Страница 11 из 12
Вот тебе и «За кур!»… Даже машинистка наша, бабушка Виолетта, хоть и глупо, а правильно по этому поводу выразилась, сказав:
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Хорошо еще Юрий Ненарадович не обиделся. Он в это время к морю уехал. На Дальнем Востоке, объяснило ему наше руководство куроводством, в городе Находка, есть для кур питательный такой фарш в бочках. Так вот, может, если его раздобыть, то все как раз и наладится. Тем более что Юрий Ненарадович на прежней работе как раз еще и с разной тарой обхождение имел.
Уехал товарищ Петин к Охотскому морю — не достал там тары с фаршем. Тогда он на Карское море хлопотать о чем-то поехал.
А из яиц (даже в его отсутствие и даже из привозных яиц) все равно — ни одного куреночка.
Посовещалось наше руководство куроводством и решило устроить расширенное совещание, посвященное этому курьезу. А куровод-генетик Илья Борисович Муромский даже из столицы специально прилетел и так возмутился, что гневно молчал на всем протяжении совещания.
До утра заседали, думали и курили. До самых, в общем, петухов просидели.
— Предлагаю, товарищи, сделать небольшой перерыв, — объявил с петухами председатель собрания.
— А как же все-таки с петухами?! — веско сказал тогда Илья Борисович Муромский и мягко стукнул по столу. — Кто будет нести ответственность за половую дисгармонию?
И так он это распетушился, что все тут же и отыгрались на Юрии Ненарадовиче Петине. Сняли его.
Теперь он директор нашего водно-морского исторического музея.
Морем мы, правда, никаким не располагаем, но музей решили создать. И вот почему. Потому что Юрия Ненарадовича Петина надо было куда-то определять, а у человека как-никак рука набита на руководящей работе. А вдобавок — наполнен свежими морскими впечатлениями.
А главное, тайная мысль имеется. Вдруг опять от его присутствия слепые силы природы вмешаются. Проснешься этак утречком, протрешь глаза, глядь — а под окнами водно-морского исторического музея неожиданно море с теплоходами плещется и чайки по берегу ходят.
Вот история-то будет!
ЕЙ БОГУ!
(На помощь лектору)
Все-таки случилось: атеизм на Земле начал приносить такие ощутимые плоды, что чертям тошно стало.
И преисподнюю пошла разъедать вполне естественная коррупция: нечисть меж собою грызется, грешники прохлаждаются, котлонадзор на все сквозь пальцы смотрит… Сам вельзевул в сердцах черт те что наадминистрировал. Устал даже и задумался от этого. Уединился.
А уж когда никаких свежих пакостей из себя не вымучил, то пошел ко всем чертям. На семинар, на сборище этакое всеобщее, чтоб спокойно, по-человечески поговорить о чем попало: глядь — и польза какая-либо от собеседования стрясется.
Ну, оглядел своих поганцев, ткнул в одного пальцем, говорит ему в строго термодинамических выражениях.
— Такой, — говорит, — сякой, давай-ка я тебя для контролю по is-диаграммище погоняю!
А тот:
— Пошел ты, — отвечает, — к богу в рай со своей диаграммой!
Да так просто он это брякнул, что вельзевул тут же прогнал всех к чертовой матери, но все-таки подумал при этом:
«А ведь как тут ни крути, а есть в словах паршивца искра божья. Не махнуть ли мне и впрямь к всевышнему, может, что и пронюхаю? От этого атеизма им тоже несладко, вот и проведем, будь оно неладно, беседу на высшем уровне».
И понесся в рай.
В раю тем временем подобнейшая-преподобнейшая картина: недоумение. Ангелы, потеряв свое ангельское терпение, копошатся, как курицы, в безделье и потихоньку ересь мелют. Ну, олухи царя небесного и ничего больше.
Сам же господь долго и задумавшись витал в обманах, но ничем интересным его там тоже не осенило, и объявил он тоже всерайский слет, чтобы тоже как-нибудь окрылить участников.
Кое-как слетелись.
Всевышний тоже начал с теории. С аэродинамики. Спрашивает наугад, по-божески. И вопросик-то легонький такой, легусенький!
— Изобразите, — молвит ангелочку, — например, ради бога, глиссаду, по которой можно снизойти в душу грешника!
Хлопнул ангелочек ресничками, вздохнул — и нате:
— Эх! — говорит. — Катитесь-ка вы к дьяволу со своими, прости-господи, глиссадами!
