Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 77

— Посмотрим, какой вы русский офицер, — разочарованно тянет контрразведчик. — У меня и не такие раскалывались.

Внезапно он мрачнеет.

— Будете говорить по-хорошему, Гордеев?

— А как я по-вашему говорю, ротмистр?

— Мне кажется — вы лжёте!

— При других обстоятельствах, в мирное время, я бы с удовольствием вызвал вас на дуэль!

— Вы дурак, Гордеев. Я бы вас пристрелил, как куропатку, и мне это бы сошло с рук.

— Желаете проверить? Готов хоть сейчас! Я к вашим услугам.

— Много чести для предателя! — заявляет он, но чувствуется, что его чуточку проняло.

Контрразведчик протягивает несколько листков бумаги и письменные приборы.

— Пишите, штабс-ротмистр.

— Что именно?

— Мне нужен почасовой расклад вашей последней вылазки в тыл врага: кто, когда и чем занимался. И да, я лично расспрошу каждого из ваших подчинённых. Любое противоречие в показаниях, будет истолковываться не в вашу пользу.

Он смотрит на часы:

— У вас ровно два часа, штабс-ротмистр. То есть пока ротмистр… Конвойный!

Приставив ко мне солдата, Дзатоев покидает кабинет.

Макаю перьевую ручку в чернила, на секунду задумываюсь и начинаю писать доклад. Слава богу, уж чему, а этому важному для любого офицера искусству меня неплохо натаскали в прошлой жизни.

Вот только с непривычки иметь дело с чернилами и пером делаю много клякс. Ничего, пусть списывают на нервное волнение.





Через два часа Дзатоев отбирает мои показания и приказывает вернуть на губу.

Замечаю на себе его изучающий взгляд. Контрразведчик на дурака не похож, наверняка, в следующую встречу изменит тактику: я бы тоже на его месте сначала бы попробовал взять на испуг.

Вместо соседа по камере сидит незнакомый офицер. Смотрю на него с удивлением.

— А где Степанов?

— Повезло Степанову, выпустили раньше срока, — улыбается офицер.

Мы знакомимся, на сей раз в компаньоны достаётся пехота. Вот только не нравится мне манера разговора этого пехотинца, такое чувство, будто пытается без мыла пролезть. Догадываюсь, что это скорее всего — наседка, подсаженная Дзатоевым, и веду себя так, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.

Треплюсь на абсолютно отвлечённые и пустые темы, избегая острых мест. Пехотинец злится, но вывести меня на откровенность у него не получается. Нет уж, братец, обломись!

Перед ужином в руки от солдата-раздатчика пищи будто случайно падает записка.

Не подавая перед соседом вида, осторожно разворачиваю и читаю текст на хорошем русском:

«Дорогой, Коля!

Мои люди видели тебя арестованным на улице, мы знаем, что тобой интересуется русская контрразведка. Говорят, у тебя очень опасные враги, и они желают тебе смерти.

Это несправедливо. Ты — настоящий офицер.

Я помогу тебе, устроив побег. Только оказавшись на свободе, ты сможешь доказать, что невиновен.

Если хочешь бежать, дай знак — повяжи на решётку камеры свой платок.

Твоя любящая Ли Юань-Фэн»

Надо же, грустно думаю я: свои в шпионы записали, а китайская девушка готова рисковать ради меня жизнью. Забавно устроен этот мир!

Может, действительно, плюнуть на всё, согласиться с Ли Юань-Фэн и сбежать? Всё равно Вержбицкий и Дзатоев так с меня не слезут.