Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 81

Не сумев устоять, я опустился на колено — неспешно, медленно, не желая все испортить тем, что попросту завалюсь на спину. Автомат, который, оказывается, я все это время стискивал в руках, наконец, замолчал. По пальцам, словно плетью, ударила хлещущая патронная лента, бронзовые желтые гильзы купались в моей крови. Я не сумел его удержать — он гулко ухнул наземь, ткнулся дымящимся стволом в ворс ковра, затих.

Алиска не ведала пощады. Мне казалось, что едва она узрит, как я истекаю кровью и притом изо всех сил тужусь, строя уморительные рожицы, забудет обо всем на свете и бросится мне на помощь.

Куда там!

Звериная ярость не желала выпускать девчонку из плотных объятий боевого куража. Клинок в ее руках едва ли не звенел, напевая предсмертную песнь каждому нечестивцу, которому не посчастливилось оказаться на ее пути. Лезвие готово было лить кровь хоть вечер напролет, лишь бы больше никогда не покоится в ножнах.

Пелена небытия, в которое столь стремительно спешило мое сознание, заволакивала собой мысли, надежды и мечты, а я понял, что больше не смогу.

Вот, значит, как я умру? В первый раз перед лицом готового размотать меня по асфальту камаза думал о какой-то ерунде.

Сейчас же думать не хотелось вовсе.

Огромных размеров черт выскочил прямо позади Алиски из разверстой преисподней. Егоровна не собиралась легко сдаваться, желая до конца испить чашу выпавшего ей шанса. Черная книга, парившая перед ней, прямиком из глубин Ада вытаскивала одного кривохвостого за другим. Кому-то другому могло показаться, что еще чуть-чуть — и она, чуть покопавшись в дьявольских горнилах и самого Сатану за шкирку вытащит.

Я же поймал себя на глупости — представил, что старуха призывает похоронную процессию для моей души.

Надеюсь, прикрепленная ко мне Биска не будет меня терзать столь же азартно, как и Иоганна, хоть и сомневался.

Вопреки всем ожиданиям, здоровенный демон набросился на Алиску, зажав ее в объятиях. На глазах все еще живых гвардейцев, утонувшая в собственном неистовстве велеска вдруг сжалась, поднявшись в воздух. Широко раскрытые глаза выражали только ненависть к незримой преграде, взбудораженные крылья носа чуяли врага, из глотки озлобленной лисицы лился животный, нечеловеческий рев. Ноги бултыхались, молотили по воздуху, не ведавшие святой благодати зубы спешили отчаянно и бесполезно сомкнуться на чертовых запястьях. И как, простите, только он ее держит, а она ему ничего сделать не может.

Я бы обвинил дьявола — ха-ха! — в предательстве, если бы он вдруг резко не развернулся.

Напрудивший под себя боевик сжимал в поднятых руках гранату. Дуга рычага отскочила прочь, взгляд приковывало малозаметное кольцо чеки, покоившееся на полу.

Взрыв ударил демону в спину, жадное пламя лизнуло тылы, осколками посекло стоящих рядом с боевиком соратников. Как будто кто-то в детстве ему страшно наврал, что так уходят из жизни только герои.

Меня волокли, а я уже почти ничего не ощущал. Голоса надо мной кричали о бинтах, йоде, настырно звали невесть откуда обязанного здесь взяться медика. Мне же думалось, что даже сама Славя сейчас не способна выхватить меня из цепких лап смерти. Мир, столько раз пытавшийся отправить меня обратно на тот свет, жадно потирал ручонки — чего хотел, он почти добился.





У Егоровны был командирский глас, велевший бросить мою никчемную тушку и срочно спешить в главную ложу! Если у представителя Императорского дома хоть волос с головы упадет...

Дальнейшие обещания с угрозами ей не потребовались. Убоявшись гнева Императора гвардейцы бросились прочь.

Старуха склонилась надо мной — не иначе, как самолично хочет закрыть мне глаза. Отчаянный, плаксивый визг Алиски лез в уши — так, наверное, скулить умеют только лисицы.

Завидев, что случилось со мной, она кляла себя последними словами, была готова хватать за руки, тормошить и хлопать по щекам.

Наверно, следовало сказать главной чертознайке спасибо — она не дала ей этого сделать. Привыкшая повелевать демонами да чертями, она была не склонна терпеть чужое неповиновение. Первый окрик на Алиску не сработал, а второго и не последовало — все тот же бес-здоровяк со свиным рылом оттащил ее от меня силой.

Старуха зашептала не хуже ведуний с битвы экстрасенсов — ну да, сейчас-то я ей ничего противопоставить не смогу, абсолютно беспомощен, совершенно бессилен. Так чувствует себя зажатая в детском кулаке муха, прекрасно осознающая, что по ту сторону мглы лишь боль, мучения и издевательства.

Хотелось плюнуть и самым паскудным образом назло ей сдохнуть.

Егоровне, в отличие от Слави, не требовалось вгонять меня в транс, у нее были свои методы. Рядом с ней стоял инквизаторий — единственный из уцелевших. Лопоухий мальчуган с нескрываемым любопытством следил за каждым ее движением — словно желал запомнить, как и что следует делать. Егоровна не была похожа на тех, кто объясняет дважды.

Того, что произошло дальше, никто не ожидал. Крик, полный отчаяния, врезался в мои уши. Заставил раскрыть глаза, вырвал из мертвецкого плена. Заскулила от ужаса Алиска, пытавшаяся вырваться из чужой хватки. Она вдруг присмирела от застывшего на ее лице ужаса — что же такого должна была увидеть готовая кромсать в клочья лисица, я даже боялся представить.

Иногда лучше один раз увидеть, чем пять раз представить.

На пол рухнуло бездыханное, бледнеющее тело. Мальчишку били предсмертные конвульсии — он умер сразу и быстро, почти ничего не почуяв. А вот с душой было совершенно иначе. Чертята, так и вившиеся вокруг треклятой старухи, прыгали от нетерпения. Словно стая оголодавших псов, они накинулись на свежего покойника, вытаскивая из него еще не успевшую юркнуть к спасительным небесам душу. В их лапах огнем пылали адские муки и огонь преисподней. Неотмоленного, неотпоенного парнишку ждала не лучшая участь. Мне казалось, что я почти вижу, как отчаянно рвется прочь его юный дух, вознося молитвы, взывая к помощи святых, призывая на защиту ангелов.

Все они были глухи к его просьбам.

Ему хотелось куда угодно, только не в Ад. Мнение он успел изменить быстро. Едва грешата решили, что разверстый зев преисподней не лучшее место для него, парня, словно старую тряпку, потащили к черной, обутой в кожу с медными уголками книге. Это предсмертный бред, по-другому и быть не могло. Иначе как объяснить, что фолиант чертознайки высунул зеленый, почти салатовый язычок, жадно облизнулся грядущей добыче?