Дар Кроуги

Я испугался и по юности допустил глупейшую ошибку: поднявшись, прямиком отправился в кабинет директора. Тот, выслушав мой сбивчивый рассказ, отослал в больничное крыло. Я отказался и вспылил из-за того, что мне не верят. В итоге вышел из себя настолько, что обратился волком. Оборотню, не умеющему себя сдерживать, не место в Фебране — последнее, что мне сказали перед исключением. В то, что со мной случилось, разумеется, никто не верил, а доказать я не мог, не умея пользоваться магией. Вернувшись домой, я все рассказал вожаку своей стаи. Выслушав меня, он огорчился: волчонок — воспитанник магической школы — это ведь большая удача для стаи. Но меня исключили, и я сильно его разочаровал. Мне не верила даже собственная мать, она думала, что я заколдован. Не поверили даже тогда, когда все местные врачеватели подтвердили, что я в порядке и здоров. Рассказы оборотня о том, что он обладает магией, звучали для всех как бред умалишенного, и совсем скоро я оказался на цепи. Пока старейшины решали, что со мной делать, я часто мысленно возвращался к прекрасной незнакомке, понимая теперь, каково это — чувствовать себя одиноким, покинутым и запертым в четырех стенах.

Во всей этой ситуации кое-что сыграло мне на руку: не веря в магические способности, охраняли меня из рук вон плохо. Времени теперь у меня было предостаточно, и от скуки я начал практиковать магию самостоятельно. Немного приноровившись, смог использовать свою силу, чтобы открыть клетку и сбежать.

К следующей встрече с ней я был готов. Спустя еще один большой круг, в праздник Великого Прародителя Магии я шагнул к ней со множеством вопросов.

— Кто ты? — первое, что спросил я.

Эльфийка улыбнулась, но не ответила. Мне показалось, что шипов на ее теле стало больше.

— Как ты смогла одарить меня магией?

Она поднялась и внимательно посмотрела на меня.

— Я магичка.

— Из-за тебя я потерял все! Меня исключили из школы, стая отвернулась от меня. Весь мир считает меня сумасшедшим.

Девушка медленно подошла ко мне. Ее плавные движения завораживали, а взгляд очаровывал.

— Я могу забрать магию обратно, если хочешь.

— Нет! — я отшатнулся.

Она понимающе улыбнулась.

— Извини, — продолжил я. — Ты одарила меня силой, но я не знаю, как ее использовать, не умею.

Вдалеке, как всегда, маячила надвигавшаяся на нас темнота. Чем ближе она, тем меньше времени у нас остается.

— Я обучу тебя, — произнесла девушка и вновь положила мне на грудь миниатюрную ладонь. — Теперь ты сможешь говорить со мной, когда захочешь, только позови по имени.

Тело снова сковала боль.

— Как тебя зовут? — прохрипел я, принимая ее новый дар.

— Эрешкиль, — шепнула мне узница.

— Первомать?!

Изумленно уставившись на нее, я пытался осознать, что передо мной божество из легенд.

Ответить она не успела, тьма вытолкнула меня. Но с этого момента все пошло по-другому. Оборотень, от которого отвернулся презиравший его мир, начал обучаться магии самостоятельно. И учителем стал не какой-то там коротавший свою никчемную старость колдун из Фебраны, а сама Великая Мать. Мы разговаривали с ней ежедневно, сначала недолго, но чем сильнее я становился, тем дольше мог удерживать ее образ в своих мыслях. Параллельно я изучал легенды о ней и о том, как ее вызволить. Но все сказания гласили, что, после того как Эрешкиль призвала демонов, они же ее и убили. Нигде не упоминалась иная версия. И лишь я один в целом мире сомневался в ее правдоподобности.

Я много раз просил Эрешкиль рассказать, кто ее заточил, но каждый раз Великая Мать отвечала, что я все узнаю в свое время, когда буду готов. А пока должен учиться и становиться сильнее. Но этот вопрос не давал мне покоя. Ежедневно я становился вынужденным свидетелем ее страданий. Невозможно было не заметить, на какое жалкое, одинокое существование обрекли великую магичку. И я твердо решил найти способ ее освободить.

Ведя отшельнический образ жизни, скитаясь по миру, я обучался магии и скрывал, что оборотень. Я прошел от горного хребта Баэрдаль и до самого моря Райли и за это время успел познакомиться с разными народами, наблюдая и изучая их, а главное — ища ответы на свои вопросы. И единственным спутником в моем странствии была узница, заточенная во межвременном разломе. Там, где нет времени, тепла, жизни — ничего, кроме охранявшей ее тьмы, ставшей для нее надзирателем. Один раз в большой круг ненадолго я мог приходить, все остальное время мы общались мысленно. Прекрасная, одинокая, чарующая, божественная, такая далекая… моя Эрешкиль.

И вот однажды Первомать сообщила, что мое обучение закончено и я могу отправиться за ответами в лабиринт Оникса. А вопрос был всего один: как вызволить ее из временной петли.

По старому поверью, чтобы Оникс отворил путнику ворота, надобно два дня и две ночи идти по пустыне, не используя портальные переходы. Обычно паломники добираются до города Ашадан, расположенного в самом большом оазисе пустыни Излимор, а оттуда как раз два дня пути до руин древнего храма. И хотя Излимор — земли демонов, в Ашадане можно встретить представителей почти любого народа. Говорят, те, кто после ответа Оникса боятся своей судьбы, узнав страшное, могут поселиться в Ашадане и, помогая другим путникам добрыми делами, избежать своей участи.

В этом городе можно купить все необходимое для перехода. Ашадан живет за счет путешественников и паломников, проходящих через оазис. Тут я передохнул пару дней, пополнил запасы и купил специальное масло, которое надобно добавлять в костер для отпугивания пустынных охотников. Огромное насекомое с жалом вместо хвоста любит охотиться на спящих путников.

Многие жители Ашадана удивлялись, узнав, что я иду в лабиринт, и отговаривали. Объясняли, что в сезон пробуждения природы Оникс спит и ворота закрыты. Но Эрешкиль велела мне идти именно сейчас. Он знает, что я приду, и захочет со мной встретиться, заверила меня магичка. Она также велела передать, что ответ на мой вопрос будет его платой за старый долг. Что именно имела в виду узница, выяснить не получилось. Чем ближе я подходил к лабиринту, тем сложнее становилось мысленно разговаривать с Эрешкиль. Я больше не слышал ее. Меня одолевала тоска, я так привык к нашему единению душ и мыслей, что даже пара дней без мелодичного, успокаивающего голоса казалась мне жестоким испытанием.