Рафаил (ЛП)

Гавриил с трудом выдохнул и заставил себя подняться. Он никогда не покажет своим братьям, насколько их образ жизни уничтожал его. Он сам согласился на это. И был одним из тех, кто принял систему своего деда. Это была его идея. Не их. Всю жизнь парней заставляли чувствовать себя неполноценными. Гавриил не стал бы бросать камень в их и без того израненные души.

Рил пересек фойе и направился в свой кабинет. Взяв со стола аптечку, он на нетвердых ногах добрался до комнаты отдыха и постучал в дверь. Когда он вошел в комнату, Мария сидела на диване, обхватив руками свои согнутые ноги. Гавриил сглотнул от стыда за то, что собирался допустить.

― Отец, ― обратилась к нему Мария, когда он подошел.

Гавриил смотрел на нее ― на волосы, которые обволакивали ее тело, словно кокон. Мария была явно верующей, католичкой. В Бостоне это было неудивительно. Гавриил понимал, что, должно быть, Орден дал ей задание разыскать Рафаила. Но он не хотел выяснять, принадлежала ли она к хорошо знакомой ему общине. Он не хотел знать, насколько сильна и фанатична ее вера. Когда он взглянул на Марию, ее голубые глаза настороженно уставились на него в ответ.

Мужчина опустился перед ней на колени и открыл аптечку. Молча он достал толстую резиновую ленту. Мария внимательно наблюдала за ним.

― Протяни руку, ― сказал он.

Мария колебалась лишь секунду, прежде чем выполнить его просьбу. Она не спросила его, зачем. Просто сделала то, что он приказал. Гавриил зажмурил глаза и глубоко вздохнул. Она идеально подходила Рафаилу. Рил понятия не имел, почему она была такой покорной, особенно когда имела дело с незнакомцем. И с опасностью. Но девушка повиновалась и протянула ему руку, чтобы он делал с ней все, что пожелает.

Гавриил повязал ленту вокруг ее руки. Вены выступили, пока он держал ее вывернутое запястье. Он достал из сумки иглу и воткнул в ее плоть, наблюдая, как ее красная кровь вырывается в прозрачную полость шприца. Мария даже не вздрогнула. Когда Гавриил поднял голову, Мария смотрела на него, ее голубые глаза изучали его лицо. Мария не спросила, зачем он брал у нее кровь. Она не поинтересовалась, чиста ли игла. Девушка просто делала то, что ей велели.

Мария явно обладала высокой терпимостью к боли, ни разу не поморщившись и не вздрогнув, когда игла пронзила ее плоть. Гавриил подумал, не сам ли Дьявол отдал эту девушку в руки Рафаила в качестве награды. Он никогда не встречал человека, столь идеально созданного для другого… не представлял существование такой совершенной девушки для его брата.

Вытащив иглу из ее руки, Гавриил протер маленькую ранку антисептической салфеткой и наложил пластырь на след от иглы. Он убрал кровь в сумку и поднялся на ноги. Его сердце учащенно забилось, когда он поднял голову и увидел, что Мария снова смотрела на него.

― Позже я пришлю кого-нибудь за тобой.

Он видел надежду в глазах Марии ― надежду на то, что ее освободят. Гавриил не мог позволить ей надеяться напрасно. Он не был жесток.

― Ты… тебя отведут обратно к Рафаилу, Мария.

Мария держала подбородок высоко поднятым. Взгляд ее голубых глаз ненадолго опустился, но, когда она вновь подняла его, то кивнула, будто только что получила ответ на безмолвный внутренний вопрос. В ее взгляде он не увидел ничего, кроме силы и решимости. Она приняла решение умереть. Гавриил прочистил горло, заглушая боль, которую причинил ему этот момент.

― Ты не можешь больше покидать его покои.

Это прозвучало так, словно ей просто было запрещено уходить. Но они оба знали, что скрывалось за этим ― она никогда не покинет его комнаты живой.

Гавриил развернулся, собираясь уходить.

Но не успел он дойти до двери, как Мария подала голос.

― Ты заботишься о них.

Гавриил закрыл глаза от отсутствия осуждения в ее голосе. Отсутствия порицания. Гавриил не мог вспомнить, когда в последний раз разговаривал с кем-то, кто не был связан с их ненормальной жизнью в поместье. Он повернулся и встретился с ней взглядом. Это было самое малое, что он мог сделать после того, как обрек ее на смерть.

― Эти люди… Рафаил… ты любишь их. Несмотря на их сущность. Ты пытаешься спасти их.

― Когда-то я думал так… ― Гавриил хотел продолжить, но остановился, ― …но для них нет спасения. Теперь я знаю это наверняка.

Мария улыбнулась. Это был последний смертельный удар по совести Гавриила.

― Я… я верю, что каждый может быть спасен. Даже те, кого мы боимся не спасти.

