Страница 8 из 16
Глава 3
Наш курс был вне себя от восторга. Избитые на уроке каллиграфии всего лишь одной женщиной, мы чувствовали себя до бесконечно легко и свободно. Будто с каждым ударом, что она наносила нам, с каждым поражением она выколачивала из нас все остальные заботы, оставляя место лишь одному — умиротворению. Даже униженный Орлов ходил с каким-то странным, загадочным видом только что просветившегося человека.
Я же ощущал себя немного иначе — победа над Евлампией далась мне далеко не малой кровью. Признав во мне равного ей соперника, она не сдерживалась и била что было сил. Меня же вело одно лишь сплошное наитие, а я чувствовал, что сумел ее одолеть лишь потому, что она попросту выдохлась и устала.
Перед глазами до сих пор стоял тот момент, когда она споткнулась и упала. А ее шпага заскакала по полу. Тогда я почуял на себе внимательный взгляд Николаевича — старик будто желал узреть, что я сделаю дальше. Сумею ли остудить юношеский пыл, сдержать удар и вовремя остановиться? Уверен, у него был на этот случай какой-нибудь прием. Впрочем, Романовна и сама оказалась не промах, когда я протянул ей руку помощи. Запястье до сих пор болело от проведенного ей захвата. Взбудораженная, горячая, но все столь же легкая на подъем и задорная, она горячо шепнула мне, что помогать противнику — большая глупость.
Разминая запястье, я был с ней полностью солидарен.
— Это было непревзойденно!
Не участвовавший в общей потасовке Дельвиг не чувствовал себя хоть сколько-то ущемленным. Наоборот — вышагивал впереди, будто чрезмерно впечатлительный ребенок. Он держал себя в руках. Но я так и видел, как он больше всего на свете желает выхватить мнимую шпагу и размахивать ей не хуже, чем я сам. Уверен, это обязательно ляжет новыми строками на его стили или будущий рассказ. Не раз и не два я просил его дать мне почитать, что же он там такого написал, но он всякий раз то сказывался занятым, то обещал дать потом, когда закончит. Ибо половину работы показывают лишь дураки, а он разве такой?
На этот довод мне нечем было возразить. Жека шел мрачнее тучи — если бы не его длинный язык, то этого представления не было бы и в помине. Хотя больше чем уверен, что спроси мы сейчас любого старшекурсника — и они расскажут, что все они проходили подобный урок рано или поздно. В плывущих мимо нас фигурах будущих офицеров я видел лишь боксерские груши, до отказа забитые тайнами офицерского корпуса — стоит их лишь хорошенько встряхнуть, как они выдадут все и вся.
Я ткнул Женьку кулаком в плечо, желая его подбодрить.
— Ты чего скис, дружище?
— Да так… — Он как будто не желал с нами разговора, а плелся рядом лишь за компанию.
— Господа, вы знаете… — вдруг задумчиво проговорил Дельвиг. Я узнал это его придыхание — с таким он готов был сообщить нам очередную важную веху в его жизни. Взбудораженно он вещал нам о начале своего нового романа, столь же одухотворенно говорил, что копит деньги, чтобы открыть собственный издательский дом, отдельный от отцовского дела. Хочет издавать литературу — новую, молодую и живую! Сейчас я ждал чего-то в этом же духе.
Но, видимо, день подкидывал один сюрприз за другим, и даже толстяку было чем нас удивить.
— Дай-ка угадаю, — не без раздражения, будто желая все испортить, буркнул Женька. — Ты сочинил новый стих и обязательно хочешь зачитать нам его первые строки?
— Лучше! — с горящими глазами и выставив перед собой ладони, не пряча радостной улыбки, заявил Леня. Он будто в самом деле не видел сарказма на свой счет, в детской наивности принимая чужие насмешки за интерес. Мы переглянулись с Женькой, но так ничего и не сказали.
Толстяк же задрал рукав и продемонстрировал нам яркую, проявившуюся там отметину. Глаза Лени пылали восторгом — он будто представлял нам свой магнум опус и ждал чистого восхищения. Жека закатил глаза, я же оказался не столь жесток к наивности нашего друга.
— Ого! И кто же он? Кто-то из твоих знакомых литераторов? — Я попытался представить того, кто решился пойти за Дельвигом в те самые огонь и воду, которые нам обещали едва ли не на каждом уроке. — Или какой-нибудь художник?
— Это скрипачка, — гордо задрав голову, заявил он. Я вскинул бровь: удивился, скорее, тому, что Дельвиг сумел отыскать девушку, согласившуюся стать его первой подопечной. Жека же, кажется, был куда больше в курсе, чем я, а потому оживился.
— Та самая японка? Которая была у тебя в гостях год тому назад?
— Да, Евгений! Именно она! Честно говоря, я не ожидал ничего подобного, но она по своей воле приехала со своей родины и предложила стать моей первой подопечной.
Я закусил губу. Что ж, в мире полно дев, желающих видеть подле себя пусть и неказистого, круглого, как глобус, но романтика. Осознавал ли, что «быть его подопечной» азиаточка желала совершенно в ином смысле, чем понимал Дельвиг, я спрашивать не стал. Посчитал, что это будет слишком низко с моей стороны.
— Я хотел бы вам представить ее завтра. Она будет давать благотворительный концерт в «Ъеатре».
— В театре? — переспросил я? Мне показалось, что первую букву жиртрест попросту проглотил. Тот же, словно подтверждая мою догадку, старательно закачал головой.
— Именно, что в том самом театре. Вы пойдете со мной?
— Буду рад, — отозвался Женька. Дельвиг перевел полный надежды взгляд на меня, будто только моего одобрения во всем и ожидал. Я выдохнул и согласно кивнул — отказывать в такой малости? Главное, подумалось мне, чтобы сам Сатана не решил воззвать к моему долгу перед ним в этот самый момент. Или чтобы Орлов не назначил на этот день ту самую злосчастную дуэль.
— Тогда встретимся на этом же самом месте, друзья, завтра после занятий. У вас есть какие-нибудь планы на сегодняшний вечер?
— У меня как всегда, — выдохнул Женька, — буду искать своего подопечного и дальше. Увы и ах, но в этот раз неудачником среди нас оказался только я. Но буду рад увидеть твою подопечную завтра вместе со всеми вами.
— Федор, а ты?