Реквием

  «Рассказывай эти басенки кому-нибудь другому, -говорит Пепо. — Боян и любовь — глупости все это! Не кому-нибудь, а именно ему вечно не хватало ампул».

  «Это ты верно заметил, — соглашается Апостол. -Тут дело нечисто».

  «Это для тебя нечисто, — кипятится Пепо. — А ему что, открыл для себя другой источник, и начхать ему на нас».

  «Ты так думаешь?» — спрашивает Апостол, которого

подогреть нелегко.

  «А то как же? Пройдись вечерком мимо «Софии», когда он там — сидит себе довольный, спокойный, так ведет себя только человек, у которого всегда есть доза в кармашке про запас. А мы в это время извиваемся как змеи, на стенку готовы лезть от нервов».

  «Ты помнишь, Пепо, как мы давали клятву делить все поровну?» — выходит из себя Апостол.

  «Ты эту клятву лучше ему припомни, а не мне», — говорит Пепо.

  «Именно это я и сделаю. Я ему припомню. Так припомню, что вовек не забудет».

  Это было на прошлой неделе, — повторяет Лили. — И я даже не обратила особого внимания на эти разговоры, потому что наши, особенно эти двое, любят потрепаться. Но с того момента этот разговор повторяется с небольшими изменениями каждый день, и Апостол заводится все больше и больше, а он из тех, что заводятся не так скоро, но если уж заведутся, то способны натворить много всяких бед.

  Она гасит сигарету, откидывается на спинку стула и продолжает:

— А вчера в парке от общих разговоров уже перешли к секретным планам.

  «Давай поочередно за ним следить, — предлагает Пепо. — Следить неотступно. Один день — ты, другой день — я. Не может быть, чтобы мы его не сцапали».

  «Я из него вытрясу снадобье и превращу его в отбивную котлету!» — грозится Апостол.

  Но хотя Апостол хорохорится больше других, Пепо опаснее его, если хотите знать. Настоящий гангстеренок. За упаковку морфия готов мать родную продать.

— Еще что? — спрашиваю я.

— Разве этого вам мало? Шутка ли: обдумали план, установили за ним слежку, кто может сказать, чем все это кончится?

— Дело серьезное, — признаю я. — А почему бы вам не предупредить Бояна?

— Я хотела это сделать еще в прошлую субботу, но он меня избегает, — отвечает Лили в явном смущении.

— Вы, кажется, были друзьями...

—  Были.

—  Из-за него, если я не ошибаюсь, вы и в эту компании вошли.

  Она чуть заметно кивает.

— Но Боян уже порвал с компанией. Тогда что же вас связывает с этими ребятами — с Пепо, Апостолом?

  Лили молчит. И лицо ее тоже ничего не говорит. Белое, немного полное, невыразительное лицо.

— Ответьте же, — настаиваю я. — Это не допрос, а обычный человеческий разговор.

— А' куда мне деваться, по-вашему? — неожиданно поднимает она глаза, чуть повысив тон.

— В этом городе живет миллион душ, моя дорогая.

— Да, но человек не может жить с миллионом душ, ему достаточно нескольких близких людей... если хотите, одного-единственного близкого существа, — отвечает она своим низким хрипловатым голосом.

— Не спорю. Мне только хотелось сказать, какой богатый выбор. И сделать свой выбор вам будет тем легче, чем скорее вы вырветесь из замкнутого круга этих Пепо и Роз.

— И как же я должна делать свой выбор? Выходить на городские улицы, да?

— Как сделали тысячи других женщин. Раз стольким удается, значит, задача не такая уж трудная.

  «Вы женаты?» — могла бы спросить меня Лили, будь она немного сообразительней. Но вместо этого она опускает глаза и тихо произносит:

— Я уже сделала свой выбор.

  И сразу возвращает меня на исходную позицию.

— Вы довольны своей работой в столовой? — спрашиваю я, поскольку больше сказать нечего.

— Работа как работа.

— Может, вас что-то другое больше привлекает, мы бы могли вам помочь. У вас есть диплом об окончании гимназии?

— Мне хотелось стать учительницей... или воспитательницей в детском саду. В общем, находиться среди Детей, — признается Лили не без стеснения. Потом в голосе ее снова сказывается апатия: — Но с этой моей биографией... да еще без диплома. Куда уж мне...

— Ваша биография только начинается.

— Но слишком скверно, — с досадой отвечает она.

  Мы молчим какое-то время. Затем Лили спрашивает:

— Я могу идти?

— Да, конечно.

— Надеюсь, вы примете меры по тому делу, про которое я вам рассказала? — напоминает она, вставая со стула.

— Можете не беспокоиться. Это же наша работа. И благодарю вас за сведения.

  Встав, я провожаю ее до дверей, хотя здесь, в этом кабинете, это не принято. И мне не терпится сказать ей еще что-нибудь, хотя я не знаю, что именно.