Трудный поиск

Само собой разумеется, все вышесказанное относится не ко всей лоточной торговле, а лишь к редким, из ряда вон выходящим случаям, но не считаться с ними тем не менее нельзя.

Внезапная ревизия в магазине, проведенная по нашей просьбе, не дала никаких результатов, свежей рыбы там найдено не было. Прямо из кабинета директора торга, где был подписан соответствующий приказ, мы вместе с представителями бухгалтерии и двумя общественными инспекторами отправились в магазин к Виткову. Он принял нас с широкой улыбкой на продолговатом, чуть скуластом лице, как человек, которому нечего бояться.

Магазин был небольшой, очень чистый, уютный и современный. Витрины и прилавки сияли мрамором и стеклом, белоснежные шкафы-холодильники казались чудом современной техники. Им не хватало только рыбы.

Соленой рыбы, замороженной, консервов было много, свежей рыбы не было и в помине. Витков сам вызвался помочь комиссии и делал это довольно толково. Между тем ревизия была отнюдь не простой формальностью. Мы знали, что́ искали. Мы были уверены, что какие-то следы незаконной торговли должны остаться, и искали их с упорством и настойчивостью, свойственными молодости.

Товар взвешивался, пересчитывался, сверялся с накладными, на свет вытаскивалась и подвергалась тщательному анализу любая, самая маленькая и пожелтевшая бумажка. Из документов следовало, что свежая рыба не поступала в магазин уже три недели, между тем как Куликов утверждал, что купил у Виткова трех судаков и щуку неделю назад. Рыба, конечно, могла и должна была быть уже реализована, но почему она не была оформлена в соответствии с правилами торговли? Все это укрепляло наше убеждение в том, что Витков был одним из скупщиков (а может быть, и единственным) дешевой рыбы у старика Юргенса, если... если, конечно, можно было полагаться на показания Куликова.

Но к предположениям нужны были еще доказательства, а их-то как раз и не было. Мое настроение с каждым новым документом, с каждым просмотренным ящиком все более ухудшалось, а тут еще куда-то пропал Худяков.

Я вышел во двор и тут увидел Худякова. Он сидел на скамейке и разговаривал с молоденькими симпатичными девушками в белых халатах.

Худяков лучезарно улыбнулся мне и широким жестом предложил познакомиться.

— Не время, — сказал я.

— Нет, как раз время, — возразил Худяков. — Светлана — заместитель секретаря комсомольской организации торга, Лена — продавец. В магазине нет свежей рыбы, так как Лена и Светлана продали ее на прошлой неделе с лотка у сквера на улице Пирогова.

Остальное девушки рассказали вечером у нас в отделе. Я записывал, стараясь не упустить ни одного слова.

Витков вручил им накладную, рабочие отвезли рыбу на тележке к скверу, Лена и Светлана продали ее за один день, а деньги и накладную вернули директору.

— Все необходимые кассовые операции, — сказал Витков, — я проделаю сам.

Рыбой с лотка они торговали не впервые, еще несколько месяцев назад Витков объяснил им, что товар это ходовой и скоропортящийся, а хранить в магазине его негде.

На вопрос Худякова, что они думают о своем директоре, девушки растерянно переглянулись.

— Как-то не думали мы о нем, — за двоих призналась Светлана. — Но к нам он относился всегда хорошо, часто спрашивал про наши успехи в учебе и даже сделал подарки к Восьмому марта.

— Но мы их не взяли, — гордо вставила Лена. — Если бы всем девушкам в нашем магазине, а то почему-то именно нам.

10

Витков небрежно сидел, или, скорее, полулежал, закинув ногу на ногу и облокотившись на спинку стула. Он был сама любезность и даже тактично не интересовался, почему ревизия, которая вроде ничего особенного не обнаружила, закончилась беседой в ОБХСС. Сам он ни о чем не спрашивал, но на вопросы, которые задавали ему, отвечал так охотно, подробно и благожелательно, что было просто неудобно его прерывать. Он сказал, что каждый должен заниматься своим делом, и что работа сотрудников ОБХСС, с его точки зрения, одна из самых трудных, и он готов помочь нам, конечно, в меру своих способностей.

