Тонкий профиль

От цеха к цеху ходить пешком далеко. Едешь в автобусе по заводу, как по городу, у которого широкие улицы, серые громады зданий, обширные площади.

Укрупнение заводов мне представляется своего рода знамением времени. Не серия мелких или средних предприятий в разных местах, а тенденция к созданию базовых заводов с определенной специализацией, с концентрацией больших мощностей…

Мы говорили тогда с Владимиром Николаевичем Гусаровым, главным инженером Степаном Евгеньевичем Пигасовым о путях развития завода, о зарождении именно здесь, в Челябинске, всей ферросплавной промышленности страны.

Гусаров производил приятное впечатление. Обаяние его духовной силы, казалось, нашло свой отпечаток и в крупной его фигуре, и в очертаниях большой, наголо обритой головы. Он излучал радушие, улыбка почти не гасла на его лице.

Конечно, это были впечатления самые первые. Но и они прочно вписывались в тот образ сильного и умного человека, много поработавшего и повидавшего на своем веку, который проглядывался за главами его скромной и деловой книги — "Родина советских ферросплавов".

Гусаров такой же высокоуважаемый человек в городе, как и Осадчий. Оба они Герои Социалистического Труда, лауреаты Ленинской премии, почетные граждане Челябинска. Много общего в их судьбах, даже в общих встречах с Калининым, Орджоникидзе, Тевосяном, и встречи эти уже сами по себе как бы соотносят их с людьми одного поколения.

Влюбленность же в свои заводы, хозяйственная взыскательность и активный заводской патриотизм, о котором, как и Осадчий, много говорил Гусаров, — все это, если еще не схожие черты стиля их работы, то питательная основа для его формирования.

Активная роль и Осадчего, и Гусарова в решении проблем научно-технической революции, Ленинские премии, полученные ими, говорили мне еще и о том, что творческая динамичность — понятие, отнюдь не возрастное. Наблюдение это подтвердилось знакомством с самым молодым из трех директоров — Николаем Алексеевичем Тулиным.

Если и существует некая незримая психологическая преграда, которая встает между людьми разных поколений, то она, безусловно, снимается, когда ты встречаешься со своим сверстником, человеком твоего, военного поколения, если даже он директор завода, выплавляющего едва ли не половину всей нержавеющей стали в стране.

Высокий, статный, с большими руками рабочего и спокойным лицом человека, которому всегда есть о чем подумать, но который старается при этом не казаться слишком озабоченным и погруженным в себя, Тулин, как и Гусаров, Осадчий, принимал нас в своем кабинете. Часто поправляя очки, слегка и приятно заикаясь, рассказывал о заводе, который может гордиться своими мощностями, своей высококачественной сталью, получающей самое разнообразное применение в промышленности страны.

Ему около пятидесяти, воевал, был офицером, с гордостью носит свои орденские планки. Он кандидат наук и к руководству заводом пришел от науки, уже одно это придает его облику нечто очень современное, перспективное.

В вестибюле театра в Магнитогорске они все трое стояли рядом, беседуя с новым директором Магнитки — Дмитрием Прохоровичем Галкиным. В прошлом главный инженер комбината, Галкин заменил недавно умершего директора Андрея Дмитриевича Филатова, еще раз подтвердив ту закономерность, что человек, приобретший большой опыт в техническом руководстве заводом, определяющий глубокие перспективы развития предприятия, как правило, оказывается на посту, где проблемы научно-технической революции надо сочетать с умением хозяйничать по-государственному и по-партийному.

Директора Магнитки. Я уже видел большой ряд портретов в зале Магнитогорского Дворца культуры, славную когорту крупнейших командиров черной металлургии. Почти все они были удостоены самых высоких отличий и званий, а имя Григория Ивановича Носова в среде металлургов стало легендарным. И невольно думалось: их судьбы, особенности каждого, преломленно отражающие особенности разных периодов развития нашей промышленности, их высокое деловое горение, их победы и поражения — какой это интересный материал для серьезного исследователя истории нашей ныне уже без преувеличения можно сказать великой индустрии.

…Я ходил по вестибюлю, разыскивая знакомых, и, как ожидал, увидел трубопрокатчиков, нос к носу столкнувшись с Валентином Ионовичем Крючковым. Утром в местной газете был помещен групповой снимок — встреча трубопрокатчиков на вокзале. Рядом со сталеваром Рафиковым и вальцовщиком Дружининым, Героем Социалистического Труда, стоял широко улыбающийся Валентин Крючков. И не только знакомая мне, заражающая жизнерадостностью улыбка, но и энергичное его воодушевление, заметное даже на фото, как бы говорили о том, что председатель завкома трубопрокатного не только руководитель, но и душа делегации.

В шумном вестибюле перед началом слета и затем в затихшем зале театра, слушая вместе с делегатами доклад первого секретаря обкома М. Г. Воропаева, я не мог отделаться от волновавшего меня ощущения не только своей сопричастности к важному и большому делу, но и к давней славной, реально проявившей себя в литературе традиции. Я имею в виду писателей, которые начиная с тридцатых годов бывали здесь и много, ярко, талантливо писали о Магнитке. Я ощущал как бы незримое присутствие в этом зале тех, кто в разные периоды неравнодушными глазами смотрел на людей Магнитогорска, как художник и очевидец замечательных событий.

Здесь их не забыли. Я привез с собой книгу "Магнитка" — краткий очерк истории завода и города, и примечательно, что в этой исторической хронике, в ряду важных событий то и дело появляются упоминания о писателях, чье перо послужило славе Магнитогорска.

Когда утром 13 июля мы приехали в Магнитку, большое солнце, встающее над степью, отражалось бликами в стеклах вагонов, в окнах вокзала. Нас встречали на перроне друзья с букетами цветов, с фотоаппаратами в руках. А затем в местной газете появился большой снимок. Среди гостей и хозяев, партийных работников, местных писателей стоял Борис Александрович Ручьев, Почетный гражданин Магнитогорска, чьи стихи и поэмы стали памятником истории завода и города, их патетической и лирической летописью.

Очевидец и участник давних дней строительства, он не только запечатлел героическое время в своих книгах, но и оставил нетленными строки, высеченные на гранитных, бетонных обелисках и постаментах.

Эти слова ныне высечены на основании памятника — первой палатки, установленной при входе в Северный парк правобережного Магнитогорска.

Примечательное это сооружение, скромный гранитный треугольник с чуть загнутыми краями. Он стоит на площади, откуда хорошо видна река, большой мост, ведущий на левобережье, и там — заслонивший полгоризонта величественный силуэт комбината.

Среди многочисленных памятников Магнитки, среди монументальных бронзовых фигур сталеваров и доменщиков, стоящих на высоких постаментах и олицетворяющих мощь Магнитки, — эта маленькая палатка и рядом широкая рабочая ладонь с куском буро-желтой руды уводит наше воображение к первым палаткам Комсомольска-на-Амуре и Новокузнецка, Братска и целины, к первопроходцам пятилеток, тем молодым и отважным, не жалевшим себя и счастливым в своем подвиге.

Увы, Бориса Ручьева уже нет с нами. И групповой снимок в газете, хранящийся у меня в столе, вновь напоминает о неоплаченном нашем долге перед замечательным поколением строителей первых пятилеток, которое уже постарело и, к сожалению, уходит от нас. А великая реальность литературы не заключается ли именно в том, что она запечатлевает время?