Страница 124 из 128
Дом казался теперь таким одиноким, покинутый капитаном и его старшим помощником. Этот двухэтажный дом, который на время военных подготовок становился базой для собрания глав пиратов, теперь был пристанищем для двух женщин и одного малыша, и мнился непомерно большим и угрюмым Кие, особенно остро ощутившей это, когда не стало самой юной из них, веселой Аялы. Аина тоже чувствовала эту пустоту, но для нее она была заполнена заботой о малыше, начавшем бодро осваивать пространство своими крохотными ножками.
Вечером, когда ребенок уже мирно спал в маленькой постельке с плетеными бортиками, стоявшей подле кровати матери, Аина села у окна. Свечи она не зажигала, и только призрачный отблеск небесной иллюминации проникал в комнату. Обильные дожди завершились вместе с принесшими их штормами, и теперь воздух стал чуть легче, сбросив удушливую тяжесть водной взвеси. Молодая женщина плавно вдыхала это теплый ночной воздух, пропитанный ароматом белых цветов, подступавших к домам из леса.
Дверь тихонько отворилась, и через щелочку, освещенную пламенем маленькой свечи, глянули в комнату узкие черные глаза. Кия, заметив фигуру Аины на фоне окна, неслышно шагнула в комнату.
— Я подумала, ты уже легла, — тихо сказала девушка, чтобы не разбудить ребенка, — так рано. Решила проверить, все ли в порядке.
— Да, — отвечала сидящая у окна, — не стоит беспокоиться. Просто не хотелось жечь огня…
Кия собралась потушить свечу, но женщина остановила ее.
— Нет, нет… Пойдем лучше вниз. У меня еще осталась незаконченная вышивка.
В гостиной женщины разложили каждая свою работу и сели рядом друг с другом под скромное освещение, много огня никто из них жечь той ночью не стал.
В племени Аины умели обращаться с тонкой иглой, и знали ткачество. И, несмотря на то, что дорогие ткани везли сюда из-за моря, а точнее, везли, возможно, и не сюда, но попадали они на Каперанию, в доме часть драпировок была вышита руками сестер. Вот и теперь старшая продолжала свою кропотливую работу, склонившись над расстеленной на коленях тонкой нежно-зеленого цвета тканью. Кия, хотя и умела держать в руках иглу, но все больше крупную, предназначенную для сшивания грубых тканей. У них на острове почти не использовали сшитой одежды. Зато ее крепкие руки и ловкие пальцы легко управлялись со многими другими материалами. Кроватку для малыша с плетеной загородкой девушка изготовила в одиночку, чтобы порадовать сестер. Сейчас она ловко скручивала сухие длинные листья, собранные в заболоченной части леса, свивая из них плотную циновку.
— Топорик ведь не похож на твоего погибшего капитана? — прервала тихое шуршание работы Кия.
— Нет, — не отрывая взгляда от иглы, отвечала ей Аина, — но они оба веселые. Твой мужчина уж больно серьезный.
— Как тебе удалось пережить смерть капитана?
— Он долго не возвращался. Я догадывалась, хоть и не хотела этому верить. До того самого момента, когда капитан Ригзури вошел в наш дом, я не верила. Но все же была готова… И у меня остался его сын. Я только жалею, что не могла быть рядом с моим мужчиной, когда он последний раз вздохнул. Не смогла проводить его. Но ведь я знала, что так будет. Я только не знала, что мне придется проводить сестру, а не ей меня. И с ней я тоже не была рядом в момент ее последнего вздоха…
— Почему это так важно?
— Человек уходит в землю предков с последним выдохом, и по струйке дыхания поднимается, как по стволу дерева. Разве у вас не так?
— Нет. У нас человек долго не покидает племя после смерти, даже говорят, что он может вернуться. Иногда приходит чужестранец к костру, а это, может, и не живой человек вовсе… Старшие женщины говорили, что, бывало, в одно племя приходит мертвец из другого. Там его уже проводили, а он теперь здесь живет. А потом уходит… Но они могут быть опасны для живых.
— Так он может прийти в свой дом, и жена будет жить с мертвецом, не зная? — удивилась Аина.
— Нет, жена-то узнает. Тот, кто знал человека при жизни, поймет разницу, а вот чужим — может быть сложно отличить.
— Бывает, что люди умирают для своего племени… Если посмотреть, то все, кто живет на Каперании — мертвецы, — неожиданно сказала Аина.
Кию смутили ее слова, но, поразмыслив, она решила, что в этом и впрямь есть зерно истины. И страшные истории о живых мертвецах, рассказываемые старшими женщинами у ночных костров, вдруг увиделись ей с иной стороны. Выходит, что и она, и Аина были мертвы для своих племен. Ригзури тоже мало рассказывал ей о тех землях, где он родился. Он, как герой легенд о предках, прибыл на гигантской лодке к их берегу и отбыл на ней, забрав Кию с собой на остров мертвецов. И все же они были живы… Для себя самих. И могли умирать, по-настоящему умирать, как Аяла…
Скорое возвращение кораблей стало неожиданным для островитян. Увидев приближающиеся к острову «Кеолу» и «Алтею» в сопровождении третьего неизвестного корабля, дозорные поначалу забеспокоились. Однако пароль с «Кеолы» отсвистели исправно, и лучники пропустили корабли. На берегу весть о сборе пиратской эскадры разлетелась, как искры от костра в ветреную погоду. На борт «Кеолы» были приглашены все капитаны ныне присутствующих в бухте кораблей. Ригзури и Топорик отправили весточку домой, и оттуда вскоре прибыли Кия и Аина, чтобы накормить собрание и встретить своих мужчин, так скоро возвратившихся, да к тому же, с добычей. Трофейный корабль поместили на ремонт, чтобы он мог пополнить пиратскую эскадру.
Лишь к вечеру команда сошла на берег. Ригзури был молчалив и отстранен. Мысль о встрече жреческой эскадры будоражила его, и вновь перед глазами всплывал призрачный образ погибшей сестры. Он жаждал этой встречи и одновременно страшился. Снова жрецы… Те, кто забрали у него сестру, забрали у Топорика мать… Эти странные существа, которым были чужды человеческие чувства. Ригзури ощутил холод внутри, хотя снаружи висели тягучие теплые тропические сумерки, быстро растворяющиеся в ночной мгле.
Кия не мучила идущего рядом Ригзури расспросами, она видела его состояние, и знала, что в такие моменты лучше не врываться своим присутствием. Топорик же весело вышагивал рядом с Аиной, немного прихрамывая на поврежденное в бою колено, и рассказывал подруге в красках историю последнего сражения. А ребенок на руках матери смотрел на бородача, жадно распахнув глазенки, как будто мог понимать, о чем тот ведет речь.