Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 120

— Хорошо, — произнес шепотом Оникс, — Амидера Кроуги — та, которую ты ищешь, но это будет непросто. Чтобы использовать ее сосуд, придется связать три нити: прошлое, настоящее и будущее. А ты знаешь, изменение судьбы в двух измерениях уже непрогнозируемо — что говорить о трех? Все еще хочешь рискнуть, сестра?

— Да, — холодно ответила Эрешкиль.

Показалось, что голова Оникса неестественно вывернулась, и меня передернуло от отвращения.

— Вернись в прошлое и пробуди силу Амидеры из Потавы. В настоящем верни Рагонга Кроуги ей. В будущем убей Рагонга Кроуги, или он убьет тебя.

Эрешкиль довольно улыбнулась и произнесла:

— Ох, этот Кроуг мстит мне даже сквозь века, через своих потомков.

— Если все сделаешь правильно, сестра, получишь то, чего жаждешь: свободу и свою силу.

— И когда это случится, я вернусь и выполню свою часть сделки, — почти пропела она веселым голосом. — А пока приберись здесь, пусть тронный зал нашего отца сияет к моему возвращению.

— Я не прихожу сюда, — ответил загробным голосом Оникс, и его фигура исчезла, словно ее здесь и не было.

Я пошла за Эрешкиль к выходу, но держалась на расстоянии. Ее тьма уже кружилась и извивалась, пытаясь дотянуться до единственного живого существа здесь — до меня. А становиться ее пищей я не собиралась. Тьма закружилась еще быстрее, беря тонкую фигуру Первоматери в кокон, и вмиг рассеялась. Не осталось ни черноты, ни Эрешкиль. Ее время закончилось.

Я прибавила шагу, стало не по себе оттого, что пришлось остаться одной в стенах Оникса. Быстро спускаясь по лестнице, я уже видела двери впереди, почти бежала, когда вдруг ступени подо мной рассыпались, и я полетела вниз. Долго падать не пришлось, я приземлилась на мягкую гору песка в темной комнате без выхода — только песок и голые стены. В углу что-то шевельнулось, и я дернулась. Всего в паре локтей от меня, закутанный в свой балахон, практически сливаясь с темнотой, стоял Оникс. Я тут же подняла руки, намереваясь разнести всю эту каменную ловушку. Песок под моими руками начал закручиваться спиралью.

— Это бесполезно, меня не убить, — произнес он своим ледяным равнодушным голосом. — Я всего лишь хочу поговорить с тобой, Изинтия.

Я выдохнула с облегчением и опустила руки, песок безжизненно упал и рассыпался. И он прав: я действительно не смогу причинить ему хоть какой-то вред.

— Мне не нужны никакие сделки, — я поднялась, отряхнулась и отошла как можно дальше от нависающей фигуры. Попыталась его рассмотреть, но тщетно — слишком темно.

— Я ощущаю твою ненависть.

Что ответить тому, кого ты и правда ненавидишь всей душой или тем, что от нее осталось?

— Ты забрал его любовь ко мне. Ты мог попросить у него что угодно, но забрал ее. Я ненавижу тебя, и его — за то, что он согласился на обмен.

— Если бы вы остались вместе, погибли бы, — слова прозвучали безучастно, без единой ноты сожаления.

Оникс замолчал, обдумывая свои слова, или, если все, что о нем говорят, правда, возможно, он просматривал, как они меняют будущее. Но мне было все равно. Я никогда ни с кем это не обсуждала. Храня в себе все эти страшные, разъедающие изнутри воспоминания. И сейчас хотелось вылить весь скопившийся яд на это чудовище. Пусть это уже ничего не исправит, мои слова не причинят ему вреда и не принесут даже толику моей боли, но пусть Оникс знает, как сильна моя ненависть. Мне просто хотелось ему это высказать. Освободиться.

— Твой отец, — продолжил он, — убил бы Мордау Самогету, а затем и тебя.

— Тебе кажется, я живу? — я зло рассмеялась. — Я умерла, когда отец убил в моем чреве своего внука.

Мои слова явно не возымели никакого эффекта. Оникс остался неподвижным, а я поежилась от озноба. Здесь было холодно, и, казалось, этот пронизывающий холод исходит от моего собеседника.

— Дело не только в тебе, — его голова качнулась, и показалось, я рассмотрела небольшие рога. Он точно животное. — Если бы ты умерла, не встретила бы Парагона. Он казнил бы твоего отца в первый же день четырехдневной войны и всех твоих сестер тоже. Мой род на вас закончился бы.

Внутри неприятно кольнуло. Я гордилась тем, что стала причиной четырехдневной войны. Это я предала отца и рассказала его секрет магистру, благодаря чему мы смогли освободить Первомать. Получается, это произошло бы в любом случае, даже если бы я умерла. Тогда я часто думала о смерти.

— Тебе кажется, твой род еще может быть счастлив? — я открыто насмехалась над ним, пряча за насмешкой свое замешательство.





— Твои сестры родят детей.

«Мои сестры, но не я», — отметила я про себя.

— Что он попросил? Что стоило дороже нашей любви и его ребенка?

О ребенке Мор не знал, я и сама узнала о нем уже после того, как он вернулся из лабиринта, но это было неважно.

Оникс молчал, а я гадала, ответит ли он. Я знала про клятву, но нигде не говорилось, что хозяин лабиринта тоже связан ею.

— Он хотел силы, много силы. Хотел стать высшим магом, как его брат и сестра, как его отец.

— Чтобы отец заметил его наконец, — закончила я за Оникса, и тот медленно кивнул. Мне вновь померещились рога.

Это объясняло возросшую силу Мора, когда мы встретились в могильнике гномов.

— Он пытался торговаться со мной, — что-то в мертвом голосе поменялось, показалось, я услышала усмешку. — Но что бы сын Самогеты ни просил, я знал, что возьму взамен. Ваша любовь — невысокая цена за твою жизнь. За жизнь всего рода.

— Что ты возьмешь с меня за его жизнь? — оказывается, я тоже была готова на сделку с ним.

Вдали завыл ветер и донес шепот:

— За его жи-и-изнь…

Я почувствовала привычную злобу, ту, которая убивает меня каждый раз, когда вспоминаю, как он отказался от меня. Оказывается, он отказался от нас ради силы, чтобы понравиться отцу. Отцу, который ни в грош его не ставил. Низко. Подло. И заслуживает смерти.

Оникс странно дернулся.

— Тебе нечего мне предложить, Изинтия. Тебе пора.

Я шагнула вперед, понимая, что он увиливает от ответа. В это мгновение фигура хозяина лабиринта распалась, растворилась и осыпалась песком.

— Нет. Ты не можешь! Вернись! — закричала я.

Ответом послужила вдруг отворившаяся дверь, которой до этого там не было, за ней в пустом коридоре зажегся факел. Меня выпроваживали.

— Ненавижу! — закричала я еще громче, и эхо понесло по коридорам:

— Ненави-и-ижу-у-у…

Парагон кинулся ко мне сразу же, как только я открыла дверь.

— Где Великая?! Почему так долго?

Он схватил меня за плечи и начал трясти, я не могла отбиться, привыкая к свету палящего солнца.

— Время кончилось. Первомать вернулась к себе, я одна добиралась до выхода и немного заблудилась, — я впервые лгала магистру.