Страница 16 из 26
9. Шлюха
Мои пальцы забираются в её волосы, гладят нежную кожу на затылке. Пахнет Мышка нереально. Так сладко, какими-то то ли цветами, то ли фруктами. Я бы так вечность стоял тут с ней, если бы не стояк в штанах. Таня притихла и прикрыла глаза. Смирилась или тоже кайфанула, или это перед бурей затишье, не знаю. Но я тащусь от происходящего.
Осторожно собираю её волосы в кулак и легонько тяну назад. Знаю, что девочки дуреют от этого. Эрогенная зона у них там или что-то типа того. И Мышка распахивает глаза и шокированно вздыхает.
— Что ты делаешь? — спрашивает она осипшим голосом.
— Не знаю. Но, кажется, тебе заходит?
Таня куксится и начинает жалобно хныкать:
— Серёжа, пожалуйста, отпусти меня… Мне нужно домой!
— Поцелуй меня, и отпущу.
Снова злится. Я это даже больше чувствую, чем вижу. Воздух между нами начинает вибрировать от разгона её эмоций.
— Ну сколько ещё ты будешь меня мучить?!
— Один поцелуй, и мучения твои прекратятся. На сегодня. Можно в щеку.
— У меня парень есть!
— Нахрен он тебе нужен? Я лучше.
— Боже… — стонет Мышь.
— Серьёзно, я читал вашу переписку, такая тоска зелёная, чуть не уснул. Скажи честно, ты хоть раз кончила с ним?
Таня вылупляет на меня свои возмущенные глазищи. Такая смешная, меня снова тянет заржать. Но я терплю, держу серьёзную мину — очень любопытно услышать ответ.
— Прекрати! Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы! Это… ужасно!
И я всё-таки тихо ржу над ней. Наклоняюсь к её уху и шепчу:
— Со мной кончишь. Попробуй. Можно прямо сейчас…
Кладу руку на внутреннюю сторону Мышкиного бедра чуть выше колена и веду вверх по плотной ткани джинсов, пока ребро ладони не упирается в промежность.
Таня впивается пальцами в моё запястье, вспарывая на нём кожу острыми коготками, и в панике шипит пропадающим голосом:
— Не смей, не смей!*
Держу руку там, не обращая внимания на её истерику. И на то, как всё сильнее щиплет разодранную кожу запястья. Пристально смотрю Мышке в глаза.
— Всего один поцелуй в щеку. И я перестану.
— Я тебя ненавижу! — гневно выпаливает она.
— А я тебя обожаю.
Мышь злится. Пыхтит как паровоз, пытаясь выкрутиться из моих рук. Но всё бесполезно.
— Отпусти меня, придурок! Псих!
— Поцелуй.
— Ну хорошо, хорошо! — встряхивает она головой. — Только пообещай, что отпустишь, если поцелую! В щеку!
Мои губы сами собой расползаются в улыбке.
— Обещаю.
— Поклянись!
— Клянусь.
— А что мне сделать, чтобы ты навсегда от меня отстал?!
— Пригласить в гости, когда у тебя дома никого не будет.
— Ты точно ненормальный, если думаешь, что это когда-нибудь произойдёт. У тебя с головой не в порядке!
— Неужели я настолько плох?
— Хм, давай подумаем. Сначала ты мне хамил прямо на уроке, потом украл мой телефон, потом ты его вернул, но украл мои фотографии, чтобы шантажировать меня ими, сейчас ты насильно лапаешь меня в подъезде… Да, черт возьми, ты очень плох! Ты ужасен!
Смеюсь.
— Ты ведь можешь на меня повлиять, Мышь.
— Интересно, как?!
— Один поцелуй, и я стану шёлковым мальчиком. Чем больше будешь целовать, тем меньше я буду тебя доставать. Договорились?
— Ты сумасшедший…
— Лично я могу здесь всю ночь с тобой стоять. Мне нравится.
Обнимаю её крепче, зарываясь носом в охренительно пахнущие волосы.
