Эксфэр

Глава 8

Меня охватили смешанные чувства смирения и тоски. Я ходил кругами по территории управления и готовился к звонку. Если не поговорю с мамой, то ни о чём больше думать не смогу. Надо было решить этот вопрос прямо здесь и сейчас.

Я протёр вспотевшие ладони об джинсы и достал смартфон. Роберт был прав: главное — не наговорить ерунды. Глубокий вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Аж голова закружилась. Я нажал на звонок, и раздалось несколько протяжных гудков.

— Алло, — прозвучал голос мамы.

— Привет.

— Привет, Костя. Как у тебя дела?

— Хорошо.

— Хотела тебе сама позвонить. Представляешь, кого вчера на рынке встретила? Помнишь тётю Наташу? Сначала подумала…

— Мам, надо поговорить.

— Да, сынок?

— Это совсем ничего не меняет, но мне важно всё обсудить. Ладно?

Она почему-то не ответила.

— Я тут узнал, что… что вы меня усыновили.

— Кто тебе такое сказал?

— По мне документы запросили.

Мама молчала. Я слышал, как она громко дышит в трубку, и не решался нарушить тишину. В конце концов она спросила:

— Какие ещё документы?

— Мам, какая разница?

— Никто не имел права говорить об этом! — вдруг закричала она. — Это уголовная статья!

Меня удивила её реакция. Разве это имело хоть какое-то значение? Разве это было важно?

— Мам…

— Это из ЗАГСа ответили? Мы это так…

— Мама, хватит! Пожалуйста! — не выдержал я. — Давай просто поговорим!

Она неожиданно разрыдалась, а я, к своему стыду, на мгновение подумал о том, что надо было сначала в симуляции войти в симуляцию.

— Почему вы не сказали мне?

Слова дались нелегко: горло натянулось, будто струна, а глаза предательски защипало. Это был тяжёлый разговор — наверное, самый тяжёлый разговор за мою жизнь.

— Мы хотели подождать, когда ты станешь взрослым, — тихо сказала она. — А потом… потом… Костенька, ты очень быстро вырос. Мы правда хотели всё сказать… Мы…

— Расскажи всё. Пожалуйста.

— Костя…

— Мам, я хочу знать всё.

Она несколько раз вздохнула, а затем произнесла:

— В молодости у меня нашли рак.

— Рак?

— Да, сынок. Мне… мне сделали операцию, после которой нельзя иметь детей.

— А папа знал?

— Конечно, знал. Мы познакомились в больнице.

— Ты никогда не говорила.

— Как такое расскажешь? — грустно спросила она. — Если бы не он, даже не знаю, как бы выкарабкалась. Сначала вдвоём жили, думали, и так справимся. А потом поняли, что ребёнка хотим: вырастить, на ноги поставить, внуков увидеть…

— Мам…

— Когда поехали смотреть детей, наткнулись на тебя, — продолжила она. — Ты нам сразу понравился.

— И вы меня сразу взяли?

— Так тебя и взяли.

— А мои… Ну… Биологические родители…

— Умерли в пожаре.

— А как вы меня нашли в Пензе?

— Мы тоже там жили. Это потом в Казань переехали.

— Зачем?

— Папа не хотел, чтобы ты раньше времени… узнал обо всём от знакомых.

— Только из-за этого? — удивился я.

— Только из-за этого, сынок.

Папа раскрылся для меня с совершенно неожиданной стороны. Мне вдруг стало совестно — в последние годы я видел в нём лишь плохое.

— Мам, а вы слышали о моей сестре?

— Ты и про это в курсе?

— Да.

— Слышала, конечно, — вздохнула она. — Пропала во время пожара.

— И больше ничего не знаешь?

— Больше ничего.

Я замолчал, потому что не знал, что спросить. Всё что я должен был знать, я уже узнал.

— Костя, может, я приеду? — вдруг спросила мама.

— Как будет время, сам к вам приеду, хорошо?

— Ты уже совсем взрослым у меня стал.

— Мам, может мне позвонить папе?

— Позвони. Правда, он на работе. Предупредить его?

— Я сам.

— Хорошо, поговорите обязательно. Люблю тебя, сынок.

— И я тебя, мам. Пока.

Разговор с папой вышел долгим. Кажется, он нервничал больше моего — я вдруг понял, насколько сильно его беспокоила моя реакция. Последний раз мы общались так открыто в далёком детстве, а может быть, и никогда вовсе.

После разговора меня пробирало непривычное чувство родственной связи. Наверное, я впервые ощутил такое глубокое чувство благодарности к маме и папе. У меня язык не поворачивался назвать их приёмными. Родные — вот самое подходящее слово.

Я пробовал найти в сети хоть какие-то новости о пожаре. К сожалению, затея не увенчалась успехом, потому что интернетом тогда мало кто пользовался. Даже позвонил в местную газету, но и там меня обломали, сказав, что архивные новости доступны лишь за последние десять лет.

Дверь в кабинет открылась, и внутрь вошёл Роберт. Он глянул на меня и коротко кивнул:

— Ну что, нашёл что-нибудь?

— Ничего.

— Я тут с Лидией поговорил.

— О чём?

— Она не против, если мы просто слетаем в Пензу.

— Ты серьёзно?

— Серьёзно. Так что скажешь?

— Конечно! — обрадовался я. — А когда?

— Да хоть завтра. Купим на утро билеты и полетим.

Аня, услышав наш разговор, отвлеклась от смартфона:

— Мы куда-то летим?

Я не видел смысла скрывать что-то от Ани, поэтому кратко всё объяснил. Лететь она не хотела, однако Роберт не оставил выбора: мы же одна команда, как-никак.

Аэропорт был для меня местом новым, интересным и запутанным. Не будь здесь Роберта, я бы нужный терминал искал целый час, а может, и дольше.

— Пистолеты сдавать же придётся, да? — спросил я.

— Нет.

— Нас разве пустят?

— Сейчас этим никаких проблем. Командировочное удостоверение у меня с собой, так что всё пучком.

Вскоре мы прошли регистрацию, получили посадочные талоны и отправились на предполётный досмотр. В пункте контроля только ленивый не глазел на нас с Аней. Представляю, в каком они были замешательстве: мы же выглядим чуть ли не как дети, а проходим с оружием. Однако после всех проверок нас всё же пустили в зал ожидания. Здесь были неудобные металлические сидения, автоматы с дорогущими напитками и несколько полупустых кафешек. В общем, ничего особенного. Зато через огромные стёкла можно было понаблюдать за самолётами, которые я видел так близко впервые.

Полёт длился не больше двух часов. Утро не успело закончиться, а мы уже приземлились Пензе. Мы заказали такси, и нас быстро довезли до нужного двора. Я вылез из машины и огляделся: двор как двор — впервые его видел.

— Твой дом, — сказал Роберт. — Прописка здесь была.

— Ага…