Страница 46 из 77
— Тело затекло, решил немного разогнать кровь. Если помешал, не обессудьте.
— Да какое помешал. Вы правы, не у мамы на пуховых перинах ночуем.
Сосед, кряхтя, слезает со своих нар.
— Не против, если присоединюсь?
Пожимаю плечами. Пусть разминается. Машем руками, ногами, крутим туловищем. Сокамерник, явно, знаком с какой-то системой физподготовки. Или как её тут называют — гимнастикой.
— Гляжу и не могу понять, — любопытствует пехотный сосед, — вы, господин штабс-ротмистр по какой системе занимаетесь? Мюллер? Сокольская гимнастика? Фихте?
Чёрт! Знать бы ещё, чем они тут друг от друга отличаются. Не говорить же правду — базовый комплекс упражнений Министерства обороны Российской федерации.
— Сам разработал, — отбрехиваюсь, — из разных систем взял, что больше мне подходило.
После занятий уснул быстро, да и сосед своим храпом не донимал. Может, взять за привычку заниматься с ним по вечерам? И сон спокойнее будет.
С утра вывели на оправку, потом завтрак. Чай, жидкая каша-размазня из риса с волокнцами мяса, пара кусочков плохо пропечённого хлеба. Удивительно дело — на всех гауптвахтах кормёжка сильно хуже даже солдатского котла. Или это такая дополнительная воспитательная мера? Чтобы жизнь совсем уж мёдом не казалась?
Почти сразу после завтрака меня забирает конвой и после непродолжительной уличной прогулки представляет пред светлы очи Дзатоева.
Какой разительный контраст. Сегодня «борец со шпионажем» — сама любезность и предупредительность.
— Курите?.. — подвигает мне пачку папирос.
— Благодарствуйте, бросил.
— Что так?
— В госпитале прочитал, что капля никотина убивает лошадь.
Удалось удивить своего виз-а-ви.
— Шутить изволите, штабс-ротмистр?
— Никак нет. Кто-то из госпитальных эскулапов обмолвился. Мол, британские учёные установили. Должно быть, прочитал в каком-то медицинском журнале.
— Не помните кто?
— Увы. Обратил внимание на сам факт, а не на того, кто его озвучил.
На лице Дзатоева сомнение, барабанит пальцами по столу. Чувствую, курить ему хочется, но мысль разделить участь лошади останавливает.
— Может, чаю?
Да что это с ним сегодня?
— Не откажусь.
Дзатоев подходит к двери, приоткрывает.
— Филимонов! Два чая!
Ротмистр возвращается за стол. Да уж, разительная перемена по сравнению с нашей первой встречей. Вчерашняя догадка оказалась верна: Дзатоев играет в доброго и злого следователя. Обычно для такой разводки нужны двое, а он справляется один. Театр одного актёра какой-то.
— Вы же Елисаветградское училище заканчивали?
Ага, вот и проверка началась. Что у меня там в офицерской книжке записано? Вспоминай, Гордеев!..
— Ошибаетесь, господин ротмистр. Тверское кавалерийское юнкерское.
Плюсик мне в карму, что сразу после госпиталя назубок выучил всё, что было в бумагах моего предшественника в этом теле.
— Так вы «тверец»[2]? Выпустились в девяносто восьмом? При Кононове?
— Бог с вами, господин ротмистр, в девяносто втором. При Василевском.
— Со сколькими баллами?
— С девятью.
Пока мне везёт, но чувствую — хожу по краю. Он же, гад, личность проверяет этими деталями. Но я же не зря ординарца своего мучал расспросами всё это время. Плюс, других «тверцов» гордеевского выпуска в полку, на счастье, нет, пока Дзатоев проверит мои слова, сколько времени уйдёт.
Филимонов приносит чай. Ставит на стол два стакана в серебряных подстаканниках, блюдечко с колотым сахаром, блюдечко с сушками. Странно он на меня смотрит, словно чего-то ждёт от меня… На лице некоторая обида, смешанная с недоумением. По знаку Дзатоева Филимонов покидает кабинет. Отвлекаюсь на чай. Дзатоев неторопливо помешивает ложечкой в своём стакане, хрустит сушкой.
— А вот эти накидки из сетей… — контрразведчик с хрустом ломает очередную сушку в ладони, — это тоже в училище придумали?
— Да что вы, ротмистр? Тогда бы это было уже во всех воинских уставах.
— Сами додумались или подсказал кто?
Киваю.
— Нынешняя война поставила перед нами проблемы маскировки. Англичане недаром, начав войну с бурами в своих рачьих мундирах, быстро перешли на хаки. Да и наш солдатик своим умом дошёл, что в белой гимнастёрке они слишком заметен на поле боя. У меня бойцы чем только не красили; даже в отваре чая форму выдерживали. Так что я просто творчески развил то, что придумали до меня.
— Ваши подчинённые рассказывают, что вы предложили и птичками свистеть вместо того, чтобы русским языком отдавать команды.
— В разведке лучше как можно меньше привлекать к себе внимание, — чёрт, на какую опасную трясину он меня подталкивает. Увязну — не выбраться буду. Он же ведёт к тому, что я свои «шпионские» навыки использую. — А птичий крик — естественный природный звук. К тому же мы ранее договорились с бойцами, что какой свист означает: «внимание», «опасность слева», «враг в количестве пяти человек»…
— Прежде за вами, Гордеев, такое изобретательство как-то не водилось, насколько я успел узнать.
Развожу руками.
— В мирное время было вроде как без надобности, а тут на фронте пришлось поразмышлять.
— Из дома давно получали весточку? — неожиданно меняет Дзатоев тему разговора.
— Ещё до ранения.
— И сами не писали?
Отрицательно мотаю головой. Конечно, не писал. Не хватало только, чтобы близкие Гордеева тут же поняли, что пишет им не их сын или брат.
— Вы правы, господин ротмистр, я непростительно манкировал родственным долгом.
Я не дурак и понимаю, к чему ведёт своими расспросами Дзатоев. К подмене настоящего Гордеева каким-то самозванцем. Только он думает, что это сделали японцы, а я знаю, что они тут совершенно не причём.
Он протягивает мне распечатанное письмо.
— Доставлено вчера.
— И вы читали чужую переписку? Это недостойно, господин ротмистр, — изображаю из себя оскорблённую невинность.
— Читал, — признаётся Дзатоев, — в рамках своих служебных обязанностей. Хотите мне в морду заехать, как Вержбицкому?
Молчу. А что тут сказать? Конечно, хочу. Но надо держать себя в руках.
— Обнаружили там вражескую шифровку? — подпускаю в голос максимальный сарказм.
— А она там есть? — быстро спрашивает контрразведчик. Вроде бы и в шутку, но…
— Как вам хочется, господин ротмистр, выставить меня японским шпионом.
— Я хочу найти японского шпиона в наших рядах. А он, судя по всему, есть.
— Тогда нужно найти того, кто подставил меня с вакидзаси.
Дзатоев усмехается.
— Здесь на Востоке говорят: не стоит усложнять то, что просто.
— Конечно, проще простого объявить японским шпионом меня, чем искать настоящего.