— Хорошо, хорошо! — дёргается в моих руках Мышь. — Один поцелуй в щеку, и ты от меня отстаёшь!
— На сегодня.
— Навсегда!
— Навсегда не получится.
— Тогда хотя бы фотографии мои удали!
— Неа.
Отчаянно стонет, закинув голову вверх.
Смотрю на её губы, борясь с диким желанием снова впиться в них.
— Целуй, Мышка. У тебя нет вариантов. Торг неуместен. Сопротивление бесполезно.
Смотрит обиженно. Часто дышит. Но встаёт на носочки и тянется к моей щеке. Я любезно наклоняюсь и подставляю её ей.
Касается губами осторожно. Тихонько чмокает. И от щеки по всему моему телу разливается офигенно приятная истома. Я зажмуриваюсь и улыбаюсь шире:
— Ка-а-айф… Хочу ещё.
Сам прижимаюсь щекой к её губам. Она отворачивается.
— Нет, я уже поцеловала, ты же обещал…
— Ну что тебе, жалко? Ещё один разочек?
И она целует снова! Так же робко и осторожно. И снова по венам течёт расплавленное тепло…
— Ещё…
— Нет, всё, хватит!
— Ну пожалуйста…
— Нет!
Обхватываю пальцами Мышкин подбородок и прижимаюсь к губам, так же нежно, как мгновение назад она к моей щеке.
И мне тут же прилетает звонкая плюха. Отшатываюсь назад, смеясь.
— Какой ты мерзкий обманщик! Я так и знала, что нельзя тебе доверять! Ты обещал! Врун! Трепло!
Отталкивает, пока я ржу, сбегает из-под лестницы, несётся вверх по ней.
Я прислоняюсь спиной к стене и слушаю её шаги. Не могу перестать лыбиться, из-за чего прокушенная Мышкой губа снова начинает кровить.
Слышу, как наверху хлопает дверь. Ну всё, она дома. Мышка в норке. Значит, третий этаж…
Слизываю кровь с губы, прикрываю глаза, улыбаюсь. Я нравлюсь тебе, Танечка. Как бы ты ни брыкалась, это чувствуется. И ты мне нравишься. Очень.
Кто знает, может, это всё надолго…
А твоего пи*ора на мерине мы как-нибудь нейтрализуем.
Выхожу на улицу, там всё ещё адски холодно. Но мне теперь на это пох*й. И даже от необходимости идти домой уже не так выворачивает. Мышкины поцелуи забрались под кожу и греют. Кайф.
Втыкаю наушники и шагаю, хрустя кроссами по снегу. Красивые улицы центра постепенно сменяют мрачные закоулки моего района. Но сегодня мне на это насрать. У меня шикарная новая игрушка. Всё остальное отходит на задний план.
Захожу в подъезд, поднимаюсь на второй этаж, включаю фонарик на телефоне, потому что не видно ни черта. Кто-то опять спи*дил лампы. Руки бы поотрывать.
Нахожу в темноте свою дверь, прислушиваюсь. Вроде тихо. Вставляю в скважину ключ, проворачиваю, захожу.
В нос бьёт запах перегара, чужого тошнотворного пота и грязных носков. Значит, она снова не одна. Интересно, кто на этот раз?
Стягиваю куртку, разуваюсь, включаю в кухне свет. На столе пустая бутылка из-под дешёвой водки, грязные тарелки с размазанными по ним остатками салатов. Которые тоже источают мерзкий запах. Видимо, уже успели прокиснуть. Меня тянет блевать.
Захожу в комнату, не включая свет. Эта шлюха голая, вырубилась верхом на каком-то мужике. Блять. Хочется уе*ать ей. Подойти и свернуть шею. Отсидеть потом лет десять-пятнадцать, но только не видеть больше никогда её голой на чьём-то вонючем члене.
Врубаю свет. Они морщатся, перекатываются, пряча морды в подушки, но не просыпаются.
— Подъем! — рявкаю я.