Он хвалил свой магазин, продавцов и шутливо заверял, что к концу года обязательно выведет его на первое место среди магазинов торга. Попутно Витков выразил возмущение поведением некоторых своих коллег, которые нарушают правила торговли. Сам он очень любит свою работу и не променяет ее ни на какую другую.

— Парадоксально, но факт, — сказал еще Витков. — На старом месте работы я получил взыскание как раз за то, что слишком заботился о покупателях. Нет, я не отрицаю, конечно, нарушение было, но...

Я, не перебивая его, напряженно думал, издевается ли Витков над нами или просто пытается выиграть время. Может быть, лихорадочно перебирая в уме возможные причины вызова в ОБХСС, он старается угадать степень моей осведомленности... А может быть, произошла ошибка, и директор чист как агнец. Но это было невероятно.

— Вы торгуете «левым» товаром и зарвались, — сказал я после долгого молчания. — И, как всякий зарвавшийся преступник, стали неосторожны.

При этом я посмотрел на сидящего рядом капитана Данцева, но начальник ОБХСС даже не улыбнулся. Я посоветовал Виткову не запираться, ибо в противном случае ему помогут кое-что вспомнить его же продавщицы Светлана и Лена, а также рабочие Павлов и Николаев, с которыми Худяков как раз заканчивал разговор в соседней комнате. Но Виткова это не испугало. Он не боялся очных ставок, наоборот, он требовал их.

— Все это поклеп и оговор, — упрямо твердил директор.

Улыбка сошла с его лица, резко обозначились скулы. Он выпрямился на своем стуле, глубоко засунул руки в карманы пиджака, посмотрел в упор на Данцева, потом перевел взгляд на меня и сказал:

— Документов на свежую рыбу нет. Самой рыбы тоже, как мне сдается, вы не нашли и, смею надеяться, не найдете. Деньги, которые лежат на моей сберкнижке, вряд ли скажут вам, за что они мной получены. Что же касается тех высоких инстанций, куда я напишу на вас жалобу, то у них могут возникнуть сомнения, которые, как известно, по советскому законодательству всегда идут в актив обвиняемому. И тогда следователь, вероятно, спросит уже у вас, на каком основании вы нарушаете законы, принуждая сотрудников давать показания против директора, вся вина которого состоит в том, что он всегда был строг и требователен к своим подчиненным.

Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что Данцев поручил беседовать с Витковым мне, а не Худякову. Если бы вспыльчивый младший лейтенант услышал подобную наглость, он наверняка бы сорвался.

Данцев молчал, вертя в руках сигарету, а Витков, все больше и больше распаляясь и входя в раж, продолжал грозить нам:

— Вы молоды, а у меня за плечами жизнь. Кто поможет вам доказать, что правы вы, а не я?

— Куликов, — вполголоса сказал Данцев.

Витков вздрогнул и, несмотря на отчаянные усилия удержаться на ногах, упал на стул. Ему сразу стало душно, а на лице заметно обозначились морщины. Еще минуту назад холеный, уверенный в себе, он вдруг превратился в безвольного, больного человека. Только злость и ненависть еще как-то заставляли его бороться.

— Ведите эту сволочь сюда, — тихо, ни на кого не глядя, сказал он. — Если ваш инспектор уже в могиле, то я помогу вам отправить туда и Куликова. Это ведь не торговля «левым» товаром! Заодно пусть он расскажет вам, откуда он берет рыбу. Я буду давать показания только на очной ставке, в его присутствии.

— Нет, так не пойдет, — сказал Данцев. — Сейчас сюда придет следователь, и вы ему расскажете все подробно и без утайки. Надеюсь, вы меня поняли — подробно и без утайки. Что касается очной ставки, то она будет вам предоставлена, если следователь найдет ее необходимой.

Данцев снял телефонную трубку, а я пошел искать Худякова, чтобы рассказать ему о том, как «раскололся» Витков.

Сидя в кабинете Худякова и пересказывая подробности допроса, я почему-то не ощущал удовлетворения от того, что близко к завершению дело, безусловно, самое сложное в моей небольшой еще практике оперативного работника. И наконец понял, почему. Все-таки до самого последнего момента, несмотря на прямые и косвенные доказательства, я верил Куликову.