Девушка обхватила себя руками, будто ее обдало холодом.

― Думаю, пока есть люди, которые любят их и не отказываются от них, не все потеряно. Но этим людям нужно отбросить свои страхи и предрассудки и попытаться найти в этих отступниках что-то хорошее, какими бы тщетными ни казались их усилия. Кто-то, однажды, может достучаться до них и показать им новый, лучший путь. Или подарить им свет, в котором они сильно нуждались в дни вечной тьмы, хотя даже не подозревали об этом. Не так ли, отец?

Гавриил уставился на эту девушку, которая выглядела такой маленькой и хрупкой на диване.

― Почему ты работаешь на них?

По реакции Марии ― напряженным мышцам и сверкнувшим глазам, он понял, что девушка точно знала, кого он имел в виду. Отца Куинна. Орден.

Мария расправила плечи.

― Мы все делаем то, что должны, ― сказала она, и легкая дрожь в ее голосе выдала отсутствие убежденности. ― Я знаю, что вы понимаете меня.

Гавриил почувствовал, как у него защемило в груди. Потому что он действительно понимал ее. Прекрасно понимал. Хотя ему было любопытно узнать, что его бывший наставник имел на Марию, чтобы сделать ее такой покладистой. Но не стал спрашивать. Ее дыхание было затруднено. Какие бы демоны ни терзали ее разум, она сама должна была справиться с ними. Он не имел права вмешиваться, в то время как сам приговорил ее к смерти.

Просто кивнув на прощание, Гавриил вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Позволяя невыносимому чувству вины разъедать свою душу, он поспешил в свои покои. Как только он оказался внутри, то пересек комнату и отодвинул книжный шкаф в сторону. Гавриил вошел в потайную комнату, которую он построил вскоре после их переезда, и быстро избавился от одежды. Отвращение и стыд волнами пробежали по его телу. Он достал из сумки шприц с кровью Марии и перелил ее в пробирку. Из холодильника он достал другой пузырек с надписью «Рафаил». Он выдержал паузу, проводя пальцами по пробиркам с именами всех своих братьев. У него хранились пробирки и флаконы с кровью, которую он еженедельно брал у них. Они верили, что это делается для медицинской проверки. Но понятия не имели об истине.

Зажигая церковные свечи, украшавшие деревянный алтарь, Гавриил посмотрел вниз на деревянную поверхность, запятнанную проливаемой на него годами кровью. Он потянулся за буханкой хлеба, лежавшей в стороне, опустился на колени и отломил кусочек. Взяв пузырек с кровью Марии, он откупорил крышку и вылил три капли на хлеб. Багровый цвет быстро приглушил белый. Три капли для Троицы. Гавриил закрыл глаза и прошептал свою привычную молитву.

― Моя душа за ее душу. Пусть прегрешения Марии перейдут ко мне. Пусть она войдет в Царство Небесное чистой и без греха.

Гавриил прожевал хлеб и, проглотив его, почувствовал, как тяжесть этой ноши отягощала его грудь. Тяжело вздохнув, Гавриил взял пузырек Рафаила и повторил то же действие с новым куском хлеба.

― Моя душа за его душу. Пусть прегрешения Рафаила перейдут ко мне. Пусть он войдет в Царство Небесное чистым и без греха.

Медный привкус крови наполнил рот Гавриила, струйками стекая по горлу, когда он глотал хлеб Рафаила. Он откинулся на спинку стула и уставился на распятие, висевшее на стене. Сосредоточился на агонии на лице Иисуса, когда его распинали. На гвоздях в Его ладонях и ступнях и на ране от копья в Его боку.

Гавриил дотянулся до короны из колючей проволоки в стоявшем позади него сундуке и с нажимом водрузил на голову. Он стиснул зубы, когда едва зажившие раны, полученные несколько дней назад, вновь открылись и начали сочиться кровью. Гавриил знал, что его белокурые локоны будут испачканы и запятнаны. Мужчина поднял свой бич и провел по ладони всеми семью нитями веревок с лезвиями. Лезвиями, что предназначались для того, чтобы разрывать его плоть. Гавриил посмотрел вниз на свои бедра, на колючую килику (прим.: одежда или нижнее белье из грубой ткани или шерсти животных (власяница), которую ранее носили близко к коже ― используется членами различных христианских традиций как добровольное средство покаяния и умерщвления плоти), вгрызающуюся в его кожу. Он выпустил на волю гнев, скопившийся в его сердце, и тьму, которая все больше овладевала им с годами. Мышцы его бедер напряглись, и из ран потекла кровь. Он взял бич с семью наконечниками, каждый из которых символизировал смертный грех, а для Гавриила означал еще и его братство, и, используя греховный гнев, согревающий его кровь, стал хлестать им свою спину. Боль была ослепляющей, когда удары бича стегали его и без того нежную кожу, а лезвия вгрызались в плоть.