарея японцев. Первый снаряд ложится в паре десятков шагов перед нами, второй незначительно перелетает. Классическая «вилка» арты — следующим залпом нас накроет и смешает с землёй.

— Отходим, братцы! — ору я. — Быстрее-быстрее.

Мы едва успеваем уйти из-под удара, а вот сибирякам везёт меньше: японцы открыли беглый огонь, и на наших глазах под взрывами шрапнели погибает целая рота.

В контрбатарейную игру наши ещё не умеют, к тому же русская арта осталась позади, так что японцы щёлкают пехоту как в тире.

Мы залегаем.

— Бубнов!

— Тута я, вашбродь! — отзывается унтер.

— Делай что хочешь, но так, чтобы японцы мазали! Ты же видишь, как они нашу пехоту расхреначили. Кузьма! — зову уже ординарца.

— Что, вашбродь?

— У тебя во фляжке есть водка?

— Никак нет…

— Кузьма, твою мать!

— Так точно, есть. Чуть-чуть для сугрева.

— Дай Бубнову хлебнуть.

В глазах солдата немой вопрос.

— Делай, что приказано!

После небольшой передышки артиллерия японцев начинает лупить правее, примерно туда, где к нам во фланг пытаются прорваться их же пехота. Даже отсюда слышим крики погибающих от дружественного огня самураев.

Бубнов же на какое-то время выбывает из строя, но главное он успел сделать.

Японцы откатываются назад, однако мы их не преследуем: приказано закрепиться и готовиться к обороне.

Появляется делегация от стрелков: от роты осталось меньше взвода, все офицеры выбиты.

— Вашбродь, — просит щербатый унтер, — возьмите нас, покуда начальство не определится, к себе. Мы ж видели, как вы воюете — зазря никого под пули и снаряды не ложите.

— Что с вами поделаешь… Ладно, будем воевать вместе.

Через пятнадцать минут прибегает посыльный: господ офицеров требуют на совещание.

Проводит его Али Кули Мирза. Вид у подполковника откровенно неважный, офицер бледный, говорит через силу, его качает как лист на ветру.

— Что с ним? — спрашиваю у одного из взводных нашего эскадрона — штабс-ротмистра Треятькова.

— Сердце больное, — поясняет тот. — Сегодня приступ был, едва откачали.

Персидского принца откровенно жалко: он и как человек хороший, и как командир выше всяких похвал. Но и не с его здоровьем, конечно, воевать.

Комбриг уже в курсе о приступе у подполковника, поэтому Али Кули Мирзе приказано отбыть в тыл и лечь в госпиталь, на его должность временно назначается… командир 3-го эскадрона ротмистр Коломнин.

Плакали мои патроны к пулемётам, понимаю я.