Князь Рысев 3

Музыка вклинилась из ниоткуда. Не местная, чужая, совершенно инородная. Окружавшие меня чудища и герои былин на миг остановились, задумчиво выискивая причину своего волнения.

Колыбельная на скрипичном инструменте звучала до непривычного чуждо.

Чуждо и хорошо.

Волны успокоения пролились словно дождем. Подхваченная строками нот, Сузу раскачивалась на волнах той мелодии, что играла. Ее исполнению не хватало мягкости клавишных, но она компенсировала старанием. Дельвиг, стоявший позади нее, больше всего напоминал мясную стену. Словно готов был принять любой удар, который будет предназначен девчонке.

Его пальцы вырисовывали в воздухе символы. Ничего не делая, они таяли. Губы толстяка шевелились в беззвучном послании. Я прищурился, пытаясь понять, что он делает.

Сообразил не сразу, но улыбнулся ему в ответ, поблагодарил за подсказку.

Я вспоминал все, чему за это время успела научить нас Валерьевна. Ох и хитрая лиса, она как будто знала, что однажды мы столкнемся с чем-то подобным, и потому готовила.

Фехтование уроками чистописания? Любой спортсмен сказал бы, что это бред — но, благо, мы не в спорте. Раздобыть бы еще клинок.

Словно нарочно, он сразу же попался мне на глаза. Голем вытащил образы защитников Руси, наделив их былинными чертами — ростом, силой, внешним видом.

И клинками. Илья Муромец уже исчез, Добрыня болтался где-то в общей каше образов, а вот Алешка...

Алешка стискивал в руках то, что сейчас мне было нужно больше всего на свете.

Я рванул к нему.

Заслушавшийся Алеша Попович раскрыл рот, протянув руку к исполнительнице — словно желал коснуться ладонью ее таланта. Я выхватил из его рук меч — он отдал его неохотно, бросил на меня уничижающий взгляд, вспомнил, что собирался убить.

Слишком поздно, я подарил ему смерть от его же оружия — нелепо вскинув руки, он попросту растворился в воздухе.

Над головой ухнуло, словно кто взорвал ракету. Зашаталась люстра, после чего в прощальном полете устремилась вниз. Зазвенели стекло и хрусталь, осколками роскоши оседая по полу зала. Колонна, казавшаяся незыблемой, вдруг пошла трещинами, разваливаясь едва ли не в песок. Потолок зазиял огромной прорехой, любопытный глаз луны решил заглянуть: не безобразничаем ли мы тут, часом, без нее?

Я закусил губу, понимая, что теперь следует быть осторожней. Некоторые из призванных сюда бестий словно были тесно связаны с «Ъеатром». Убив Алешку, я обрушил одну из опор. Не повторить бы теперь своей ошибки с несущей стеной.

Голем бесился, голем недоумевал. За годы спокойного сна он успел привыкнуть к тому, что лишь его сознанию должно и следует вмешиваться в чужие работы. Что лишь он может добавить капельку зрелищности, зерно драмы и самую щепотку восторга оваций. Здесь же и сейчас в создаваемую им историю стылой водой вмешивались чужаки.

Потрясая булыжниками кулачищ, он рванул к прикрывавшему Сузу Дельвигу.

Толстяк заметил несущуюся на них тушу сразу же, встрепенулся от испуга. Я зарычал от дикого, почти нечеловеческого усилия, прорываясь к ним. Не успеешь, шептало отчаяние, злорадно потирая ручонки. Они сдохнут, а ты виноват. Что потом скажешь себе, как оправдаешься?

Егоровна ястребом спустилась почти с небес. Где-то в ее мозгу ёкнуло, что Дельвиг со своей дивчиной куда дороже спокойствия места силы. Словно Геракл, она уперлась руками в валун, надеясь его остановить. Он вдавливал ее в деревянный пол, скрипел паркет, рвался новомодный, прямо родом из Германии, линолеум. Словно кегли, в разные стороны разлетались сколоченные ряды зрительских кресел.

— Рысев, не... убивай... эту... тварь!

Я и не собирался. В голове звучало наставление инфантер-генерала.

Не всякую битву можно выиграть, размахивая кулаками. А может, можно даже сделать лучше, попросту сложив оружие?

Меч Поповича не последовал за своим владельцем, но из тяжелого стального решил обратиться в деревянный декоративный.

Мне же только на руку!

Я перекинул фальш-клинок в ладонь, к которой пристыла Кисть Мироздания. Та никак не отреагировала на эту наглость.

Дельвиг достоин был звания героя! Встав огромной тушей, широко расставив руки, он совершенно по-детски, наивно прикрывал собой Сузу.

Ее ритм сбился, колыбельная умолкла, но мне было уже неважно.

Деревяшка ведь куда легче, чем шпага, верно?

Старательно я выводил в воздухе одну букву за другой. Усиленные Кистью, слова обретали смысл. Призрак невесты скользнул ко мне, но я рубанул ее наотмашь. Исчезая, она оставила лишь тряпку своего платья. Голем, планомерно хоронивший Егоровну в недрах театра, вздрогнул. Слова моих извинений дошли до него через ее погибель. Покосилась ложа, в которой еще недавно мы были вместе с Алиской и Майкой — я лишь надеялся, что с ними все хорошо.

Устав от гнусного сопротивления старухи, каменный гигант снес ее затрещиной в сторону. Всем своим видом он как будто вопрошал: что с того, что ты просишь у меня прощения? Поздно просить пощады!

Я знал, что не поздно. Мороз Ледяной Нос осел, когда мой клинок прошел сквозь него, харкнул сгустком такой настоящей, как у живого, крови. Декоративным мечом убить сложно, но Кисть делала свое дело, обращая его почти в копию настоящего. В конце концов, чем же еще уничтожать вымысел, кроме как инструментом для его создания? Очередное послание с чужой кровью скользнуло в голема. «Ъеатр» задрожал, будто снаружи его пинали с десяток исполинов.

Не желая слушать, воплощение поэзии рвануло ко мне, сметая со своего пути Дельвига. Вскрикнула рухнувшая наземь Сузу, нелепо закрываясь рукой — будто девичьей ладонью в самом деле можно было остановить стотонный булыжник.

Я оказался рядом с ней в самый последний миг. Клинок сверкнул серебрянкой на плотных краях, лизнул острием великана.

Утробный вой, похожий на обиженное рычание, стал мне ответом.

Гигант навис над нами, собираясь раздавить следующим ударом.

Я поднял меч над головой и что есть сил хрустнул его о колено. Вопреки опасениям, он переломился, как и положено деревянной игрушке. Обломки глухо ухнули по полу. Я смотрел в многообразие глазков-кристаллов, все еще целых, неразрушенных, заполненных чьими-то мечтами.

Живой камень завис в нерешительности. Враг не дерется? Враг сдается? А может, он и не желал сражения вовсе?

Груз недопонимания лег на его плечи. Словно осознав чудовищную ошибку, великан обернулся — лишь для того, чтобы узреть руины собственного дома.

Побоище, которое устроил он сам.