От непочитаемости такой неслыханной всевышний немедленно пал в обморок, а публика постепенно разбрелась, разлетелась, распустилась сама по себе.
Пришел господь в себя.
«Да-а, — думает. — Нет. Определенно устами юного агнца глаго-лела истина. Не явиться ли мне во стан вражий? Несколько скверно, конечно, для престижу, но зато помыслы их ведомы будут».
Как замыслил, так и сотворил. Начертал на райских вратах «Бога нет» — и кувырк в тартарары.
Пикирует он так себе, пикирует, и вдруг навстречу самый что ни на есть вельзевул мчит.
— Ба! — изумляется вельзевул, узревая господа. — Куда это тебя нелегкая несет?!
Притормозил всевышний, но для началу ни гугушеньки. А вельзевул с издевкой:
— Ну, как вы там? Все, небось, и знаете, что на мандолинах балабонить?
— На арфах, — сдержался всевышний. — А вот вы так уж совсем, кажется, ни на какие козни больше не в состоянии сподобиться.
— Ха! — сказал вельзевул. — Раз так, то я прямо тут, прямо тебе лично сейчас нос утру! Гляди сюда, старый босяк, на мой новый фокус. Гляди, как я сам… Чуешь, сам… Себе… Чуешь, себе!.. Глаз могу укусить!
— Э! — отмахнулся всевышний.
Тогда вельзевул вынул искусственный глаз и укусил.
Господь хоть бы хны.
— А хочешь другой глаз укушу?! — разошелся вельзевул.
— Э! — опять сравнодушничал всевышний.
Тогда вельзевул вынул искусственные челюсти и доказал насчет другого глаза.
— Старый анекдот! — отозвался всевышний.
И тогда вельзевул неподобающе вышел из себя. И тогда вельзевул возвел на господа бога столько напраслины, что тот не выдержал хулы и вышел из себя еще неподобающе. Прямо взбесился. Сорвал с себя свой нимб и так хватил им вельзевула, что нимб разлетелся на жалкие кусочки.
А вельзевул отдал богу душу.
— Вот! — поконфузился господь, приходя в себя, и повернул восвояси, остывая в пути.
— Куда? — останавливают его вдруг перед райскими вратами.
— Да ведь это я пред вами, — устало поясняет господь, — господь.
— А пропуск? — вопрошает стража. — Где же ваш нимб?
— Нету, — печально признается всевышний.
— Ну вот, — удовлетворяется стража. — Как же мы вас впустим, когда вы бог знает кто такие будете! Улетучивайтесь отсюда и не мешайте работать!
И господь отступился. И господь подчинился раз и навсегда заведенному обыкновению и сгинул. Куда — неведомо. Только и осталось от него, что начертанная его рукой последняя заповедь: «Бога нет».
А божьим словам подобает верить.
ЗАШЕЛ ПОЗНАКОМИТЬСЯ
— Зашел познакомиться, — нехорошо сказал он. — Я ведь теперь у вас инженером числюсь.
И сел. Сам. Этакий красавец, и лучезарно на меня смотрит.
— Во-первых, — нахмурился я, — советую вам отпустить бороду.
— Когда? — спрашивает.
— Чем раньше, тем лучше.
И тут он меня хвать за мою бороду! И дернул, понимаете ли!
Да еще спросил:
— Так?
— Как фамилия?! — взорвался я.
— Деверев.
— Как понимать?! Как это прикажете понимать?
— Чего это «прикажете понимать»? — не понял он.
— Ваш поступок! — пылал я возмущением. — Мне ведь решительно наплевать на то, что вы родственник академику Девереву!..
— А я не родственник академику Девереву, — говорит он вдруг.
— Да?! — поразился я. — А почему же вы меня так вот запросто— за бороду?..
— Да вы же сами просили отпустить ее. Ну, я взял и отпустил. А что?..
«Ничего, — подумал я. — Ничего себе инженерчик! Всыпал бы я тебе за такие шуточки так, что всю жизнь расхлебывал бы со своим академиком!.. Да не родственник ты, оказывается, шельма этакая!»
А я почему ему относительно бороды совет дал? Ну, во-первых, потому, что это модно и красиво. А во-вторых, к нам нередко иностранцы наведываются, и бородатость моих сотрудников их приятно удивляет.